Самадхи

Глава 38. Обострение

С началом декабря температура вспомнила, что скоро, вообще-то, Рождество, и шкала на термометре начала падать. За две недели с десяти по цельсию Париж выморозился до минус одного, и не готовые к таким вывертам коммунальщики не успели подготовиться. Дворники, вяло ругаясь под нос, посыпали асфальт реагентами, не успевая быть везде и сразу.

Участились автомобильные аварии, и мы с Нуаром решили выходить на патрули почаще. Итог — пять выдернутых из-под колёс школьников, незнамо сколько спасённых машин и три старушки. Взрослые как-то в этот список не попадали, но нам и без них работы хватало.

На добровольных началах мы помогали коммунальщикам, перетаскивая тяжеленные мешки с реагентами: движение на дорогах встало, так что наше вмешательство оказалось очень кстати. Виной такой занятости был мой дорогой котёнок Нуар, конечно же; я же пыталась бесполезную деятельность превратить хотя бы в подобие тренировок. Довольно безуспешно, кстати.

Зато я смогла слегонца подгадить мэру. Когда благодарные коммунальщики предлагали нам за работу деньги, я, улыбаясь, неизменно отказывалась:

— Мэр Буржуа считает, что наша деятельность не должна оплачиваться.

Или:

— Уважаемый месье Андрэ не считает труд героев за работу.

Ну или:

— Мэр нашего города думает, что наша работа обязана быть бесплатной.

Сознание у местных парижан было примерно таким же, как у европейцев в моём старом мире, так что индекс популярности мэра Буржуа начал своё путешествие вниз. Как это — работа, и не оплачивается?! Шажочек за шажочком, прямо к краху… если он что-нибудь не предпримет.

Хотя это всё было каплей в море, конечно. После небольших размышлений я поняла, что связываться с властью было как минимум глупо. Зарплата героям… милая, ты в утопии живёшь, что ли? Но теперь уже события обратно не отмотаешь, и мне нужно было разбирать то, что я навертела ранее.

Тикки, кстати, всё ещё была за вариант со свержением нынешней власти и дальнейшим её узурпированием. В этой крошечной божьей коровке было очень много кровожадности, которую квами показывала как-то слишком естественно.

А ещё она очень хотела собственный храм. Как в Египте. Я сделала Тикки небольшой алтарик в комнате, — в шкафу, чтобы Сабина не задавала лишних вопросов, — но это, ясное дело, было эрзац-решение её хотелки.

Так вот: я потихоньку гадила господину мэру в репутацию, нижним нервом ощущая возможные последствия, но почему-то не останавливаясь. Мне хотелось думать, что это не моя дурость в голове играет, а всё-таки волна Удачи подхватила меня и несёт по пространству вариантов Трансёрфинга к хорошему исходу. Попутно с этим мы с Котом усилили наши тренировки: Нуар считал, что под Рождество Бражник точно что-то учудит.

В коллеже было так себе, скучновато. Под то же самое Рождество у Адриана оказалась куча работы, и мой друг пропадал на бесконечных фотосессиях. Я общалась с Альей и Нино, — больше с Альей, конечно, — однако всё равно скучала на уроках: Сезер не была гением и не училась дома как Агрест, так что ей требовалось хоть иногда слушать учителя.

Мне же оставалось только время от времени поглядывать на настенный календарь, нервно кусать губы и бороться с обострением своего психоза.

Кроме Рождества приближался ещё мой день рождения. Семнадцатое декабря… вообще-то, я праздновала две даты: семнадцатое декабря и восемнадцатое августа, в честь смены жизненного курса и имени. А ведь поменять данные в документах так и не успела, всё откладывала на потом, которое так и не случилось. Вот и ходила до исчезновения из прошлого мира с нелюбимой кличкой.

Нет, полная форма мне очень нравилась — старое имя возвращало меня то в эпоху романтизма, то в сады Древней Греции. Но вот сокращение неизменно почему-то ассоциировалось с собачьими кличками. Может, потому, что у моих одноклассников было три псинки с такими именами?

Подкрадывающийся день моего прошлого рождения портил мне настроение, сон и аппетит. Я не нырнула в омут депрессии, но стала более раздражительной, если мне что-то не нравилось, и могла на эмоциях сказать нечто обидное. Не настолько, чтобы спровоцировать акуманизацию, но достаточно, чтобы человек потом лежал и думал о злых словах по ночам.

