Выйдя из трактира «Лисица», граф и его спутники некоторое время шли молча рядом друг с другом.
Каждый из них был слишком занят своими мыслями, чтобы поддерживать какой-нибудь пустой разговор.
Между тем в саду, по которому они шли, начинал собираться народ; в прежние времена так же, как и теперь, сад служил местом свидания для стариков, приходящих туда погреться, и детей, любящих поиграть и порезвиться под тенью больших деревьев.
Граф и его спутники остановились у решетчатых ворот со стороны Тюильри.
- Ваше преподобие, - обратился к священнику Оливье,- мы здесь расстанемся, так как нам теперь уже не по дороге.
- Очень жалею об этом, граф,- отвечал пастор.- Скоро ли я буду иметь счастье снова увидеться с вами?
- Как знать, отец мой,- вздохнул Оливье.- Мы живем в такое время, когда всякий может ручаться только за настоящее. Пример этого вы видели не далее как сегодня.
- О, не говорите об этом, монсеньор!
- А почему бы и не говорить? Разве моя жизнь менее безопасна, чем чья-нибудь другая? Разве я придаю ей хоть малейшую цену?
- Граф,- прервал его капитан,- вы выбрали очень неблагоприятное место для такого интимного разговора. Позвольте лучше отцу Грендоржу идти по его делам, а мы пойдем по своим.
- Вы правы, капитан; мы можем потратить время с большей пользой, чем болтая на таком открытом месте о делах, которые должны оставаться в тайне; идите, отец мой, да хранит вас Бог! Надеюсь скоро с вами увидеться.
- Я спешу, монсеньор, как можно скорее доставить графине письмо.
- Конечно; это письмо, должно быть, очень важное.
Он остановился и помолчал с минуту.
- Метр Роберт Грендорж,- сказал он, пристально глядя ему в глаза и делая ударение на каждом слове,- вполне ли вы мне преданы?
- Монсеньор, клянусь честью вашего дома, что предан вам душой и телом!
- О, честью моего дома! Теперь я этого не понимаю.
- Монсеньор, я бывший вассал графов дю Люк. Тот, кто носит это уважаемое имя, каков бы он ни был, имеет право на мою преданность и уважение.
- Вы справедливо говорите, метр Грендорж. Может быть, скоро настанет день, когда я должен буду обратиться к вашей преданности.
- Я буду рад этому дню, монсеньор, потому что он даст мне случай доказать вам мою верность.
- Благодарю вас, отец Грендорж, до скорого свидания! Я не забуду ваших слов.
Пастор с минуту следил глазами за удалявшимся графом; когда тот совершенно скрылся за густой зеленью деревьев, он глубоко вздохнул, покачал головой и, медленно выйдя из сада, направился к улице Сент-Оноре.
Было три часа пополудни, когда он подошел к дому, где жила графиня дю Люк.
- Вот и вы, ваше преподобие! - встретил его метр Росту.- Я давно уже жду вас, а графиня даже несколько раз о вас спрашивала.
- Очень жалко, что не мог явиться к графине раньше, но меня задержало важное дело.
- Я так и говорил хозяйке. Она приказала мне просить вас к ней, как только вы придете.
- Если так, метр Ресту, то поскорее доложите обо мне.
- Иду,- отвечал мажордом,- пожалуйте!
Они отправились в комнаты графини дю Люк.
Она была не одна. Ее прелестный Жорж ползал по ковру возле нее под надзором верной няньки.
Рядом с графиней сидела восхитительная девушка лет семнадцати, с задумчивыми голубыми глазами и роскошными каштановыми волосами. Это была одна из тех прелестных, идеальных головок, какую мог бы создать только гений Рафаэля и не сумела бы передать кисть ни одного из других художников.
Увидев пастора, графиня очень обрадовалась и сейчас же пригласила его сесть.
- Наконец-то вы пришли, метр Грендорж,- весело сказала она.- Знаете, я уже начинала беспокоиться, почему вас так долго нет?
- Графиня, вероятно, простит меня, когда узнает, что меня задержали очень важные дела, близко ее касающиеся.
- Что вы хотите сказать, метр Грендорж? Ваши слова пробуждают во мне любопытство.
- Несколько дней тому назад, графиня, мне дали знать, что сегодня утром придет курьер, посланный к вам с письмом.
- Вот как! - заинтересовалась графиня, украдкой переглянувшись с молодой девушкой.- И этот курьер приехал?
- Да, графиня: он прибыл в три часа утра,- отвечал пастор, вздохнув при воспоминании о несчастном сержанте.
- И это все?
- Извините, графиня, он привез вам письмо от герцогини де Роган. Вот оно.
С этими, словами пастор почтительно подал его Жанне.
- Почему же вы так поздно мне его отдаете, если в три часа утра оно уже было в Париже?
