Холодно и молча поклонившись графине де Сент-Ирем, Оливье, не обращая больше на нее внимания, подошел к стене, снял длинную рапиру и опоясался ею, заткнул за пояс нож и два заряженные пистолета и стал заряжать пищаль.
Девушка тревожно следила за ним.
- Извините, граф, я здесь,- сказала она, видя, что он как будто совершенно позабыл о ее присутствии.
- Вижу, графиня,- хладнокровие отвечал Оливье, продолжая свое дело.
- Скажите, пожалуйста, граф, что вы делаете?
- Заряжаю пищаль.
- А! - произнесла она с легкой иронией в голосе.- Я не совсем несведуща в этих вещах, но спрошу у вас одно.
- Что такое, графиня?
- Вы разве собираетесь кого-нибудь убивать?
- В настоящую минуту, я думаю, нет, графиня.
- Как! Вы даже не знаете?
- О графиня! Вы женщина и должны знать лучше, чем кто-нибудь, что на земле ни за что нельзя ручаться.
- Что это, угроза? - сказала она, пристально поглядев на него и привстав.
- Графиня,-холодно отвечал граф,- кто сознает, чего хочет и на что способен, тот не угрожает, а действует.
Настала минута молчания.
Графиня исподлобья следила за графом, как львица, стерегущая добычу, и только по сильно подымавшейся и опускавшейся груди можно было заметить, как она взволнована.
- Ну, вот, теперь все готово,- сказал граф, положив возле заряженной пищали еще пару пистолетов.
- Вы закончили свои воинственные приготовления, граф? - насмешливо спросила Диана.
- Закончил, графиня.
- Угодно вам теперь уделить мне несколько минут?
Граф обнажил шпагу и, опершись на нее, поклонился с ироничной вежливостью:
- Я к вашим услугам, графиня.
- Престранная у вас, признаюсь, манера говорить с дамой, граф.
- Извините, графиня, у всякого свои привычки.
- Да, но в настоящую минуту…
- Извините, графиня, вы столько времени жили в моем доме и не знаете, что мы, дю Люк де Моверы, всегда так разговариваем со своими врагами?
- Как, граф! Вы меня называете своим врагом?
- Да, графиня, самым неумолимым врагом.
- Вы, конечно, шутите?
- Нисколько, графиня; вам стоит немножко подумать и вспомнить, и вы согласитесь со мной.
- Но если бы даже и так, чего я не допускаю, неужели я так опасна, что в моем присутствии надо надевать на себя целый арсенал?
- О, вас лично я не остерегаюсь!…
- Так кого же?
- Убийц, которых вы спрятали, может быть, вот тут… в моем алькове.
- О граф! Так оскорблять меня!
Граф повернулся и сделал шаг к постели.
- Куда вы идете, граф! - привстала она, будто намереваясь загородить ему дорогу.
- Куда я иду?.
- Да!… Куда вы идете?
- Удостовериться, точно ли вы одна здесь, графиня, и извиниться перед вами, если я ошибся.
- О, напрасно, граф! Вы только нанесете мне лишнее оскорбление, больше ничего! Разве я не давно привыкла к этому?
- О, пожалуйста, графиня, не будем лицемерить! Мы знаем друг друга хорошо. Я не стану удостоверяться, есть ли здесь кто-нибудь; я знаю теперь, что мне остается делать.
Графиня как-то странно посмотрела на него и, вдруг бросившись к его ногам, залилась слезами.
- Да, Оливье! Это правда, в твоем алькове спрятаны люди!
- А! Видите, графиня, я знал, что вы наконец задумаете убить меня!
- Оливье! - вскричала она с надрывом в голосе,- Как ты можешь это говорить? Я хотела убить тебя? Я, которая пришла тебя спасти!…
- Вы лжете!
- Оливье, мужчина, оскорбляющий женщину,- подлец, тем более, если эта женщина была его любовницей!
- Пожалуйста, без громких слов, графиня! Уж теперь-то вам не удастся провести меня.
- Оливье! Презирайте меня, я перенесу это без жалоб, только ради Бога, бегите, спасайтесь! Через час, может быть, будет поздно… все знают, что вы один из главных реформаторских вождей!
Граф с минуту смотрел на нее с холодным презрением.
- Вы все сказали, графиня?
- Все! - прошептала она сдавленным голосом.
- Хорошо, теперь выслушайте меня; мне очень немного надо вам сказать.
- Говорите! - медленно произнесла она, встав с кресла и кинув на него змеиный взгляд.
