У него были очень сильные и горячие руки.
Нуар подхватил меня на середине падения. Я сразу же обняла Кота за шею, прижимаясь к чёрному гладкому костюму и не смея зажмуриться. В ушах стоял яростный вой Каменного Сердца, потерявшего заложника, и рычание моторов: к подножию Железной Леди подъезжала военная техника.
Насколько я помнила, она ничего не смогла сделать. К тому же, Каменное Сердце увеличивался именно за счёт физического урона…
Меня трясло. Кот тоже был растерян, но прыгал прочь с площади довольно быстро. Спустившись в один из переулков, Нуар аккуратно поставил меня на ноги и заглянул в глаза.
Я обняла его, прежде чем развернуться и побежать. Горло схватывало, так что я не могла произнести ни слова. Поблагодарить можно и потом, сейчас мне нужно было вернуть Тикки и, желательно, громкоговоритель.
Надеюсь, на мой уход по-английски Кот не обидится.
Тело болело, так что долго я не пробежала. Искра удачи в серьгах помогла найти брошенный на тротуаре велосипед; честно говоря, вид улиц, заставленных покинутыми машинами, напоминал о Харране и зомби-апокалипсисе.
С велосипедом дело пошло повеселее. Рёбра успокоились, дышать стало легче. Надеюсь, Каменное Сердце мне ничего не повредил. Ну, вкуса крови во рту не было… и на этом мои познания о нормальном состоянии организма заканчивались. Всё же просто: если болит, значит, что-то не в порядке. Гениально.
До коллежа пришлось ехать окольной дорогой, потому что путь Каменного Сердца до башни оказался усеян разрушенными зданиями и обломками. Удивительно, что я, находясь в кулаке монстра, не замечала творящегося из-за одержимого хаоса. Паника, казалось, сузила моё восприятие до булавочного укола.
Коллеж радовал дыркой в наш класс и настороженной тишиной. Я кинула велик и побежала внутрь, не особо надеясь найти свою сумку в кабинете. Наверняка Алья её забрала. Она была крайне ответственной девочкой, и не бросила бы вещи школьной подруги в одиночестве.
Эвакуация оставила коллеж пустым и тихим. Ни учеников, ни работников. Я забежала в кафетерий и, не особо мучаясь совестью, схватила с прилавка упаковку печенья. Оно, конечно, уступало по качеству приготовленному в пекарню Дюпэн-Чэн, но на безрыбье с раком происходят удивительные метаморфозы.
В классе не было ни души. И сумки моей тоже не было. Зато умница-Тикки умудрилась выбраться из рюкзака и спрятаться во время всеобщей неразберихи.
— Маринетт! — красная квами вынырнула из-под крупного обломка, который когда-то был моей партой.
— Тикки, — я подхватила квами на руки и коротко прижала к груди. — Как я рада, что ты никуда не улетела, ты не представляешь.
Я отдала ей печенье, которое квами быстро проглотила, даже не жуя. Выглядела Тикки плохо, ничуть не лучше меня, но Трансформацию провела без проблем. Красный костюм не уменьшил боли в рёбрах, но дал иллюзию защищённости.
Я выбралась из класса и побежала к личным шкафчикам. Дверцу Альи вырвала с корнем; металл гнулся под пальцами, как пластилин.
Естественно, никакого рупора в шкафчике не было.
Чертыхнувшись, я выбралась из коллежа и зацепилась йо-йо за крышу. Стоило поторопиться к Коту. Главное в обморок не грохнуться: ощущение было такое, будто из меня высасывал жизненную силу комар-переросток.
И зовут его Эдвард, ага. Умерь воображение.
Кот вполне успешно водил Каменное Сердце по Эйфелевой башне, мешая ему спуститься и по мере сил загоняя обратно, если это произошло. К тому моменту, как я прибежала, почти вся спецтехника была расплющена или разорвана, оставалось несколько полицейских машин. Опять же, к моему удивлению, брусчатка не оказалась залита кровью; жертв не было. Я до сих пор не понимала, что это за магия, но вспышки боли в рёбрах намекали, что она не бесконечна.
— Миледи! — Каменное Сердце откинул Нуара, и Кот отпрыгнул ко мне, галантно кланяясь. — Решила присоединиться к нашей вечеринке?
За нашими спинами были полицейские машины, хлипенькие металличекие заборчики и люди, не верящие в хороший исход.
— Эта киска предпочитает диско, — пробормотала я, пытаясь придумать хотя бы подобие плана.
Засмеяться Нуар не успел: из пасти Каменного Сердца на площадь хлынула волна чёрных бабочек, формируя огромную голову. Вот это я понимаю спецэффекты, а не ваше розовое сияние. Интересно, почему Бражник потом не повторял подобных фокусов? Выглядело хоть кринжово, но впечатляюще.
От неосторожного движения что-то внутри будто бы сместилось. С улыбкой, — верный признак огромной боли, — я облокотилась на Нуара. Кот скосил на меня глаза, поджал губы от беспокойства, но ничего не сказал.
— Жители Парижа, слушайте внимательно!
Я поморщилась и положила руку на йо-йо, висящее на поясе. Одно хорошо: пока Бражник разглагольствует, Каменное Сердце был в отключке, и сделать ничего не мог.
