— Ты совсем обалдела, столько шмотья выкидывать?
— Я тоже тебя люблю, Алья.
— Нет, я всё понимаю: новая жизнь и прочее тыры-пыры, но, серьёзно? Серьёзно? Там незнамо сколько мешков!
Я ухмыльнулась, предвкушая последующую реакцию:
— Две упаковки по тридцать штук.
Алья театрально схватилась за сердце.
— Ты меня только что убила, так и знай!
Адриан засмеялся, но приглушённо: после ночной фотосессии парень был слегка заторможенным. К счастью, голова у него не болела, как это обычно бывало у меня в прошлом. Вот она, сила юности!
Ой, что-то мне закат мерещится…
В класс буквально на секунду заглянула мадам Бюстье с добрыми вестями: миз Менделеева покинула нас в этот солнечный день. Всего лишь ушла домой, а не что-то более серьёзное, но ученикам было достаточно и этого.
— Сидите тихо, — сказала Калин, шутливо пригрозив детям пальцем. — Или подготовьтесь к литературе, она у вас следующая.
Кто вообще ставит литературу после химии? Дамокл с ума сошёл.
Класс занялся своими делами: Хлоя красила ногти, Айван слушал что-то очень тяжёлое с оглушительными битами из наушников, Макс щёлкал по клавиатуре. Аликс и Ким, пошуршав друг с другом, выбежали на улицу. На мгновение я было дёрнулась, — как бы детишки не устроили забег со сломанными часами и последующим Времеходом, — но потом вспомнила, что день рождения Кюбдел ещё не наступал. А значит, Талисман кролика пока был у её отца.
Алья пихнула меня в бок и кивнула в сторону Адриана. Агрест практически засыпал, улегшись на парту. Наверняка потом шея будет болеть, если он сейчас вырубится.
Покачав головой, я встала и похлопала парня по плечу. Адриан поднял голову и посмотрел на меня мутноватыми глазами.
— Да?
— Пошли-ка за мной.
Несмотря на всю привилегированность нашего коллежа, у нас был относительно небольшой медпункт: одна кушетка, одна аптечка, одна медсестра. Так что поспать Адриану было негде… если по-человечески, на кроватке. Зато я имела небольшой опыт в сне на скамейках, и даже знала, как облегчить моему другу его участь. Для этого мне всего-то нужно было отвести его в раздевалку.
— Мы зачем сюда?..
— Помоги мне.
По моему указанию Адриан пододвинул одну из скамеек вплотную к стене. Смерив Агреста оценивающим взглядом, я кивнула самой себе: нормально, уляжется. Адриан был в силу возраста достаточно субтилен, и одной скамейки для его спины хватит.
Я села и похлопала рядом с собой. Пока до Адриана доходило, что я от него хочу, я стянула с себя пиджак Маринетт и сложила его в подобие подушки. Умостив вещичку на коленях, я выжидающе уставилась на друга.
Адриан, неловко хмыкнув, сел рядом со мной. Когда я поняла, что дальше парень ничего не собирается делать, то едва не закатила глаза: ну всё же очевидно было! Пришлось хватать Агреста за плечо и насильно укладывать на скамейку.
Ноги Адриана очень удачно расположились, когда я перевернула парня на спину и уложила головой на пиджак: сгиб коленей оказался как раз над концом скамейки. Взяв один из рукавов пиджака, я накрыла им глаза Агреста, чтобы свет лампочек не мешал парню спать.
Адриан, поначалу словно задеревеневший, потихоньку расслаблялся, а спустя минут семь и вовсе уснул. Рассеяно поглаживая мальчишку по волосам, я прикидывала, когда нужно Агреста разбудить. Уроки в Дюпоне длились чуть больше часа, наша химия только началась… значит, минут пятьдесят у Адриана есть. Но если вспоминать циклы сна, то будить его надо где-то минут через сорок, когда дыхание участится.
До этого у меня было время, чтобы побыть в одиночестве, — но не совсем; как я и любила, — и подумать.
Меня беспокоила проблема Агреста-старшего. Я так и не смогла решить, что делать с Габриэлем. Помогать ему воскрешать Эмили было чревато: во-первых, я не знала, как именно отыграется исполнение его заветного желания по воскрешению; во-вторых, я буквально на днях вспомнила, — Тикки подсказала, — про закон равноценного обмена. У Агреста-старшего не было ничего важнее сына, так что и заплатил бы Габриэль им. Моим Котом!
Жизнь, полная лишений и подстав, отучила меня разбрасываться тем, что я считала своим. Адриан как раз таким человеком и стал. Часть стаи, дорогой друг… был бы хоть немного постарше, я бы начала засматриваться, но возраст есть возраст, и меня вполне закономерно стопорило. В прошлом мире у меня был младший брат, которому только должно было исполниться шестнадцать. Он выглядел младше Адриана… да и вёл себя как одиннадцатилетний пацан.