- По совершенно не зависящим от меня обстоятельствам, графиня. Я получил его очень поздно и сейчас же поспешил с ним к вам.
- Я нисколько не сомневаюсь, метр Грендорж, но признайтесь, что все это, тем не менее, очень неприятно.
- Действительно, очень неприятно,- подобно эху, повторил пастор, грустно опустив голову.
Жанна дю Люк была еще очень молода. Она была, в полном смысле слова, совершенно избалованным ребенком. Несмотря на то, что очень любила метра Грендоржа и хорошо знала его беспримерную преданность, она никогда не пропускала случая подразнить его.
- Да, это очень неприятно,- продолжала она.- Так это письмо от моей доброй подруги, герцогини де Роган? Вы не знаете его содержания?
- Не знаю, графиня. Да и не позволил бы себе никогда его распечатать, но думаю, что содержание должно быть очень важно.
- В самом деле, оно очень важно. В этом письме герцогиня умоляет меня о приезде мадемуазель Бланш де Кастельно-Шалосс.
- А!…- пробормотал в недоумении пастор.- Мадемуазель Бланш де Кастельно… я… я… Прошу извинить меня, графиня, но я во всем этом ровно ничего не понимаю.
- Как? Вы не понимаете, что это письмо теперь уже бесполезно?
- Бесполезно! Но почему?
- Очень просто: мадемуазель Бланш де Кастельно-Шалосс уже приехала.
- А! Мадемуазель Бланш де Кастельно приехала?
- Да, вот она сама перед вами.
Совершенно сконфуженный пастор встал и почтительно поклонился молодой девушке, пробормотав:
- Ах! Так письмо, значит, в самом деле бесполезно!
Но графиня уже не в состоянии была дольше оставаться серьезной и разразилась громким смехом; ее примеру последовала и молодая девушка.
Веселый смех их еще более усилился при виде жалобного лица пастора.
Графине первой удалось заставить себя перестать смеяться.
- Успокойтесь, мой милый метр Грендорж,- ласково сказала она ему,- ведь я только пошутила.
- Тем лучше, графиня,- отвечал он,- значит, она не приехала.
- Про кого вы говорите?
- Про мадемуазель де Кастельно-Шалосс.
- Да ведь вы сами только что ей поклонились?
- В таком случае, я ровно ничего не понимаю,- уныло отвечал он.
При этих словах молодые женщины снова рассмеялись от души, не стараясь больше сдерживаться.
Графине пришлось около часу успокаивать метра Грендоржа, объясняя, в чем дело. Когда это ей удалось, она рассказала ему, почему молодая девушка была поручена ей на некоторое время.
Мы тоже скажем несколько слов о Бланш де Кастельно.
Фамилия де Кастельно была одна из самых древних в Пуату; могущественные не только по богатству, но и по громадному влиянию, которым пользовались в провинции, Кастельно были первыми дворянами этой провинции, принявшими протестантскую веру. В 1560 году во время заговора в Амбуазе в числе пятидесяти протестантских вождей в присутствии короля Франциска II, Марии Стюарт и Екатерины Медичи был казнен, между прочим, и Мишель Жан-Луи, барон де Кастельно-Шалосс.
Страшная смерть барона положила начало несчастиям, одно за другим поражавшим злополучное семейство.
Гастон де Кастельно, один из самых блестящих капитанов и самых ревностных слуг Генриха IV, истратил все свое состояние на уплату издержек короля, не получив от него за это ни одного медного гроша.
Он умер в 1612 году, не оставив детям в наследство ничего, кроме своей шпаги и славного имени.
Опекунство над десятилетней дочерью, прелестной белокурой девочкой, он завещал своему близкому другу и родственнику герцогу де Рогану.
Герцог начал с того, что заплатил все долги друга и пристроил на службу его обоих сыновей. Похоронив Гастона, он завернул в плащ маленькую Бланш и, утешая ее всю дорогу конфетами и поцелуями, привез к герцогине де Роган.
- Вот Бланш де Кастельно,- сказал он ей только.
- Благодарю тебя, Генрих,- отвечала герцогиня,- теперь у нас будет дочь.
Герцог и герцогиня воспитали Бланш как свое родное дитя. Девочка была так скромна и прекрасна, что не только ее приемные родители были от нее без ума, но и посторонние любили этого ребенка.
Со временем прелестное дитя превратилось в очаровательную девушку. В то время как все восхищались красотой Бланш, она одна, казалось, не замечала ее. Сердце ее, полное благодарности к благодетелям, не открывалось до сих пор ни для какого другого чувства, и слова любви, нередко нашептываемые ей молодыми людьми, посещавшими дом герцогини, не находили в ее душе никакого отголоска.
Благодаря великодушию герцога, братья Бланш были достаточно обеспечены материально; герцог взялся обеспечить и будущность девушки.
