Прошло несколько дней без всякой перемены в жизни наших героев.
Капитану Ватану удалось не только отвлечь от себя подозрения Дефонкти, но даже еще больше прежнего войти к нему в милость.
Он делал вид, что серьезно смотрит на свое назначение помощником начальника дозора, и пользовался этим званием.
По его указанию метра Барбошона взяли как хитрого, ревностного гугенота, руководившего будто бы заговорами под видом смирного и глуповатого торговца. Бедняга сидел теперь в самой надежной тюрьме Шатле.
Граф дю Люк по-прежнему был грустен и задумчив, часто целыми днями сидел дома, допуская к себе только капитана и Фаншету Грипар, перед которой не боялся давать волю сердечному горю.
Он узнал от нее о приезде графа Гастона де Лерана в Париж, о его болезни и о том, что он живет в «Шер-Ликорн».
Гастон был красивый молодой человек с милыми, приветливыми манерами. Ему очень хотелось видеть графа Оливье, и он явился к нему. Его усадили в кресло, положив больную ногу на подушку на стуле.
Он извинился перед графом, что не пришел к нему сейчас же по приезде; Оливье очень ласково отвечал, что об этом не стоит и говорить.
- Кроме того, что я очень рад вас видеть,- сказал он,- я, конечно, сильно беспокоюсь о нашем тяжелом политическом положении, о котором ждал сведений от вас. Меня особенно удивляет, почему герцог де Роган ню прислал мне с вами какого-нибудь поручения.
- Конечно, это должно удивлять вас, граф,- отвечал де Леран,- и мне тем более жаль, что я не явился к вам раньше. Право, не знаю, как бы это объяснить… по вы поймете, конечно, и простите, что я всего сказать не могу.
- Ну, я начинаю понимать немного,- улыбнулся Оливье.- Тут, наверное, вмешалась любовь. Возьмите меня в духовники, милый граф; уверяю вас, я не строг и заранее даю вам отпущение. Ведь я не ошибся, да?
Молодой человек рассмеялся; Оливье внушал ему доверие; попросив графа не смеяться над ним, он признался, что совершенно здоров и вывиха у него никакого нет, что он отпросился у герцогини де Роган ехать в Париж с несколькими молодыми людьми ее штата, который она посылала туда с важным поручением; но так как ему нужен был предлог остаться в Париже, где была одна молодая, прелестная женщина, которую он боготворил, он нарочно упал с лошади на дороге и сказал, будто бы вывихнул ногу.
- Не смейтесь надо мной, граф,- прибавил он,- любовь - это рай, и страдания любви, страдания даже от обмана любимой женщины сладки; ведь кто-нибудь из двоих любящих должен же быть обманут!
Оливье назвал его сумасшедшим, но все-таки счастливым, потому что он еще не потерял веры в любовь и женщин.
- Однако вы ведь не станете злоупотреблять своей мнимой болезнью,- спросил он,- и не задержитесь долго в Париже? Теперь обстоятельства наши очень серьезны.
- Напротив, граф, буду злоупотреблять как только смогу; ведь дурно вылеченный вывих может сделать калекой на всю жизнь. Вы не сердитесь на мое безумие, милый граф, не правда ли?
- Да нет же, ребенок вы этакий!
- Ах, граф, жизнь так хороша, когда любишь молодую хорошенькую женщину!…
- Да, но если она вас обманет?
- О, dame! Волков бояться, в лес не ходить!… Зачем об этом думать? Это приносит несчастье.
- Вы прелестный малый!
В это время дверь отворилась, и вошел капитан Ватан. После первых приветствий он спросил де Лерана, что с его ногой.
- Вывихнул, милый капитан.
- Капитана тоже можно взять в доверенные,- предложил, смеясь, Оливье.
- Давно ли это с вами случилось? - поинтересовался Ватан.
- Дней десять тому назад.
- Ну, так вы, верно, хорошо умеете ладить с вашим вывихом и оставляете его иногда дома, как вчера, например. В одиннадцать часов вечера вы бежали сломя голову около площади Рояль.
- Тэ-тэ-тэ! - вскричал Оливье.
Де Леран сконфузился.
- Вы славно бегаете, впрочем,- невозмутимо продолжал капитан.- Corbieux! Вы буквально перепрыгнули через какого-то буржуа, наклонившегося поискать выпавший у него из рук фонарь.
- Вот, я думаю, перепугался-то, бедный! - рассмеялся де Леран.
- А! Так вы сознаетесь?
- Pardieu! Да, если вы уже все знаете!
