Считаные дни

Эпилог

Автомобиль ведет Ингеборга. Она одолжила машину у матери, Юнас расположился на пассажирском сиденье, он наблюдает за Ингеборгой со стороны, она наклонилась вперед, руки беспокойно скользят по рулю.

— Спасибо, — говорит она. — За то, что ты со мной сейчас.

— Не стоит благодарности, — отзывается Юнас.

Она бросает на него быстрый взгляд, намек на улыбку вокруг глаз, это лицо, которое уже кажется таким знакомым. Ингеборга протягивает руку и включает радио как раз в тот момент, когда звучит заставка к выпуску новостей; часы показывают начало седьмого, уже давно смеркалось. Когда они поворачивают у Вангснеса и въезжают на пристань, паром стоит готовый к отплытию. Никто из них не упоминает, что именно здесь все и началось, здесь случилась их первая встреча, и Юнасу не верится, что с тех пор прошло не больше месяца.

На переправе стоит всего четыре автомобиля. Ингеборга встает за «Фордом-Мондео». Они заходят в коридор, откуда ведут двери в туалет и лестница на палубу, больше никого не видно; Ингеборга останавливается у одного из иллюминаторов, прижавшись лицом к стеклу.

— Тут на самом деле ничего не видно, — говорит Ингеборга.

В левой руке она держит листок бумаги. Юнас не понимает, почему ему кажется это таким трогательным — то ли потому, что она предпочла написать это имя и адрес от руки вместо того, чтобы напечатать в мобильном телефоне, или, может, из-за того, как она держит листок — крепко прижав к груди. «Теперь переверну каждый камень, — сказала она в тот вечер, когда пришла к нему и рассказала о том, что ей удалось узнать, — теперь я дойду до самой сути во всем этом безумии».

Под ними что-то тихо дребезжит, ровный перестук паромного двигателя; Ингеборга поворачивается к Юнасу, кромка иллюминатора оставила слабый отпечаток у нее на лбу, прямо у линии роста волос.

— Думаешь, мне стоило позвонить? — говорит она. — Было бы лучше, если бы я заранее сказала об этом?

— Вчера ты считала, что лучше всего просто приехать, — говорит Юнас, — что будет проще для всех, если ты не станешь звонить заранее.

— Да, — говорит Ингеборга. — Я именно так и думала.

Ее взгляд медленно скользит влево и останавливается, и когда Юнас поворачивает голову, он видит то же, что и она, — информационный стенд, на котором указаны местоположение спасательных шлюпок и инструкции к их спуску на воду.

Он плывут дальше через Лейкангер и Согндал, потом пересаживаются еще на один паром, тот же путь он проделал, когда приехал сюда в середине октября, но все теперь иначе. Когда они приближаются к Лэрдалу, Ингеборга нервно ерзает на сиденье. Она бросает быстрый взгляд на бумажку, которая лежит в кармашке между сиденьями, словно весь ее план зависит от тех слов, что на ней написаны, и, скорее всего, так и есть, но Юнас убежден, что она помнит все наизусть — имя, конечно, ну и адрес тоже. Когда он проснулся ночью, чтобы сходить в туалет, Ингеборга сидела, склонившись к монитору компьютера, и искала дом на карте Google.

— Может, сначала выпьем кофе, — предлагает Ингеборга, — совсем быстро, чтобы мне немного прийти в себя.

Она кивает на здание впереди или на огни, только их и видно. Желтые квадраты света из окон, на указателе перед въездом значится, что это отель.

— Так что? — переспрашивает Ингеборга.

У женщины, которая приносит им кофе, тусклые обесцвеченные волосы. Она молча безостановочно жует сероватую жвачку, у нее энергичные движения, мелодично звякают кофейные чашки, которые она ставит на барную стойку перед ними.

— Простите, — говорит она, — если они слишком шумят.

Она кивает в угол в глубине помещения: группа празднично одетых женщин и мужчин лет сорока — пятидесяти, узкие пиджаки обтягивают животы, слегка выцветшие платья с пайетками матово блестят, женщина с несколько излишне глубоким декольте смеется, наклонившись вперед.

— Время рождественских вечеринок, — поясняет официантка и едва заметно закатывает глаза.

— Уже? — удивляется Юнас.

Женщина кивает. На ее бейдже, пристегнутом к форменной блузке, написано «Юна», так же звали его первую девушку, в памяти всплывает нервозная, возбужденная возня в подвальной комнате у приятеля.

— Если будет хуже, я попрошу их угомониться, — говорит официантка.

Она, прищурившись, поглядывает на те столики в углу, где раздается новый взрыв смеха.

