Самадхи

Глава 85. Взгляд со стороны. Адриан

Billie Eilish — You Should See Me in a Crown

«Ты — сплошное разочарование, Маринетт»

«Как у моей племянницы вышло это?»

«Смотреть на тебя горько. Даже родного языка не знаешь!»

Адриан чувствовал себя отвратительно. После этих слов, сказанных сухим равнодушным голосом, следовала сбивчатая речь Маринетт:

«Он всё что-то говорит и говорит, а лицо — как будто лимонов объелся. Гадкий мужик. И огромный! Вот как чувствую, что в таком большом теле и говна столько, что никакой ложки не хватит…»

От последнего Адриан усмехнулся. Маринетт часто не следила за тем, что говорила; но касалось это в основном тех людей, которые его подруге не нравились. С теми, кого Дюпэн-Чэн пускала в ближний круг, девушка носилась, как с писаной торбой.

Он не понимал, почему Маринетт продолжает присылать обрывки чужой речи, но исправно прослушивал каждое аудиосообщение. Ничего приятного он, к сожалению, не слышал:

«Нужно было оставить твою мать в Китае».

«Твои ноги что, сделаны из необожжёной глины? Держи осанку, ты же Чэн!»

«Бесполезная».

«Никчёмная».

«Неумеха».

— Может, хватит? — устало спрашивал Плагг перед сном, когда Адриан в очередной раз вслушивался в голос Ван Чэна.

Вечера теперь проходили одинаково: Адриан забирался на кровать с ногами, включал аудио и сидел, сидел, сидел… ногти грызть нельзя, — модель Габриэля должна быть идеальна во всех отношениях, — поэтому Адриан кусал кожу на большом пальце. Больно, до крови.

В нём злости было на десяток Маринетт по весу. Он злился вместо неё; Адриан был уверен, что, даже узнай подруга о содержании фраз родственника — ничего не будет. Пожмёт плечами, выразится непечатно, отмочит что-нибудь про то, что такому говнюку остаётся только со своей рукой жить, ведь никакая нормальная женщина на него не посмотрит… что-то такое будет. Но она не разозлится.

Она вообще редко злилась.

— Не вижу смысла, — пожимала плечами Маринетт, накручивая прядку волос на палец. — Злость нормальное чувство, но возникает она у меня редко. В основном, если я вижу какую-то несправедливость. Или если кто-то вмешивается в моё личное пространство. Только радости никакой нет эту злость подпитывать.

— И что ты делаешь?

— Представляю, как выдавливаю у разозлившего меня человека глаза. Или голову отрезаю, — с поразительным равнодушием сказала Маринетт. — Ну там ещё варианты есть, всё только от воображения зависит. А оно у меня хорошее.

Да, ещё было это. Но, как говорила Маринетт, в своей голове она могла творить что душе заблагорассудится. Никто же не узнает.

Адриан, кстати, попробовал этот способ, когда в очередной раз не угодил отцу. Габриэль уже развернулся и ушёл, а он всё стоял, представляя, как показывает отцу вслед неприличный жест. Улыбка от этого на губы прокралась сама собой, незаметно.

Отличный способ, короче.

Но, несмотря на наличие такой ментальной защиты, Адриан всё равно отказывался переводить для Маринетт слова Ван Чэна. Не хотел расстраивать подругу лишний раз. Да и повторять эту грязь…

«Зачем только ты вышла за этого толстяка, Ся Бин?»

«По любви, — ответила на это мать Маринетт. — Мне жаль, что тебе это чувство неведомо, Ван».

«Может и неведомо, — согласился мужчина. — Да только и последышей от него нет. А если бы и были — они бы не скакали по крышам, разодетые, как дешёвые путаны. Ты видела этот костюм? Позор рода Чэн!»

На аудиозаписи было слышно, как разбилась посуда. Маринетт запричитала и кинулась помогать матери, так и не узнав, что же сказал Сабине дядя.

