Отец Жозеф что-то писал, когда к нему вошел Клод Обрио. Сейчас же оставив перо, он лукаво посмотрел на молодого человека.
- А! Это вы, дитя мое! Очень рад. Я не верил, когда мне о вас доложили.
- Отчего же, отец мой? - спросил паж, слегка нахмурив брови.
- Да я и сам не знаю, почему… Мы ведь давно с вами не виделись.
- Ведь мы условились видеться только в случае крайней необходимости, для сообщения чего-нибудь особенно важного, отец мой.
- Так, так, дитя мое! - продолжал тем же насмешливым тоном монах,-Так вы пришли сообщить мне особенно важное известие?
- Да, отец мой, если только вы расположены выслушать меня, в чем я сильно сомневаюсь, судя по тому, как вы меня принимаете.
Монах вдруг выпрямился, точно ужаленный.
- Извините, дитя мое,- сказал он,- я очень занят, Вам неизвестно, может быть, что дела короля очень плохи.
- А если я пришел говорить с вами именно по этому поводу?
- О, в таком случае говорите скорей, дитя мое!
Вы говорите, что дела короля плохи, отец мой? А я вам скажу, что дела протестантов еще хуже.
- Что вы!
- Да; у осажденных нет никаких запасов, нет войска; они просят помощи у единоверцев.
- Вы можете подтвердить это доказательствами?
- Да. Я их купил у человека, которому поручено было доставить их по назначению. Они мне дорого достались. Вот копия с подлинного письма герцога де Лафорса к герцогу де Рогану.
Монах стал буквально пожирать письмо глазами.
- А! И им тоже очень плохо,- сказал он с непередаваемым выражением.
- Это еще не все,-произнес паж.- Для одного этого я бы не загнал так своей лошади.
- Что же еще?
- Прочтите другое письмо.
- Ого! - сказал монах, сверкая глазами.- Это что такое? Сознаюсь, я был не прав, говоря с вами так небрежно. Это очень важные известия. Вы действительно преданный подданный короля.
- Нет, ошибаетесь, отец мой! - вскричал паж, я лицо его исказилось.- Я только… существо, которое мстит за себя!
- Э, что нам до этого за дело, если ваша месть приносит пользу государству! - сказал со зловещей радостью монах.- Вы теперь всего можете просить у меня.
- Благодарю, и попрошу непременно. Теперь в ваших руках спасение королевской армии. Пользуйтесь. Если подкрепление, идущее к протестантам, будет уничтожено, осажденные вынуждены будут сдаться; если же ему удастся войти в город…
- Тогда? - спросил монах.
- Ну, тогда вся ваша надежда на меня; я один могу сломить сопротивление мятежников и открыть королю городские ворота.
- А вы ведь хотели, помнится, отдать нам в руки графа дю Люка.
- И мог бы, возможно, это сделать, но теперь уже не нужно.
- Отчего же?
- Да ведь во втором письме названы офицеры, которые поведут войско в Монтобан…
- Ах, да! Понимаю… Де Бофор и дю Люк!… Ну, ни одному из них не уйти живым, клянусь честью! Чего же вы хотите за такую услугу, дитя мое?
- Ничего!…
- О! Это слишком дорого!
- А я меньше не возьму. Когда я отдам вам в руки Монтобан, тогда мы и сочтемся, отец мой. Согласны?
- Приходится, так как вы требуете. Вам не придется раскаиваться в своем доверии к королю, дитя мое. Он щедро наградит вашу преданность.
- Благодарю вас и прощайте, отец мой!
- Вы уже уходите?
- Да, мне надо скорей вернуться к моему благородному господину, графу дю Люку,
Молодой человек ушел. Монах не спускал с него глаз, пока за ним не затворилась дверь.
- Ну, это слишком смышленое орудие,- проговорил он,- которое всегда надо уничтожать, как только оно становится бесполезным. Пойду скорей к монсеньору епископу Люсонскому!
Молодой человек мчался между тем, не останавливаясь, в Сент-Антонен и приехал туда без всякой задержки.
