Самадхи

Глава 65. Сараевское убийство

За два дня до… ну вы поняли.

Ужин с Габриэлем Агрестом это то ещё извращение. Адриан пытался было подготовить меня к еде со своим отцом, хотя бы морально, но сам волновался так, что уже мне пришлось пытаться его успокаивать. Несчастный Адриан ходил по комнате из угла в угол, патетично заламывал руки и пулялся в меня отдельными фразами:

— Не говори про дружбу с Нино, он не любит цветных!..

— Хотя, стоп, ты же тоже цветная.

— О, mon Dieu, как неудачно-то выходит, Марине-етт…

Вот так я и узнала о том, что, помимо всех своих приколов, Габриэль Агрест оказался долбаным нацистом. Идеи о превосходстве одной расы над другой всегда витали в человеческих умах, однако в этом мире не произошло Второй Мировой, так что за нацизм никто косо не смотрел. Считалось, что это вроде как личный выбор и отношение. Главное чтобы нацисты не мешали другим жить и держали своё мнение при себе: не хочешь с цветными общаться — не надо, но и не лезь тогда к ним вообще.

Габриэль свой нацизм проявлял, прежде всего, в работе. У него не было ни одной цветной модели; неважно, говорим ли мы о чернокожих, арабах, азиатах или даже про индейцев с индийцами. Только арийская внешность, и точка.

Как тогда он женился на Эмили, у которой в роду явно отметился кто-то из моих узкоглазых родственников, я в толк взять не могла. Хотя она была светлокожей, с пшеничными волосами и зелёными радужками… неужели окрас помог? Или это всё сила великой любви?

Адриан был воспитан прежде всего Эмили, Габриэль мало прикладывал руку к становлению Агреста-младшего как человека. Затем мать моего Кота отошла, — или не отошла, неизвестно, — в мир иной, но случилось это, когда Адриану было всего одиннадцать. Человек был сформирован и спокойно реагировал на любой цвет кожи.

Да он даже учился в мультинациональном классе. Как только Габриэль это допустил? Ну… если предположить, что документами на обучение занималась Натали… то потом папаше можно было только смириться с тем, как всё вышло. Не забирать же ребёнка из коллежа из-за того, что вокруг не белые дети?

— Угомонись, — я похлопала по дивану рядом с собой, и Адриан уселся, нервно сцепив пальцы. — Ты словно невесту сейчас представляешь.

Агрест скривился, и я, не сдержавшись, ткнула парня в щёку. Адриан предупреждающе клацнул зубами, и, когда я не убрала палец, аккуратно его прикусил — типа наказал.

Я в ответ повернула руку и пощекотала Агресту нёбо кончиком пальца. Ух и отплёвывался он от этого, любо-дорого посмотреть! Зато про Габриэля думать перестал, уже хорошо.

Когда Адриан успокоился, я привалилась к нему и обняла. Агрест перетащил меня на себя, чтобы было удобно ткнуться носом мне в шею. Чужое дыхание щекотало кожу.

— У меня нет никого ближе тебя, — сказал мне Адриан глухим голосом. — Если он скажет нам не общаться…

— Будто ты его послушаешь.

Агрест хмыкнул и немного расслабился, когда я стала перебирать его волосы. Мягонькие, как птичий пух… мне срочно нужно знать, чем Адриан моет голову!

— Нет, — выдохнул Адриан. — Ни за что. Но я не хочу скандалов.

Как человек, ненавидящий крики, ор и ругань, я его полностью понимала.

В столовой мы появились ровно в семь. Это было огромное помещение с длинным столом и окнами от пола до потолка. Накрыто было три места: два в одном конце стола и одинокое в другом.

Мы с Адрианом переглянулись; в глазах моего Агреста я прочитала что-то вроде «ну началось». Чтобы хоть как-то подбодрить парня, я хотела было взять его за руку… и Адриан оттолкнул мои пальцы.

Вот это уже было обидно. Я нахмурилась, но Адриан этого не видел — во все глаза смотрел на Габриэля. Тот повернулся, сухо «поздоровался» со мной кивком и подал голос, чтобы сказать Адриану «привет»:

— Семь часов, — выдало это чудовище. — Вы не опоздали.