Адриан эту часть переслушивал особенно часто. И даже Плагг ничего не говорил.

«Ты видела этот костюм?»

Что, если они про один и тот же костюм?

«Позор рода Чэн!»

Грохот посуды, спёртое дыхание у Адриана, тяжёлый вздох Плагга. И спокойный, слишком спокойный голос Сабины:

«Гордость семьи Дюпэн-Чэн, Ван. Или семьи Дюпэн, если род Чэн от нас отказывается».

Молчание, успокаивающий щебет Маринетт и тяжёлое неразборчивое ворчание Томаса.

«…не отказывается. Кровь не вода».

Если бы Адриан мог, то поставил бы этот диалог на повтор. Но для сохранения тайны, — на этот раз не собственной, — он удалил все аудиозаписи. И позже сделал то же самое на телефоне Маринетт, в очередной раз отшутившись насчёт перевода.

Ему нужно было… переварить.

Нет, подозрения у него ещё и раньше были, куда без этого. Не могут два человека вести себя настолько одинаково; рассказывать никому не известные истории, смеяться с одних и тех же шуток, петь странные депрессивные песни. Не может у двух разных людей быть таких голубых глаз и лисьей злой ухмылки в половину кукольного измождённого лица.

Он ведь видел руку Ледибаг, когда напарница была без синхронизации. Худая, с острыми косточками и выступающими венками… как рука Маринетт. С сухой кожей, сильно очерченными линиями жизни и ногтями, отстриженными под ноль.

Критическое количество совпадений.

Несколько раз Адриан пытался начать разговор; их постоянно прерывали или же настроение у Маринетт было нервно-разозлённым, несмотря на миролюбивый нрав. Подруга медленно зверела от присутствия ненавидящего человека в своей жизни, но всё так же присылала аудио.

«Ты не спасёшь мир, если путаешься в ногах, насекомое».

«Даже половина крови нашего рода — ничто, если ты не в силах совладать с собой!»

«Что из тебя за героиня, если ты от меня бежишь, как заяц от тигра?»

Хотелось синхронизироваться и вломить Ван Чэну по пустой голове. Он ничего не делал, чтобы сблизиться с Маринетт, только оскорблял девушку, а та ведь ничего и не понимала. Зато его понимала Сабина: как-то подруге удалось записать разговор родственников на повышенных тонах.

Говоря откровенно, Адриан никогда ещё не слышал, чтобы Сабина так кричала.

«Либо ты делаешь то, что от тебя требуется, либо уезжаешь обратно в Шаолинь — и не возвращаешься!»

«Я наблюдаю».

«Неделание не приведёт к величию, Ван! Не поможет сохранить жизнь! Зато может разъярить богов, которых ты так почитаешь!»

«Наблюдение — не неделание…»

«Наблюдение без вмешательства всё равно, что приченение вреда, — сказала Сабина, резко успокоившись; Адриан сразу понял, в кого же пошла Маринетт с её прекрасным характером, — и если ты не начнёшь делать хоть что-то, то можешь уезжать. И в нас тогда не будет общей крови».

Ван хмыкнул.

«Дочь для тебя важнее рода? Важнее нашей истории? Нас?»

Адриан мог будто наяву представить, как Сабина щурит глаза. Не голубые, а серые, но их выражение — точь-в-точь как у Маринетт.

«Дочь для меня важнее мира, Ван. Я всё сказала».

«Ты…»

«Я. Всё. Сказала».

Но, говоря честно, Адриан бы предпочёл, чтобы Ван Чэн продолжал свою политику невмешательства. Потому что на следующий день после этого разговора он акуманизировался. А сам Адриан попал под влияние одержимого.

И ведь Ледибаг предупреждала, что возможна акума-повар на конкурсе готовки. Даже говорила, что там ничего нельзя есть… только Адриан про это забыл, по собственной рассеянности. А вспомнил лишь после того, как Маринетт, — похоже, всё-таки его Леди вдобавок к тому, что его подруга и что-то ещё, — взяла его за грудки и сильно встряхнула. На лице у девушки было выражение чистейшего страха.