Так обстояли дела, когда де Роган уехал из Кастра, оставив там жену.
По всей вероятности, войска неминуемо должны были вступить в город и действовать со всей жестокостью того времени.
Герцогиня, желая защищать Кастр до последней возможности, тем не менее, не хотела подвергать опасностям войны девушку; вот почему, несмотря на нежную привязанность к ней, она решилась отослать ее к кому-нибудь из своих друзей. Первой пришла ей на ум графиня дю Люк.
Герцогиня, недолго думая, послала Жанне письмо с сержантом Ла Прери, предупреждая ее о приезде Бланш де Кастельно, а через два дня сама девушка вся в слезах отправлялась в Париж в сопровождении своих братьев и их друга де Лерана,
Молодые люди нигде долго не останавливались; хотя они ехали только днем, чтобы не утомлять Бланш, но прибыли двумя часами раньше сержанта Ла Прери и входили в дом графини через пять минут после того, как пастор отправлялся от Жанны к Новому Мосту, где его ждал сержант.
Мы должны заметить, что путешествие Бланш не обошлось без приключений: с одним из ее спутников, именно с де Лераном, случилось несчастье.
Молодому человеку понадобилось поправить подкову у своей лошади; чтобы не задерживать товарищей, он так быстро и неловко соскочил с седла, что вывихнул ногу. Несмотря на все усилия продолжать путешествие, ему едва удалось доехать до трактира «Шер-Лнкорн», где друзья вынуждены были его оставить.
Жанна дю Люк, не предупрежденная о приезде Бланш, тем не менее встретила ее с распростертыми объятиями, поручив братьям девушки передать герцогине бесконечную благодарность за оказанное доверие и искреннее уверение в дружбе.
Приказав подать вино и фрукты молодым людям, она попросила их подробно рассказать о путешествии. Оба брата исполнили просьбу графини, выражая, однако, свое сожаление, что должны оставить больного де Лерана в незнакомом городе на попечении, может быть, совершенно неискусного врача.
- Но,- спросила графиня,- почему же вы оставили там вашего друга? Вывих еще не так опасен, если его вовремя исправить.
- Мы были бы очень рады повезти его с нами, но это невозможно.
- Почему же?
- Ах, графиня, по очень простой причине,- объяснил молодой капитан.- На юге Франции одно за другим разгораются восстания, население поднимает знамя мятежа; несмотря на это, королевской армии, располагающей значительными силами, удалось взять почти все города, и только некоторые из них пытаются сопротивляться. Одним словом, как видите сами, у нас страшная воина со всеми ее ужасами и разорением.
- Господи! - воскликнула графиня.- Неужели дела становятся так серьезны?
- Увы, да, графиня; очень немногие города не сдались еще королевским войскам. Главные из них Сен-Жан-д’Анжели, где командует герцог де Субиз; Кастр, где в настоящее время живет герцогиня де Роган; и Монтобан, находящийся под защитой герцога де Лафорса. Этот последний город герцог де Роган, кажется, хочет сделать главным средоточением протестантской религии, чем-то вроде второй Ла-Рошели.
- Удастся ли ему это?
- По крайней мере мы надеемся на успех, графиня; герцог де Лафорс еще помнит Варфоломеевскую ночь. Я забыл вам сказать, что я, мой брат и monsieur де Леран, как самые преданные герцогине люди, тоже принадлежим к гарнизону Кастра, который она защищает в настоящую минуту. Мы считали бы себя бесчестными, если бы после благодеяний, оказанных нам герцогом, хоть на минуту замедлили возвратиться в Кастр и помочь герцогине.
Бланш, до тех пор сидевшая в стороне и молча слушавшая их разговор, при последних словах Филиппа де Кастельно, вскричала с просиявшим лицом:
- Хорошо сказано, брат! Я уверена, что ты готов пожертвовать жизнью для нашей благодетельницы.
- Да, мы пожертвуем нашей жизнью, если это понадобится, сестрица,- отвечал Филипп, обнимая девушку.
- Разве опасность уже так велика? - со страхом в голосе спросила графиня дю Люк.
- В настоящую минуту нет, графиня,- отвечал, улыбаясь, Филипп де Кастельно,- но она грозит усилиться, если только королевским войскам удастся войти в город. Вот почему мы должны поскорей вернуться к нашему посту.
- Я вполне понимаю вас, господа, и не буду удерживать, несмотря на сильное желание провести еще несколько дней в вашем обществе; но мне очень жаль бедного молодого человека, которого вы покидаете.
- Зачем жалеть его? - возразил с улыбкой Филипп.- Граф дворянин и притом очень богат; его положение далеко не неприятно, особенно с тех пор, как вы им интересуетесь.
- О, будьте уверены, господа, я сочту моим непременным долгом осведомиться о здоровье этого совершенно одинокого молодого человека; не так ли, милочка?