Адриан, да простят боги мою педофильную душонку, вёл себя старше. И выглядел старше моего брата: не на свои четырнадцать, а на все семнадцать. Очень хорошие, красивые семнадцать. Учитывая рост и конституцию Габриэля, мой Агрест к своим реальным семнадцати годам должен был стать тем парнем, которому без паспорта продадут даже высокоградусный алкоголь. Лосёнок…
Адриан поморщился, стянул с лица рукав пиджака, но не проснулся. Я осторожно разгладила морщинку между светлых бровей и продолжила ерошить светлые волосы. Они у Агреста были мягкие, как птичьи пёрышки. Что ж тебе снится-то такое?
Исполнять желание Габриэля было чревато неопределёнными последствиями. Возможен даже коллапс мира, способный просто стереть наше настоящее. Значит, никакой победы для Бражника.
Сливать его окончательно тоже было не с руки: опекунство Адриана перешло бы к Амелии, мой Кот уехал бы в Англию… я этот вариант уже обдумывала.
В идеале, на мой взгляд, было бы просто загипнотизировать Габриэля или хотя бы посадить того на жёсткие транквилизаторы. И, опять же гипнозом, вытравить из его головы мысль о воскрешении Эмили. Но это попахивало чем-то незаконным и было против моих внутренних правил.
Я всегда боялась воздействия на сознание. Гипноз кажется мне таким же тяжким преступлением против личности, как лишение жизни или свободы. Это же буквально перепрошивка мозгов! Когда я об этом думала, то невольно вспоминала «1984». Хоть там и не было прямого воздействия на сознание, но верный курс мыслей культивировался самыми разными способами.
И всё же, гипноз или кодирование оставались самыми удобными для меня способами вывести Габриэля из игры. А это значило, что мне был нужен Триккс, как главный мозгокопатель среди квами.
Или мозгокапатель? Он будет копаться в сознании или капать на него?
Но Триккс был вне зоны доступа, потому что искать Ван Фу в Париже было таким же гиблым делом, как и иголку в стоге сена. И ведь моя мораль не даст мне город поджечь, чтобы найти его, как иглу в сене.
У Адриана оставалось ещё пятнадцать минут сна. У меня — столько же для рефлексии.
Агрест опять завозился, когда я прекратила его гладить. Возобновив это дело, я услышала тихое мурлыкание. Это было мило, но совсем не конспиративно, так что я аккуратно положила пальцы на горло Адриану, слегка надавливая на адамово яблоко. Я так своей кошке делала, когда она тарахтела по утрам.
Помогало тогда, помогло и сейчас. Адриан сглотнул и прекратил мурчать. И, к моему сожалению, проснулся.
— Маринетт?
— Лежи, ещё есть время.
Синяки под глазами у него, конечно, не ушли, но после такой дрёмы это и не удивительно. Слишком мало времени для восстановления, к сожалению. Я бы предложила моему Коту кофе, если бы не знала, как он действует на организм. Не с усталостью Адриана пить его.
Кот прикрыл глаза, но вставать не спешил. Я так и не вынимала руку из его волос, ероша их и создавая невообразимый шухер. Вот смеху-то будет, когда Адриан встанет.
— Можно личный вопрос? — спросил он.
— Да хоть два. Не обещаю, правда, что отвечу.
— Два так два, — Адриан спрятал глаза в сгибе локтя. — Ты когда-нибудь любила?
— Любила или была влюблена?
— А есть разница?
— О, просто колоссальная. Влюблённость — это когда у тебя в животе бабочки, а в голове вата. Ты нервничаешь, краснеешь, заикаешься и делаешь идиотские вещи. Пытаешься постоянно привлечь внимание своей зазнобы и, в целом, достаточно неадекватно оцениваешь мир. У меня такое было два раза, с парнем и девушкой. Не советую, мозг отшибает напрочь.
Адриан хмыкнул, не удивлённый моей полярной ориентацией. Ну да, Франция, страна любви во всех её проявлениях. Ну, если все стороны этим довольны, конечно, так что зоофилию долой.
— А любовь?
— Это когда тебе комфортно с человеком, ты готов мириться с его загонами и смотришь в том же направлении, что и он. Не обязательно ты думаешь идентично с партнёром, но при этом ты признаёшь, что он имеет право на своё мнение. И не пытаешься его переделать… ну, если его привычки не угрожают жизни, конечно. Тогда как-то дрыгаться всё-таки надо. А, ещё ты готов идти на компромисс — это обязательно.
— Ты так любила?
— Я не помню, — легко призналась я.
В подробности я вдаваться не стала, потому что тогда пришлось бы рассказывать про перерождение и своё жучество. Адриан так ещё и не решил, стоит ли ему знать мою личность.
Умница-Агрест понятливо не стал переспрашивать. Сложив руки на твёрдом животе, — о, я видела его пресс, у Кота он был лишь немногим более рельефным, — Адриан прикрыл глаза и нахмурился.
— Морщины будут, — сказала я, большим пальцем разглаживая бороздку. — Всего четырнадцать, а уже дедок!
Агрест улыбнулся, на щеках появились ямочки. Ткнув указательным пальцев в ту, что была ко мне ближе, я подмигнула парню.
— А вот против бороздок счастья я совсем не против!
— Это тавтология, — засмеялся парень.
— О, нет, mon cher, это совершенно точно Маринеттология. А теперь давай-ка, поднимайся: скоро сюда прибегут толпы твоих фанатов, и до класса мы дойдём только после того, как ты получишь туннельный синдром на запястье.