- Нет,- лукаво возразил капитан,- я только многое подозреваю. Однако будем говорить серьезно; я за этим только пришел и очень рад, что встретил вас.
- Что такое? - осведомился Оливье.
- Дела быстро подвигаются,- отвечал капитан.- Заговор принимает страшные размеры; первое собрание назначено в субботу в девять часов за Бронзовым Конем.
- Какой заговор, капитан?
- Сейчас все вам объясню. Вы придете, Оливье?
- Конечно, мой друг; только надо быть осторожными.
- Да, мы это обсудим. Можете вы уделить мне сегодня вечером час разговора?
- Извольте, я свободен.
- Господа,- поднялся де Леран,- я вам мешать не буду.
- Да вы осторожнее вставайте, граф! - заметил со смехом капитан.
Молодой человек погрозил ему.
- Послушайте,- продолжал Ватан,- вы ведь хотите, чтобы все серьезно считали вас больным?
- Конечно.
- Ну, так пойдемте, я вас провожу.
- Придете к обеду, капитан? - спросил Оливье.
- Нет, милый друг; раньше десяти часов меня не ждите.
Они раскланялись, и капитан вышел с де Лераном, взяв его под руку, У дверей комнаты молодого человека Ватан сказал, что ему хотелось бы с ним переговорить.
Они вошли,
- Прежде всего, милый граф,- начал капитан,- позвольте вам сказать, что я не хочу чем бы то ни было оскорбить вас.
- Да я заранее в этом уверен, милый капитан.
- Ах, граф! Мы ведь очень мало знакомы, и в положении нашем огромная разница для того, чтобы между нами могла возникнуть какая-нибудь короткость. Но у меня к вам невольная симпатия; я считаю вас благородным, честным человеком, и поэтому отношусь, как к близкому мне.
- Я вам очень благодарен, капитан, и прошу говорить совершенно без церемонии; я вас уважаю и люблю, и не обижусь на вас.
- Извольте в таком случае. Вы приехали в Париж десять дней тому назад. Скажите, зачем вы приехали?
- Гм! Как вы прямо ставите вопрос, капитан!
- Простите, граф; если вам неприятно, оставим этот разговор.
- О нет, напротив, продолжайте!
- Извольте. Вы влюблены.
- До безумия.
- Вам отвечают взаимностью?
- Кажется.
- Значит, наверно. Давно это у вас длится?.
- Около восьми месяцев…
- Но, бедный молодой человек, влюбившись, вы не подумали…
- Я думал только о том. что любил…
- Конечно, конечно! Заметьте, граф, как ни грубы вам покажутся мои вопросы, я ставлю их в высшей степени осторожно. Я не спрашиваю, кто любимая вами женщина - замужняя или девушка, вдова или разведенная с мужем; я понимаю, что мужчина должен уважать женщину, которую любит. Эта дама живет, кажется, на улице Серизэ.
- Этого я вам не могу сказать, капитан.
- Я и не спрашиваю. Я знаю точно. Случайно проходя мимо одного дома на этой улице, я видел вас на стене сада; вы собирались спрыгнуть оттуда.
- А! Но как же я вас не видел?
- Очень просто. Я догадался, что вам не будет приятно, если я вас увижу в такой необычной позе, и отошел в сторону, пока вы не ушли. Теперь я вам объясню, почему затеял с вами этот разговор. Эго дело может иметь очень серьезные последствия,
- Но каким образом…
- Постойте, постойте. Вы говорили графу дю Люку о вашей любви?
- Да, но, разумеется, не называя имени, просто, чтобы объяснить ему мое присутствие в Париже. Вы понимаете, капитан, ведь я не настолько бестактен,чтобы рассказывать графу…
- Corbieux! Конечно, понимаю! - вскричал Ватан, встав и крепко сжав обе руки молодого человека.-Хорошо, граф, вы поступили как благородный человек. Благодарю вас.
- Но мне кажется, капитан...-
- Молчите, молчите! Повторяю, вы хорошо поступили. Теперь я всегда готов служить вам. Позвольте мне только попросить вас об одном.
- Все, что от меня зависит, капитан, даю вам честное слово!
- Граф, не говорите больше никогда графу дю Люку о вашей любви; уклоняйтесь от ответа, если он вас будет спрашивать; скажите, что вы поссорились с любимой вами женщиной.
- Извольте,- отвечал удивленный молодой человек.
Еще раз крепко пожав ему руку, капитан поспешно ушел. Де Леран просто не знал, что подумать.