Граф дю Люк не заметил возвращения, как не замечал и отсутствия своего пажа. Он был занят таким серьезным делом, что ему было не до того. Но капитан Ватан все видел. Ему давно казались подозрительными таинственные исчезновения пажа, и предлоги, которыми объяснял их молодой человек, не удовлетворяли его.
Он сообщил свои подозрения Клер-де-Люню и Дубль-Эпе, и они втроем стали за ним следить, не показывая виду графу; конечно, капитан тоже ничего не говорил ему, он слишком хорошо знал своего друга, чтобы доверить ему такую вещь.
Одиннадцать отрядов пехоты, посланные на помощь Монтобану, состояли из старых, опытных солдат и разделялись на три части: одной командовал Сент-Аман, другой - Бофор, а третьей - граф дю Люк.
Бофор хорошо знал, что секретное решение совета, состоявшего больше чем из двадцати человек, не могло остаться тайной; поэтому он приготовился на случай, если бы роялисты узнали о посланном подкреплении.
Ришелье действительно предупредил короля, и королевские войска уже три дня караулили протестантов, чтобы не дать им войти в город.
Шеврез, Вандом и Шомберг засели со своими отрядами в Грезинском лесу, рассчитывая напасть на неприятеля, но прождали напрасно.
Бофор нарочно посылал отряды то к той, то к другой части королевской армии, и этим совершенно сбил с толку роялистов.
Между ними наконец утвердилось мнение, что протестанты хотят только утомить королевское войско и дать тем временем осажденным оправиться и поправить укрепления.
Уверившись через шпионов, что в подкрепление никто больше не верит, Бофор велел выступать.
Чтобы хорошенько сбить с толку роялистов, он пошел сначала на Кастр и ждал там, притаившись, как кошка. Серьезно обсудив все дело с де Роганом, он вышел из города, шел всю ночь, потом, дав оправиться войску, к вечеру следующего дня двинулся дальше. В Сент-Антонене еще раз отдохнули и окончательно пошли к Монтобану. По странному случаю, за все время этого длинного пути по открытой дороге их никто не потревожил, ни разу им не пришлось сделать ни одного выстрела.
Войско тихо отправилось дальше. Два часа они шли, как вдруг капитан Ватан и Клер-де-Люнь, шедшие впереди разведчиками, наткнулись на главную часть войска герцога Ангулемского, караулившего протестантов. Капитан успел вовремя броситься в сторону, и его не заметили. Он вернулся назад предупредить Бофора.
Бофор велел вернуться в Сент-Антонен; иначе их всех изрубили бы, так как ночь была темная, и место неизвестное.
Бофор, не желая более полагаться на случай, послал шпиона к графу д’Орвалю предупредить о происходившем и попросил дать ему проводника.
Только на третий лень к вечеру явился проводник от д’Орваля. После заката солнца опять отправились в путь.
Проводник, бродя от нечего делать около бивуачных огней, встретил вдруг Клода Обрио. Паж сдержал удивленное движение и незаметно сделал ему знак следовав за собой. Они ушли в чашу леса.
- Что это ты тут делаешь, Лабрюер? - спросил с усмешкой молодой человек.- Я думал, что ты в Монтобане.
- Я был там,- отвечал бывший лакей,- но протестантам понадобились мои услуги, и я решился еще раз пожертвовать собой.
- Хорошо они тебе за это заплатили?
- Недорого, сто пистолей.
- Отлично! Так ты взялся провести протестантов в Монтобан?
- Да!
- Хочешь заработать еще сто пистолей?
- Еще бы! Особенно, если это не трудно.
- Напротив, очень легко.
- О, так я ваш! В чем дело?
В эту минуту невдалеке послышался довольно сильный шум.
Паж быстро обернулся, стал всматриваться и вслушиваться, но ничего не заметил.
- Пойдем! - сказал он скороговоркой.
Они пошли дальше, продолжая разговаривать между собой.
- Так я получу сто пистолей?-очень внятно спросил Лабрюер.
- Да тише, болван! - сердито сказал паж.-Сто пистолей получишь сейчас, а пятьдесят - потом.
Едва успели они скрыться в чаще леса, как ветви раздвинулись, и вышел капитан Ватан.