За него. Она боялась за него.

Дальнейшее слилось в одну порченую киноленту: события смазывались в мутное пятно. В голове у Адриана набатом звучал всего один приказ: защитить самое дорогое.

Его Марибаг. Его Багинетт. Его… душу?

Он не помнил, как всё было, но знал, что сделал для этого всё. Однако, видимо, этого оказалось недостаточно. Когда Адриан снёс спиной кастрюлю и обварился в супе, осталась всего одна мысль: не получилось. Опять.

Опять!

Время стало тягучим и вязким, как желе. Адриан в мельчайших подробностях видел, как Кунг-Фуд делает замах и опускает руку с ножом; как Маринетт пучит глаза, не позволяя себе зажмуриться и спрятаться от собственной смерти. Ноги не слушались: из бедра торчал нож. Но, даже вытащив его, Адриан так и не смог встать.

— Нет! — заорал он, швыряя в Кунг-Фуда вытащенный нож.

Потому что ничего больше не оставалось. И, к своему удивлению, Адриан попал прямо в поварской колпак. А Маринетт, используя застывшее тесто как поддержку и подняв ноги, смогла оттолкнуть от себя Кунг-Фуда. Траектория ножа оказалась нарушена.

Она выжила. Выжила!

Бабочка вылетела. Ледибаг словила её, благо, одна рука у леди всё ещё была свободна…

После было Чудесное Исцеление. Объятие. Дрожь. И спокойное выражение лица Ван Чэна, смотревшего на них с Ледибаг так, будто делал одолжение, раз остался рядом с героями.

У Адриана кулаки чесались от того, как хотелось разбить лицо этого здоровяка. В кровь, в месиво, чтобы ни один пластический хирург не собрал. А вот Ледибаг… Маринетт была абсолютно спокойна. Смотрела на Ван Чэна так, будто тот не пытался минуту назад её зарезать.

— Судя по твоему виду, ты всё помнишь, — сказала она, криво улыбаясь.

Ван Чэн, который вроде бы не знал французского языка, кивнул. Выглядел он одухотворённым и каким-то просветлившимся. Того и гляди, вознесётся.

— Ты прошла испытание, насекомое, — сказал он на китайском. — И теперь я буду тренировать тебя. Ты достойна. И твой… тоже.

Адриан нахмурился и с сомнением посмотрел на подругу. Хотел было перевести чужие слова, — впервые, если так подумать; тренировки им были нужны, Кунг-Фуд это точно показал, — но Маринетт остановила его, просто предупреждающе подняв руку.

— You don't speak french, do you? But you know english, I think…

Ван Чэн кивнул. Довольный. Гадкий. Отвратительный.

Маринетт накрыла сжатый кулак Адриана своей ладошкой и ласково улыбнулась, не отводя взгляда от родственника.

— So… Fuck off, motherfucker.

Адриан прыснул. Поднеся руку своей леди к губам, он оставил на чуть подрагивающих пальцах лёгкий поцелуй.

— You're so useless for us, — протянул он, не смотря на дядю Маринетт; это было неправдой, но Вана хотелось уколоть, а ведь он так держался за свою значимость.

Адриан смотрел только на неё. На голубизну радужек в обрамлении красной маски.

Он подхватил её, закинув руку себе на плечи. Но Маринетт была такой маленькой, что Адриану пришлось поднимать её на руки.

Не то чтобы он возражал.

— Вам не справиться без моей помощи, — сказал Ван Чэн на чистом французском, когда Адриан уже почти вышел из кухни. — без моих тренировок!

Маринетт даже напрягаться не стала: подняла руку со сложенным факом. И пропела:

— You should see me in a crown. Your silence is my favorite sound.

Адриан обожал её песни, какими бы странными они ни были.

— Watch we make 'em bow. One by one by one.

Они со всем справятся, вместе.

Против всего мира.

ONE BY

ONE BY

ONE