Меня беспокоило ухудшение ОРПП: есть я могла только в присутствии кого-либо из друзей или с родителями. Пришлось дробить приёмы пищи на семь-восемь раз, потому что от нормальных порций тянуло блевать. Я скинула ещё один килограмм и на этом, к счастью, вес замер.

— Твоих рук дело? — спросила я у Тикки, разглядывая свои рёбра в зеркале.

Квами вздохнула.

— Ну почти. Магия же… пока ты Хранительница Талисмана, смерть от голода тебе не грозит. Да и потом остаточная удача поможет выйти из этого состояния.

Я провела пальцами по ключицам. Выпирали… да у меня всё выпирало. Где мои круглые азиатские щёки, я спрашиваю?

— Это как-то глупо, тратить удачу и магию на что-то подобное. Так что будем искать другой выход.

— Отличный настрой! — одобрила Тикки, передавая мне печеньку.

Плюсом моего ледибажества был стальной желудок. Несмотря на расстройство питания я могла есть что угодно, от тяжёлого и жирного мяса, — его я не ела, ибо во мне на время воскрес веган, — до приторно-сладкой выпечки. Но всё равно, мне реально нужно было что-то решать, потому что скелет в отражении мне совсем не нравился.

Внешние проявления ОРПП я прятала за одеждой Маринетт, — её брюки держались только на поясе, а пиджак был на пару размеров больше, чем нужно, — косметикой и активностью мимики. Я не падала в голодные обмороки, как анорексичка, и не испытывала приступов усталости, за что надо было благодарить магию. В принципе, вся проблема в ОРПП для меня состояла в реакции окружающих на мою внешность.

Хорошо ещё, что в виде Ледибаг я была очень даже сочной девушкой; полторашка груди и покатые бёдра прилагались. Не хотелось бы, чтобы подростки, насмотревшись на моё теловычитание, начали травить себя диетами и голодом.

Кот на тренировках нет-нет, да и поглядывал в мою сторону. Такое его внимание было странным, но на вопросы Нуар не отвечал, неумело переводя тему. В какой-то момент мне это надоело, и Кота я просто прижала к стенке — в буквальном смысле.

— Ми-ми-миледи?

Нуар уставился на меня зеленью, и я хмыкнула.

— Ми-ми-миледи, — передразнила я напарника, — чтобы ты знал, нервничает, если на неё постоянно смотреть. Что произошло?

— Ни-ничего!

Я снова хмыкнула. Мягко проведя кончиками пальцев по груди Нуара, я щёлкнула по колокольчику. Мелодичный звон был очень приятным, кстати. Интересно, почему во время боёв колокольчик не звенит, как у бурёнки на выгуле?

— Точно ничего? Или ты что-то… скрываешь?

Я наклонилась ближе к Коту, напрочь игнорируя его личное пространство. Нуар покраснел, и это было просто очаровательно.

— Не-ет, — протянул он, едва не дав петуха.

— Ну и ладушки, — я ещё раз щёлкнула по бубенцу, прежде чем отстраниться. — Продолжим тренировку?

Кот кивнул и нервно поправил колокольчик. Ой, да ладно, будто своими щелчками я могла его сдвинуть! Тоже мне.

— А всё-таки, — снова сказала я, когда мы разобрались с забегом по крышам и тренировкой, — что тебя тревожит, котёнок?

Мы опять были на любимой крыше кафе. С Котом под боком я съела целую тарелку супа, и теперь мучилась животом — переела. Да уж, отвык организм от нормальных порций.

— Мелочи, Ледибаг, — отозвался напарник.

— Не поделишься?

Он молчал минут пять. Я за это время успела разлечься на крыше и даже немного помедитировать. Эх, хорошо всё-таки: уроки сделаны, завтра не будет географии, друг рядом… Ещё и психологиня уехала из города, так что у меня недельный перерыв. Ля-пота.

Ну вообще-то лепота, конечно, но мы же во Франции. Тут всё через ля.

Костюм защищал от холода, так что у меня было ощущение, что на дворе не минус два, а вполне комфортные плюс пятнадцать.

— Мне показалось, что я узнал твою личность, — выдал наконец Нуар.

Я заинтересованно приоткрыла глаза и посмотрела на напарника.

— И что? Тебя так расстроило моё лицо без маски?

Кот негромко рассмеялся.

— Нет, нет… я бы не расстроился, если бы мои выводы оказались правильными.

— Ясно. Так что тогда не так?

Кот вздохнул, и в этом вздохе я услышала отголоски вселенской тоски.

— Я ошибся.