- Странно! - прошептал он, оглядываясь кругом,- Мне показалось, что я сейчас видел здесь этого чертенка пажа с новым проводником. О чем они могли говорить? Ведь они не знают друг друга… Или слишком хорошо знают. Ну, друг Ватан, смотри в оба! Не знаю почему, но мне кажется, что тут непременно замешана де Сент-Ирем… давно что-то не слыхать об этой красавице.
Он вышел из леса, по не успел сделать трех шагов, как столкнулся нос к носу с Обрио. Молодой человек лукаво ему поклонился и, смеясь, повернулся спиной. Капитана это так ошеломило, что он разбил свою трубку.
- Ну, я говорю, что это хорошо не кончится! - пробормотал он и, покачивая головой, вернулся в лагерь.
Войско вскоре двинулось в путь; проводник, замечая, может быть, что за ним следят зорче, нежели бы он хотел, вел правильно; до Монтобана оставалось всего полмили.
Роялисты были совершенно сбиты с толку непонятными действиями протестантов.
Маршал Праслен несколько дней тому назад был ранен, и всем распоряжался за пего теперь Бассомпьер, измученный, едва стоявший на ногах от усталости. Он велел построить баррикады на перекрестках всех дорог, которые ему нужно было стеречь. Солдаты засели за баррикадами, тянувшимися вдоль большой дороги, пересекавшей долину Рамье, между Пикеко и Монтобаном.
Праслен настоял, чтобы Бассомпьер лег отдохнуть на несколько часов. Едва он успел заснуть, как его разбудили сказать, что в Монтобан к протестантам идет подкрепление.
Сна как не бывало. Бассомпьер вскочил и отправился к большой дороге, о которой мы говорили, захватив отряд в двести человек; к нему присоединился полковник Гессей с двумястами пятьюдесятью швейцарцами.
Оставшись с Пьемонтским полком для защиты дороги, Бассомпьер велел жандармам выступить на тысячу шагов в поле и, узнав о приближении протестантов, послал двести пятьдесят швейцарцев на помощь двум ротам Нормандского полка, сидевшим в засаде. Вслед за тем послышались выстрелы протестантов: роялисты отвечали тем же. Отряд графа дю Люка бросился на баррикады, но не мог взять их; Бассомпьер велел бить в барабаны и продолжать подвигаться вправо, а швейцарцам в то же время без шума идти влево.
Капитана Ватана заставил насторожить уши этот барабанный бой посреди ночи.
- Бассомпьер нас атакует,- сказал он Оливье,- это его уловка; но я с этими штуками знаком.
- Что делать? - спросил граф.
- Идите на звук барабанов; они, наверно, там один, а швейцарцы стараются обойти нас.
Это подтвердил прибежавший Клер-де-Люнь.
- Через десять минут мы будем между двух огней! - сказал он.
Протестанты успели свернуть и спаслись. Граф передал команду капитану и поспешил предупредить Бофора о западне. Но было поздно.
Отряды Бофора уже двинулись.
Граф хотел остаться с ним, но Бофор не позволил.
- Теперь каждый за себя,- сказал он.- Постарайтесь со своими отрядами войти в город, а я в это время порядком доставлю хлопот роялистам, чтобы они не мешали вам.
Жаль было Оливье бросить его в такой опасности, но делать было нечего.
Пожав ему руку, он уехал.
Между тем солдаты Бофора подвигались с криком «Да здравствует король!». Роялисты, думая, что это их собственные отряды, не мешали им подходить. Все шло хорошо, как вдруг Клод Обрио, проскользнув к проводнику, шепнул:
- Пора!
Он сунул ему кошелек с золотом и скрылся.
- Да здравствует де Роган! - сказал Лабрюер.
- Стреляй! Это неприятели! - скомандовал Бассомпьер.
Началась резня. Первым был убит Лабрюер. Четыреста человек легло на месте. Израненные Бофор и Пенавер должны были сдаться.
Но в то же время семьсот человек графа дю Люка вошли в Монтобан с огромным обозом провианта и боевых припасов.
Таким образом, город был все-таки подкреплен во всех отношениях, и задача коннетабля сделалась еще труднее.