Самадхи

Глава 37. Серия пятая. Месье Голубь

Как-то при просмотре сериала у меня складывалось впечатление, что Габриэль клепает акум чуть ли не по графику. Если верить сценаристам, то месье Бражник делал одну-две акумы в месяц минимум, а иногда и чаще.

Почему я пришла к такому выводу? Да всё просто: два или три сезона, — я уже не помнила точно, — класс Маринетт не менялся. В каждом сезоне было серий по двадцать, классы перемешивают раз в год. Итого мы имеем более шестидесяти акум за учебный французский период — с сентября до июля. Одиннадцать месяцев.

Путём нехитрых вычислений мы делим шестьдесят на одиннадцать и получаем пять с половиной акум в месяц. Пять с половиной, это же шизануться можно! Еженедельная рутина какая-то выходит!

А были ещё праздники, и наверняка нам что-то не показали…

Короче говоря, здесь всё было несколько более прозаично и логично: в месяц мы с Котом сталкивались с одной-двумя акумами. Началось всё в сентябре, с тех пор мы победили пять акум, на улице заканчивался ноябрь и приближался мой день рождения. Бражник работал по выведенному графику, что было очень приятно — мы с Котом хотя бы примерно знали, когда нужно ждать следующую бабочку.

Как в сериале не подумали про временную линию, я понятия не имела, но была рада, что здесь события не несутся вперёд загнанной лошадью. У Габриэля были свои дела: он продолжал выпускать модные коллекции для подростков и взрослых, посещал званые ужины и вёл достаточно активную светскую жизнь, как по мне. Тем не менее его всё равно называли затворником и отшельником: по сравнению с другими модельерами, Габриэль, считай, безвылазно сидел дома.

Да я бы тоже не особо хотела веселиться, если бы моя душа лежала в стеклянном саркофаге под домом. Не до того немного.

В принципе, канонная скорость появления акум могла быть оправдана: Габриэль спешил вернуть Эмили из комы или с того света. Нам, насколько я помню, так и не сказали, просто ли мадам Агрест без сознания или же саркофаг поддерживает её бренное тело от разложения.

Но тут в голову уже идут мысли про некрофилию, так что чш-ш.

У нас же всё-таки была реальная жизнь, а не фанфик, так что отец Адриана не выплёвывал бабочку за бабочкой — за что ему большое спасибо. Не думаю, что вывезла бы такой темп.

Так вот. Выведя скорость появления акум, я немного расслабила узду, и теперь у нас с Котом помимо тренировок сил появилось время на дурачества. В смысле, мы и раньше не особо превозмогали собственные тела, однако теперь у нас для этого был специально выведенный день — среда, если кому интересно. Вечера среды были посвящены лени, ничегонеделанию, прогулкам по крышам и до-олгим разговорам.

Я это называла «укреплением командного духа», чтобы не чувствовать себя злостным прокрастинатором.

Кто бы подумал, но с нашими средами появились проблемы: мой Кот совсем не умел отдыхать. По его мнению, он должен был постоянно что-то делать. Даже если нет душевных или физических сил, в любом состоянии!

— Мы не можем ничего не делать! — сказал в очередную среду Нуар.

До этого Кот был словно на нервах: ходил по крыше, хлестал себя хвостом, садился и вставал. Я ничего не говорила, потому что считала, что напарнику надо просто перебеситься. Мало ли что у него дома произошло, Габрикинс был тем ещё шлёпком.

А оно вон что в его голове.

— Почему это?

Мне было хорошо. Я лежала на прохладной крыше, — конец ноября, а на термометре температура в районе десяти градусов, беспредел! — закинув руки за голову и наслаждаясь осторожными прикосновениями солнечных лучей. Небо было светло-голубым, и по нему лениво плыли лошадки-облака.

Лошадки, хм. Облака-а-а… жалко, что в этом мире не было русского языка, я бы озолотилась на текстах песен.

— Потому что мы должны победить Бражника! — мягко, словно неразумному ребёнку, сказал Нуар.

Я зевнула и всё-таки села.

— Ага. Пока ты спишь — враг не дремлет!

Кот радостно закивал.

— Да, да!

— Спите больше! — выкинула кулак вверх я, ложась обратно. — Изматывайте врага!

— Нет!

Кот забавно насупился и уселся рядом со мной. Сложив руки на груди, Нуар принялся буравить меня недовольным взглядом.