- Графиня, есть женщины, которые так низко упали, что оскорблению не пробиться до них сквозь слой грязи, которым они покрыты… вы одна из таких женщин; я не могу оскорбить вас. Я все понимаю. Вам, неизвестно каким образом, удалось пробраться в мой альков, чтобы иметь удовольствие видеть, как меня зарежут на ваших глазах; вы слышали все, что здесь говорилось. Видя, что ваши замыслы открыты, вы хотели ускорить развязку и попытаться обмануть меня. Но, повторяю, вам больше это не удастся. Благодарите Бога, что вы женщина, иначе я воткнул бы вам нож в грудь! Ступайте отсюда!… Я вас выгоняю! - прибавил он, презрительно оттолкнув ее руку.
Графиня слушала его, бледная, дрожащая, неподвижная, как статуя. Почувствовав его прикосновение, она покачнулась, но сейчас же выпрямилась.
- А! Так-то! - пронзительно засмеялась она.- Так ты еще всего не знаешь! Да, я пришла убить тебя, но ты умрешь не сразу, а мучительной смертью, понемногу… Бессердечный, бесхарактерный глупец! Возле тебя были ангел и демон, и ты не сумел выбрать между ними! Пока ты будешь умирать, я расскажу тебе твою жизнь, которой ты не знаешь, укажу сокровища любви и преданности, которые ты безвозвратно потерял, чтобы сделаться добычей женщины, ненавидевшей, презиравшей тебя… Эй! Сюда!… Попробуй теперь защищаться!
Она вдруг с быстротой молнии обвила его за шею обеими руками, чтобы лишить свободы движений.
Но граф знал, с кем имел дело, и держался настороже. Быстро оттолкнув графиню, он отскочил назад.
На зов Дианы из алькова выскочило человек пятнадцать, вооруженных с головы до ног; они ожидали только ее приказания, чтобы броситься на графа.
В эту минуту дверь спальни открылась, и вошел Дубль-Эпе с рапирой в каждой руке и двумя пистолетами за поясом, а в другие двери просунулось хитрое лицо Клер-де-Люня, тоже хорошо вооруженного.
Мишель Ферре поспешно снял со стены рапиру и храбро встал возле графа.
Их было четверо против пятнадцати человек, но каждый из них стоил двоих. Из всего, что попало под руку, Клер-де-Люнь и Мишель Ферре устроили баррикаду,
- А капитан? - спросил граф у Дубль-Эпе.
- Не беспокойтесь,-он не заставит себя ждать!
Все это произошло очень быстро.
- Не троньте только этой женщины! - сказал граф.- Она мне принадлежит.
- Бейте их насмерть! - крикнула Диана и выстрелила в графа.
Но рука ее дрожала от злости, и пуля засела в потолке. Это послужило сигналом. Вслед раздалось разом восемь выстрелов и со стороны осажденных.
Несколько человек графини упало замертво. Осажденные со страхом увидели, что на место убитых явилось еще десять свежих человек; убийцы не могли все разом войти в комнату, и часть их спряталась на потайной лестнице.
- Вперед! - крикнул граф и со своими товарищами перепрыгнул через баррикаду.
Началась страшная битва. Больше всех отличался Дубль-Эпе; он так размахивал своими рапирами, что вокруг него, казалось, летал круг. Противники были тоже не трусливого десятка и бились мужественно, а Диана, стоя на кровати графа и ухватившись обеими руками за края полога, смотрела на это, точно какой-то злой ангел, парящий над резней.
Это не могло долго продолжаться. Один из бандитов, по-видимому, начальник, пронзительно крикнул, и его ватага вернулась в альков. Граф со своими помощниками прыгнули за баррикаду. Они все, кроме Дубль-Эпе, были ранены; раны их были не опасны, но кровь текла сильно; они наскоро перевязали их друг другу.
Начинало уже темнеть. Граф дивился, отчего внизу, в гостинице, ничего не слышат и не идут к ним на помощь. Только он собирался выразить свое удивление Дубль-Эпе, как за стеной послышался шум.
- Ну, опять за работу! - сказал, смеясь, молодой человек.
И действительно - бандиты опять бросились на них с новой силой; но в это же самое время раздался голос капитана:
- Бей их, бей!
И он явился с несколькими вооруженными людьми позади бандитов.
- Сюда, к нам! - закричал дю Люк.
- Идем, идем! - отвечал со смехом капитан,- Никто из вас не убит?
- Нет еще!
- Отлично! Вперед, товарищи! Бейте их хорошенько!
Началась страшная резня.
Дубль-Эпе первый выскочил из-за баррикады и, с силой оттолкнув убийц, взбежал по ступеням алькова.