— Ты в порядке? — спросил Кот, когда я тихонько охнула после попытки отстраниться.
— Не совсем. Если увидишь Алью Сезер, то любыми способами забери у неё громкоговоритель, договорились?
— Ладно.
— Моё имя Бражник, — сказали бабочки. — Ледибаг и Супер-Кот, немедленно отдайте свои Талисманы. Парижане достаточно настрадались из-за вас…
Самая страшная война — информационная. Когда мир переворачивают с ног на голову, объявляя чёрное белым и наоборот. И ведь люди легко верят, если слова звучат логично и убедительно.
За примером далеко ходить не надо: Троцкий, Гитлер, Мао Цзэдун, Ким Чен Ын. Не уверена, правда, что в этом мире они есть, зато в наличии Бражник, который решил проехаться по мозгам парижанам и объявить нас с Котом злодеями. Или героями-неудачниками. Даже не знаю, что хуже.
Полиция у нас за спинами нервничала. Я оглянулась через плечо и нахмурилась.
Надо что-то делать. Хорошо, что Габриэль не ходил на курсы ораторского мастерства, иначе нас с Котом подстрелили бы условные «свои» же.
— Ох, сейчас будет больно, — мне было так себя жаль, что я едва не пустила слезу.
— Что? — растерянно спросил Нуар.
Я оттолкнулась от Кота и, сжав зубы, пошла вперёд, громко хлопая в ладоши. Мистическим образом этот звук разносился по площади: я грешила на магию Бражника, которую он использовал, чтобы говорить через бабочек. Этакий Сонорус для больших пространств.
Не помню, что там говорила канонная Маринетт, но мне срочно нужно было вернуть на нашу сторону полицию и общественное мнение. Значит, стоит пройтись по человеческой гордости, чтобы даже самый недалёкий подумал в правильном ключе.
Думай, голова. Панамку куплю.
— Как красиво ты переворачиваешь понятия, Бражник, — сказала я абсолютно нормальным тоном, продолжая хлопать и идти вперёд; спасибо, жизнь, что научила терпеть боль с ровным выражением лица. — Вот только парижане совсем не глупые, и прекрасно понимают, кто здесь настоящий злодей.
Сняв йо-йо с пояса, я игриво покачивала железным грузом.
— Без тебя всего этого не произошло бы. То, как ты воспользовался подростком… отвратительно и низко. Не нашёл себе соперника своего уровня, раз взялся за детей? Что дальше, Бражник? Будешь поражать своими акумами детсадовцев?
Огромная голова скривилась, но сказать ей что-либо я не дала: раскрутив йо-йо вокруг себя, я кинулась вперёд и прыгнула. Игрушка мелькала около тела, на скорости создавая иллюзию красной сферы.
Не знаю, сколько там было бабочек, но мне понадобилось секунд двадцать, чтобы йо-йо переловило их всех. Меня вела злость, не больше. Мне было плевать на Великое Горе Габриэля Агреста. На его мечты и планы, на его историю и огромную любовь, которую я понимала. Даже на Айвана, утонувшего в самобичевании и страхе перед ответственностью — и то плевать.
Меня волновала только боль в рёбрах и ощущение бессильной ярости. И дрожь, распространяющаяся в костях от каждого пойманного насекомого.
Вместо пафосной речи после уничтожения говорящей головы я запрыгнула на Эйфелеву башню и, не теряя времени, бросилась на Каменное Сердце. Он всё ещё был в отключке, так что найти зажатый в кулаке телефон, раздавить его и словить бабочек труда не составило.
Когда обратное превращение оставило только бессознательного Айвана, я выдохнула. Лоб у меня был холодным и мокрым, да и сердце, наконец, тяжело стучало, больше не сдерживаемое магией спокойствия. Усталость накатывала прибоем, но было ещё кое-что… кое-что, что нужно доделать.
Больше пафоса богу пафоса.
Я спрыгнула обратно на площадь и пошла к Коту и полиции. От моей злобы остались всего лишь искорки, и их тоже стоило использовать.
— Это НАШ город, — громко сказала я, уставившись прямо в линзу камеры Альи; несносная девчонка с моим рюкзаком, когда ты успела только сюда пробраться? — И когда ты, Бражник, будешь пересматривать кадры своего первого поражения, помни: впереди у тебя ещё много таких же. А потом… потом я найду тебя, и больше ты уже никому не сможешь навредить.
«Ни другим, ни собственной семье», — проглотила я.
Дышалось, если честно, с трудом, да ещё и после такого спича. Во рту появилась-таки кровь — точный признак плохого самочувствия, ха-ха.
Нуар, — умница, мне надо будет сказать ему, что он умница, — водой протёк мимо меня, обошёл Алью, словно ластился к ней дворовым котом, и вернулся, неся в руках рупор. Шутку про ловкие пальчики пришлось проглотить вместе с кровавой слюной.
Я подкинула рупор в воздух, и тот распался на тысячи божьих коровок. Волшебные насекомые сразу же принялись восстанавливать город. Досталось и мне: вокруг пронеслась туча крапчатых малышек, вымывая из костей ломоту, а из груди боль.
Следом я подняла руку с йо-йо и мысленно приказала ему раскрыться.
Шквал снежно-белых бабочек, вылетевших на свободу, был обещанием расправы над надеждами и мечтами Габриэля.