- Да, конечно, графиня! Бедный молодой человек!- пробормотала Бланш, причем лицо ее покрылось едва заметной краской.
- Где, вы сказали, он остановился?
- На улице Тикетон, в гостинице «Шер-Ликорн», которую содержит какой-то Грипар, насколько я помню.
- Хорошо, я не забуду,- сказала графиня.
- И я также,- прибавила молодая девушка.
Жанна, улыбаясь, посмотрела на Бланш, сконфуженную тем, что ее, по-видимому, так хорошо поняли.
- Итак, господа,- продолжала графиня,- не беспокойтесь об участи вашего друга, я постараюсь, чтобы он был окружен заботой.
- Благодарим вас тысячу раз, графиня; теперь позвольте нам проститься с вами.
- Не смею вас удерживать, господа, прощайте и не забудьте поблагодарить от меня герцогиню за ее доверие и память обо мне.
Обменявшись еще несколькими вежливыми словами с графиней и простившись с нежно любимой сестрой, молодые люди поспешно удалились.
Первым делом Жанны, когда они остались одни, было позаботиться о комнате для Бланш.
Она начала с того, что позвала крестницу Клерет, жившую у нее в услужении, и поручила Бланш ее заботам; затем отвела девушке совершенно отдельные комнаты, сообщавшиеся с теми, которые она занимала сама. Словом, графиня окружила свою гостью таким вниманием и заботой, на которые способны только женщины.
Все эти небольшие хлопоты были закончены за несколько часов до прихода почтенного пастора.
Рассказав ему в малейших подробностях то, что мы описали в нескольких строках, графиня прибавила:
- Итак, метр Грендорж, что вы думаете обо всем этом?
- Я должен вам признаться, графиня,- почтительно отвечал тот,- что слишком поражен всем случившимся и решительно ничего тут не могу понять.
- Отличное заключение! - рассмеялась графиня.- Какой же вы ужасный мечтатель! Вы никогда не слушаете, что вам рассказывают.
- Простите, графиня, я вполне заслужил ваши сегодняшние упреки, но что делать после всего перенесенного мною за день? Я чувствую себя точно во сне и делаю все машинально, не отдавая себе отчета в моих действиях. Еще раз, графиня, умоляю вас, простите меня!
- Вижу, метр Грендорж, что говорить с вами в настоящую минуту было бы совершенно бесполезно. Чувствуете ли вы себя, по крайней мере, в состоянии оказать мне услугу?
- О графиня, если вы потребуете моей жизни!…
- Мне нужно совсем другое,- перебила его, улыбаясь, Жанна.
- Так приказывайте, графиня!
- Я хочу просить вас совершить небольшую прогулку.
- Прогулку! Но я их столько совершил сегодня утром!
- Что делать, метр Грендорж! В таком случае, окончание вашего дня будет похоже на его начало.
- А в какую сторону вам будет угодно послать меня, графиня?
- На улицу Тикетон.
- Гм! Это одна из самых противных и грязных улиц; там никто не живет, кроме содержателей трактиров.
- Очень возможно; но один человек, которого я попрошу вас навестить, остановился в гостинице «Шер-Ликорн».
- Которую содержит метр Грипар?
- Вы, значит, ее знаете?
- Да, немного.
›- Сознайтесь лучше, что вы там бывали?
- Очень редко, графиня, каких-нибудь два или три раза.
- Это даже больше, чем нужно, для того чтобы знать ее. Итак, вы сначала войдете в гостиницу…
- Слушаю, графиня.
- Затем осведомитесь об одном молодом человеке, приехавшем вчера утром в Париж: его зовут граф Гастон де Леран.
- Гастон де Леран, очень хорошо.
- Он ранен.
- Вероятно, опасно? Бедный молодой человек!
- Я с ним не знакома; но это ничего не значит. Вы попросите провести вас к нему и передадите ему следующие слова, которые прошу вас хорошенько запомнить.
- Ничего не забуду, графиня.
- Хорошо; вы ему скажете следующее: «Графиня дю Люк де Мовер просила меня передать вам поклон; она надеется, что ваша рана не имела серьезных последствий и что вы скоро будете в состоянии к ней прийти». Хорошо ли вы меня поняли?
- Как нельзя лучше, графиня.
- Очень рада, метр Грендорж, а теперь…
- Что теперь?
- Теперь спешите.
- Бегу со всех ног, графиня! - согласился пастор и, поклонившись, почти выбежал из комнаты.
Когда он ушел, Бланш бросилась в объятия графини и спрятала голову на ее груди.
- О, благодарю вас, графиня! - прошептала она.- Благодарю! Как вы добры!
- Дитя! - отвечала тронутая Жанна.- Разве я не женщина, и разве у меня нет сердца?