Он мне так не понравился, что я не сдержала язык:

— Культура Китая предполагает, что опаздывающий выказывает неуважение. Nǐhǎo, месье Агрест. Культура Франции предполагает здороваться? Простите, если нарушила местные традиции.

Адриан едва слышно зашипел, но мне было всё равно. Во мне было столько раздражения и злобы, сколько я не чувствовала с момента моего сюда попадания. И из-за чего!

…ладно. Была причина. Из-за того, что мой, — а мой ли? — Адриан оттолкнул руку.

Расстроенная, я прошла к одиноко стоящим приборам и села, не дожидаясь помощи со стулом. Установив локти на столе, я упёрла лоб в ладони, переживая то, чего я вообще ещё не чувствовала в этой жизни — нервную мигрень. Внутри черепа запульсировало, с каждым ударом сердца боль распространялась и вызывала тошноту. Потом всё свернулось в комок в затылке, оставляя за собой ненависть ко всему миру.

— Вам нехорошо, мадемуазель? Возможно, стоит вызвать вам такси до дома?

Я посмотрела на Габриэля из-за пальцев.

Ладно. Играть хочешь? Ты тут не единственный взрослый в комнате. А вот пидарас — единственный, это я тебе точно говорю. И Нурру со мной согласится.

— Прошу прощения, небольшой приступ мигрени. Воды с лимоном будет вполне достаточно.

— Конечно. Прислуга сейчас принесёт.

Ужин прошёл как-то мимо. Габриэль разговаривал в основном с Адрианом, тот отвечал, пытаясь приклеить к диалогу меня. Ну иногда даже получалось, однако Агрест-старший, едва я начинала оттаивать, вворачивал какую-нибудь не очень обидную, но ставящую на место фразочку. Показывал: ты здесь никто. И ничего решать, — даже выбрать тему для разговора, — ты не можешь. Не того уровня, положения, родословной.

Он был таким… противным. Как у этого сухаря вообще вышло зачать такого потрясающего ребёнка?

Негодование и раздражение во мне росли и пухли, как говно, в которое кинули дрожжи. Но потом я подняла глаза от тарелки, — полной, потому что кусок в горло не лез, — и увидела Адриана. И взгляд Адриана.

Он, мать его, прощался. Смотрел на меня так, будто я сейчас встану, швырну тарелку и выйду из столовой, чтобы больше никогда здесь не появляться.

Это немного отрезвило. Мне, чтоб вас, двадцать пять… двадцать шесть уже, декабрь прошёл. Я достаточно много общалась с уродами и теми же пидарасами, чтобы снова вестись на их удочки. Я… предаю Адриана и его доверие таким поведением.

Он тут ребёнок. Не я.

Так что возьми себя в руки уже.

— Что же вы не едите, мадемуазель? Слишком пресно на ваш вкус? В Китае, насколько я знаю, отдают предпочтение острым и пряным блюдам.

Я сделала вид, что не услышала.

— Мадемуазель? — не понял моего манёвра Габриэль.

— А? Пардон, тут такой длинный стол, совсем ничего не слышно… однако я знаю, как это исправить!

Я вспорхнула, схватила свою тарелку с вилкой и, не обращая внимания на выпучивших глаза Агрестов, летящей походкой переместилась к Адриану под бок. Пришлось вернуться, чтобы забрать бокал с напитком и маленькую тарелочку с хлебом.

Усевшись рядом с Адрианом, под столом я пнула его куда достала. Агрест-младший даже не отреагировал.

— А не ем я потому, — на лице у меня сама собой вылезла сладенькая гадкая улыбочка, — что страдаю от анорексии. Мы и сошлись с Адрианом на этой почве: он упоминал, что раньше был вынужден придерживаться модельной диеты, и у него тоже начинаются проблемы с восприятием пищи… но вы наверняка часто с таким сталкиваетесь по работе и знаете, как такое решается. Не правда ли?

Агрест-старший смотрел на меня холодными серыми глазами. Я отпила напиток из бокала, — какой-то морс красного цвета, — и прямо взглянула в эту хмарь.

Мало тебе боёв в костюмах, ещё и здесь войны хочешь? Я тебе её устрою.

В конце концов, с Адрианом я побольше твоего общаюсь.