— Да ничего страшного, — произносит Ингеборга. Она кладет записку на барную стойку рядом с чашкой кофе и достает из кармана блокнот. Записка сложена пополам, но не до конца, и Юнас видит заглавную «Л», с которой начинается слово, написанное округлым почерком Ингеборги.

— Мы в любом случае ненадолго, — произносит Ингеборга.

Она выкладывает на барную стойку купюру в сто крон.

— Спасибо, — благодарит официантка. Она поворачивается к кассе и принимается отсчитывать сдачу.

— Да не надо, — говорит Ингеборга, — оставьте.

Официантка останавливается, глаза у нее зеленые и живые.

— Точно? — переспрашивает она. — Ну, спасибо!

Ингеборга едва притронулась к кофе, сделала два быстрых глотка из чашки, тут же взглянула на часы и почесала ладони.

Тем не менее, кажется, кофе подействовал, потому что в ней появляются спокойствие и решительность, когда через несколько минут она берет записку и сползает с барного стула.

— Вот так, — говорит она, — теперь я готова, забегу только на минутку в туалет.

Когда они выходят, официантка прощается с ними. Она быстро протирает тряпкой барную стойку, потом поднимает руку и весело машет.

— Езжайте осторожно, — предупреждает она. — Обещали снег.

Он стоит и ждет у входной двери, в коридоре у стойки регистрации. За стойкой никого нет. С наружной стороны прикреплен рождественский венок — зеленые листья и красные ленты, Юнас думает, что это неправильно, что еще слишком рано. Потом он отводит взгляд в сторону и замечает ее.

Первое, что он видит, — волосы. Рыжие локоны, которые бросаются в глаза оттуда, где она сидит на стуле, втиснутом посередине между пальто и куртками, висящими на вешалке сбоку от стойки регистрации.

Юнас медленно подходит ближе, минует лестницу, лифт и двери в туалеты, а затем видит всю ее стройную фигуру, ее руки, зажатые между колен, бледное лицо с пустым взглядом, устремленным в никуда, и волосы, такие же рыжие, как у Ингеборги, и это приковывает его внимание, потому что он понимает, что уже видел ее раньше.

— Ждешь кого-то? — тихо спрашивает он. — Поэтому сидишь здесь?

И это так неправильно, так беспомощно и назойливо, ведь ясно же, что эта девушка хочет, чтобы ее не беспокоили, но Юнас не может это так оставить, он делает еще шаг вперед; тогда, у горы, он взглянул на нее только раз, быстро и невнимательно, не сохранив четкий образ, но теперь он вспоминает — это она и есть.

Девушка не смотрит на него. Она кладет руки на подлокотники и отталкивается, взгляд ее устремлен в пол, когда она медленно проходит мимо него по направлению к бару, откуда они пришли, это его вина, он своей настойчивостью спугнул ее, и в этот момент хлопает дверь дамского туалета. Ингеборга выходит, за ее спиной громко гудит сушилка для рук.

— Ну что, готов? — говорит она нетерпеливо и вытирает пальцы о ткань брюк. — Можем ехать?

Она подхватывает куртку и задерживает взгляд на Юнасе, и тут девочка замедляет шаг, оглядывается через плечо на Ингеборгу, которая быстро натягивает куртку, так быстро, что что-то выскальзывает из кармана.

— Черт, — вырывается у Ингеборги.

Записка приземляется у ее ног на плотном ковре, уложенном от стены до стены. Когда Ингеборга наклоняется и поднимает ее, из прически выбивается рыжая прядь волос, и лишь выпрямившись, она замечает девочку, которая теперь остановилась в конце стойки регистрации у двери в бар, она стоит, наверное, в десяти метрах, но все же держится спокойно и смотрит на Ингеборгу своими зелеными глазами. Ингеборга застывает, уставившись на девочку. Повисает молчание, и Юнас думает, что он мог бы отсчитывать секунды, их прошло множество.

— Меня зовут Ингеборга, — голос срывается, девочка смотрит на нее, не произнося ни слова, и Ингеборга поднимает записку, медленно расправляет ее, не спуская глаз с девочки, потом делает нерешительный шаг вперед и еще один, прежде чем протягивает руку, в которой зажата записка.

— Это ты? — спрашивает Ингеборга.

Когда он выходит на улицу, начинается снегопад. Юнас стоит на ступеньках, большие белые снежинки кружатся перед ним в темноте. Он слышит смех, доносящийся изнутри, очевидно, веселятся на рождественской вечеринке; возбужденный женский голос пытается подбить всех петь хором. Холод скользит по позвоночнику, когда под воротник куртки проскальзывает снежинка. Юнас поднимает воротник и застегивает молнию, затем спускается по лестнице к машине. Теперь ему остается только ждать.