За день до похищения.
Утро ко мне было немилосердным: оказалось очень трудно разлеплять глаза по будильнику, когда половину ночи проводишь за рыданиями.
У меня был подобный опыт из прошлой жизни, слава всем богам, что немного. Всего-то пару раз рыдала так, что и засыпала под собственную истерику. В одиночестве.
Сейчас я была не одна, мои злые слёзы вытирала обеспокоенная Тикки, да Сабина по возвращению домой предложила поговорить. От матери Маринетт я кое-как отвязалась, — не хотелось загружать женщину своими проблемами, да и не смогу я объяснить ей всё, — а вот квами отпихнуть от себя не вышло. Да я и не особо старалась.
Если говорить откровенно, то смысла в моих слезах не было совсем. Я бы хотела списать всё на нервное переутомление, подкатывающую депрессию или негативное видение мира, да только не получалось. Я рыдала от злости и обиды, а ещё из-за чувства собственной неполноценности: Габриэль чётко дал понять, что такую особу как я в доме Агрестов больше не ждут.
Не то чтобы я собиралась его слушать. Пошёл он. Я к Адриану прихожу, а не к его чокнутому шизоидному папаше.
Адриан… милый ласковый котёнок, который так боится остаться один. Он был словно зажат меж двух опаляющих шёрстку огней: с одной стороны Габриэль, любимый отец, дорогой родитель; с другой я… кто-то. Самый близкий человек, как Адриан говорил до этого чёртового ужина.
Он оттолкнул мою руку. Оттолкнул.
Не знаю, почему меня это так задело. Возможно, я возвела Адриана на пьедестал своих ожиданий, поступив с парнем так же, как и его папаша. Нехорошо, даже в Библии говорилось о том, что не стоит делать себе кумиров и строить ожидания для других людей. Вот и обожглась… в очередной раз.
Не мой котёнок.
Или всё-таки мой?
Он ведь приходил ночью, я слышала. Постоял на балконе и ушёл, так и не постучавшись. Надо было прекратить тогда истерику, но на меня хорошо накатывало, я просто не успела справиться с очередным витком. А потом уже и догонять смысла не было, Адриан наверняка сделал выводы.
Утром, смотрясь в зеркало и видя помимо желтушных кругов под глазами ещё и воспалённые нижние веки с красной склерой, я впервые всерьёз задумалась, а не прогулять ли мне коллеж. Ну а что, опыт имелся: с восьмого по десятый класс я очень хорошо прогуливала. Теперь даже напрягаться особенно не надо, надел костюм — и всё, никто и не узнает, даже если постарается.
Было бы крайне немилосердно показывать Адриану это лицо, в конце концов. Наверняка лишнего надумает… а если не приду, то не надумает, что ли? Так хотя бы можно процесс контролировать.
Со вздохом пришлось признать: идти на учёбу надо. Даже если очень не хочется.
После умывания, — обычной водой, даже без косметики! — глаза защипало. Какое-то время я простояла, склонившись над раковиной и жалея себя. Моё любимое занятие в этом мире, если так подумать. Ну а что ещё остаётся? Бражник не жалеет, Адриан и сам запутался, Сезер слишком маленькая для таких глубоких помыслов, Сабину и Томаса я просто напрягать не хочу. Мне неловко рядом с ними: с Томасом из-за ранних мыслей о сексуальном подтексте его действий; с Сабиной из-за того, что я не Маринетт, а дочь свою она любит до беспамятства.
Вот ещё проблема. И тоже мне решать. Бедная-бедная…
Когда пять минут на жалость вышли, я распрямилась и посмотрела в зеркало. Отражение не радовало. Запавшие скулы, уставшее лицо. Я выглядела лет на тридцать, серьёзно. Даже в прошлой жизни в свои двадцать пять мне и восемнадцати не давали. А тут… только рукой махнуть.
Не желая особенно возиться с одеждой, я потянулась было к розовым бриджам. Рука замерла на полпути. Насколько мои опасения насчёт этой одежды оправданы? Не может же быть так, чтобы одежда реально показывала влияние акум?
Зато кое-что другое мне наверняка сможет помочь. Надо только глину достать, а уж там я развернусь… вылеплю себе целых двадцать пять помощников. Надеюсь только, что за это глаза не лишусь, как Один.
В этом мире ведь не было мантики даже. Ни Таро, ни рун. Тикки вскользь упоминала, что в Древнем Египте гадали на внутренностях и костях, но потом это как-то ушло. Я подозревала влияние Талисманов, но связать одно с другим никак не получалось.
В коллеж я пришла в самом дурном настроении. Здание ещё пустовало, только работники и были. Вместо того, чтобы раздеваться и идти в класс, я кинула рюкзак на лестницу и уселась сверху, планируя дождаться Адриана и утащить парня на разговор.
Любую проблему можно решить при помощи слов, я это своему сыну втолковывала с самых ранних лет. Вопрос в том, какие именно слова нужно подобрать. Что мне сказать Адриану, чтобы успокоить его?
Вот только он не пришёл. Ни за полчаса до уроков, как он появлялся обычно, ни за двадцать минут, ни за десять, ни за пять. Мимо меня проходили одноклассники и незнакомые ученики; Алья и Нино пришли раздельно, — но они ещё и не встречаются, так что нормально, — поздоровались и какое-то время со мной проговорили, еле отправила их в класс; припозднившаяся мадам Бюстье спросила, не нужна ли мне помощь и почему не иду в класс.
Ответила честно: жду Агреста.
— Его не будет, — Калин как-то странно на меня посмотрела. — Помощница месье Агреста-старшего предупредила, что у Адриана сегодня съёмки.
— М. Ясно.
Я встала и, подняв рюкзак, стала спускаться по ступенькам. Калин осталась за спиной, и лопатками я чувствовала её взгляд.
— Надеюсь, завтра ты придёшь, — в итоге сказала женщина. — Соблюдай правила дорожного движения и не заходи в незнакомые кварталы.
Остановившись, я обернулась и удивлённо посмотрела на Бюстье. Та выглядела как мать Тереза: понимающая улыбка, слегка сведённые брови, проникновенный взгляд. И, несмотря на всё это, она мне всё равно не нравилась.
Слишком сахарная.
— Спасибо.
— Пожалуйста, Маринетт. В жизни всякое случается… ещё помиритесь.
— Мы не ссорились.
Она мне, естественно, не поверила. Ну да и плевать. Я вышла с территории коллежа, не зная, чем заняться. В рюкзаке у меня было что-то около двухсот евро, в почтальонке спала Тикки, а перед глазами текла обычная парижская рутина.
Круассан, что ли, съесть? Не, не хочу.
Немного посомневавшись, я достала мобильник и отправила Сабине СМС, рассказывая о своём прогуле. Посмотрим, к чему это приведёт. Будет ругаться? Разозлится?
Порадовавшись, что сегодня я оделась удобно, а не красиво, — джинсы, кеды, футболка и куртка, — я направила свои ноги к ближайшему магазину канцтоваров. Надеюсь, там будет глина. День хороший, погоду обещали до восемнадцати по Цельсию.
Настроение, правда, паршивое. Но с этим можно работать…
Телефон завибрировал. Снедаемая внутренней неприятной дрожью, я его разблокировала и прочитала ответ от матери Маринетт.
«Если тебе это нужно, милая.»