Он бросил шпагу, которую держал в левой руке, схватил Диану за пояс и, оторвав ее от полога, за который она крепко хваталась в отчаянии, перекинул себе на плечо, размахивая шпагой, быстрым прыжком очутился снова за баррикадой и бросил девушку к ногам графа.
Бандиты были теперь между двух огней и бились уже только для того, чтобы не быть убитыми.
Видя, что нет спасения, они стали бросаться из окна, но и там их ждали люди Ватана; все нападавшие были перебиты. Из всей шайки осталась цела и невредима одна Диана.
Хорошенькая комната была вся залита кровью, портьеры и занавеси оборваны, мебель переломана.
- Не знаю, как и благодарить вас, капитан! - сказал Оливье, крепко сжав ему обе руки.
- Да за что, милый Оливье? Дело было горячее, но теперь ваши враги перебиты; не станем же об этом больше и говорить!
- Напротив, капитан, об этом надо говорить! Подобный случай в столице Франции непременно должен обратить на себя внимание публики. Нельзя допускать, чтобы в чужую квартиру вламывались разбойники и убивали граждан без всякого повода к этому. За это непременно должно быть возмездие.
- Pardieu! Его нетрудно добиться, граф! Враг в ваших руках. Разбойники делали только то, что им приказали сделать за деньги. Вот эта женщина им заплатила; она одна виновата; отправьте ее вслед за ними.
- Вы не думаете, что говорите, капитан; ведь я тогда совершу преступление еще отвратительнее, тем более, что сделаю его против женщины.
- Да разве это женщина? Это дьявол; если вам противно к ней прикоснуться, то предоставьте мне!
Диана, лежавшая до тех пор на полу в бессознательном состоянии у ног графа, вдруг вскочила.
- Кто вам мешает? - сказала она со зловещим смехом.- Убейте меня! Ведь, выйдя отсюда, я всеми силами буду стараться отомстить вам.
- Можете делать что угодно, сударыня! - с достоинством отвечал Оливье.- Вы женщина, вы теперь одна, вас некому защитить, это не позволит мне нанести вам какой-нибудь вред; тем более, что я вас так глубоко презираю. Ступайте! Я вас прощаю и забываю!
- Но я не забываю, граф де Мовер! Я добьюсь своего!
- Как угодно, сударыня!
- Только я вас предупреждаю,- сказал капитан, так грубо взяв ее за плечо, что она пошатнулась,- если вы мне еще раз попадетесь, я вас раздавлю, как гадину!
Она презрительно посмотрела на него через плечо.
- Нетрудно угрожать тем, кто не может защищаться; но, повторяю вам, я своего добьюсь, и вы пожалеете, что не убили меня сегодня.
- Уходите, сударыня,- повторил граф,- любую женщину надо щадить, даже такую, как вы!
- Хорошо, я уйду, но прежде отравлю вам сердце! Граф Оливье, муж погибшей женщины! Ваша жена смеется над вами. Герцог де Роган уже три дня в Париже; он приехал только для того, чтобы увезти вашу жену, они едут теперь в Монтобан. Идите, стучитесь в дом на улице Серизэ! Вам не достучаться.
- Лжете! - раздался пронзительный голос метра Грипара.- Графиня Жанна уехала не одна; с ней поехала моя жена. Герцог едет на десять миль впереди. Вот, господин граф, письмо от вашей супруги, в котором она извещает вас о своем отъезде; а вот это от герцога, в котором он, вероятно, объясняет, почему это так случилось. Sang-Dieu! Если вам угодно простить эту красавицу, так я не прощу ей убытков, которые она мне наделала в моей гостинице! Пусть заплатит!
Граф невольно улыбнулся и, взяв у него письма, положил ему в руку полный кошелек золота.
- Вы славный человек, метр Грипар! - сказал он.- Вот, возьмите за убытки. Я найду случай доказать вам свою благодарность. А вас, сударыня,- прибавил он, обращаясь к Диане,-убедительно прошу уйти, вам больше здесь нечего делать.
- Нет, постойте! - сурово вскричал Ватан.- Великодушие хорошо, граф, когда дело не идет о собственной безопасности, а тут ведь мы все поплатимся головами. Макромбиш, Бонкорбо, делайте, что я велел!
Диану мигом связали, заткнули ей рот и унесли.
Граф хотел было броситься к ней на помощь, но капитан схватил его за руку.
- Стойте! - крикнул он.- Даю вам слово, что ей вреда не сделают; но теперь все же одним врагом меньше; у нас их еще много осталось. Уже поздно; вы забыли разве, что нас ждут?
Граф помолчал с минуту, опустив голову, потом гордо поднял ее и протянул руку авантюристу.
- Благодарю вас, вы мне напомнили о моей обязанности! - сказал он.- Идемте!