— Ты так перегоришь, — поморщилась я, отмахиваясь от его внимания. — Отдыхать тоже нужно.

— Разве мы имеем право на отдых?

Это заставило меня открыть глаза и снова сесть.

«Разве я имею право на отдых?» — услышала я.

Адриан выглядел растерянным; он реально не понимал, и вопрос свой задал не из праздного любопытства. Я скрестила ноги в лотос и потёрла глаза.

— Что ты знаешь об эмоциональном выгорании?

— Это ты здесь ходишь к психотерапевту, а не я.

Ну да, был за мной такой грешок: хоть моё состояние и улучшилось, до полного выздоровления кукухи было ещё ой как далеко. Всё усложнялось тем, что я до сих пор не могла полностью довериться работающей со мной женщине, так что мы второй месяц топтались на месте.

А что я ей скажу? Пардон, мадам, я Ледибаг, так ещё и перерожденка из другого мира. Да меня сразу в дурку увезут или на опыты. Оно нам надо? Оно нам не надо, это я вам точно говорю!

— Это не от психотерапевта… вообще, я удивлена, что про это не говорят в коллеже или даже в саду.

Ну, может про сад я и дала лишку, но вот в колеже я бы ввела основы психологии. Полезная штука, которая, к тому же, помогла бы куче народа. Но не-ет, давайте лучше добавим ещё пару часов в неделю геометрии!

— Короче, — я хлопнула в ладоши, привлекая внимание, — слушай сюда, мой юный падамян.

— Пада-мян?

А, точно. Тут же не было Звёздных Войн.

— Не на том концентрируешься.

В своё время я сталкивалась с перегоранием разной силы. Было обычное отвращение — так вышло с университетом, который я в итоге бросила; решение это было прекрасным и обогатило мою жизнь, однако потом я выслушивала вечное нытьё родственников об обязательности высшего образования. Были жёсткие приступы психосоматического дерматита: при поездке на доконавшую меня работу мои руки покрывались ярко-красными пятнами с шелушащейся кожей; выглядело отвратительно.

Была депрессия, когда я уставала от писательства и не возвращалась к нему по две недели. И просто неприязнь к какому-либо роду деятельности.

Всё это я и рассказала Нуару, не скупясь на детали.

— А всё почему? — я наставительно подняла палец вверх. — Потому, что надо отдыхать!

Университет задолбал меня экзаменами и взятками, работа в общепите — тупыми агрессивными людьми, требованиями начальства и пустыми обещаниями повышения. От писательства я уставала, если брала огромный темп, при этом забивая на планирование сюжета и в итоге застревала на каком-нибудь моменте. Но в последнем случае отдыха было достаточно; так-то я и поняла, что писать — это моё. Моя дверь, как сказал бы Зеланд.

Адриан о важности систематического отдыха не знал. Про себя я предположила, что Габриэлю было просто выгодно такое положение вещей: пока ребёнок что-то делает — он не требует твоего внимания. Мой дорогой напарник был занят до двенадцати часов в сутки с учёбой, репетиторами или кружками.

— Отец считает, что лучший отдых — это смена деятельности, — сказал мрачный Кот.

— Ну, так-то оно верно, — я подобралась ближе к напарнику, панибратски закидывая ему руку на плечи в полуобъятии. — Но ещё нужно время на развлечения и просто на ничего.

— В смысле?

— Ох, эти великолепные моменты, когда ты просто лежишь и смотришь в потолок… вот тебе задание, котёнок: лежи пятнадцать минут где угодно, ни о чём не думая. Или думая, но не очень сильно.

— Это же будет дико скучно! — рассмеялся Нуар.

— В том-то и дело. Если тебе скучно — значит, твоя тыковка отдыхает, — я взлохматила светлые волосы. — Перезагрузка, считай.

Кот так умилительно улыбался, что я не выдержала и накинулась на него с щекоткой. Нуар её не боялся, как и я, так что в итоге мы просто валяли друг друга на крыше, будто два больших котёнка.

Устав от дурачеств, мы разлеглись и снова стали смотреть на небо.

— Ледибаг, — позвал меня Нуар, когда я уже почти уснула.

Облака убаюкивали больше поезда.

— М?

— А сколько тебе лет?

Он говорил так тихо, что его голос вплетался в мой сон. Не особо отдавая себе в этом отчёт, я ответила правду:

— Двадцать шесть будет.