Седьмая звезда

Глава 11

Империя снова сотрясалась от очередной войны! Которая приносила выгоду лишь великим вождям, уродливо отражая их захватнические чрезмерные аппетиты, принося с собой простому населению только потери, страх, ненависть и боль. Великие имперские вожди были так же и великими манипуляторами, стимулируя своих марионеток с помощью разрушительной ненависти и священного долга перед Империей. Имперцы ненавидели своих врагов, посягнувших на их территорию! Но эта война была объявлена им чужеродной расой химеров и расой скворан, заключивших между собой союз. Это был необычный противник! Их логика и поступки не всегда поддавались человеческому пониманию. Жестокость и беспощадное желание скворан нести за собой разрушение и хаос, соединилось с расчетливой хитростью, силой и уничтожающей яростью химеров. Их союз — был словно клокочущее жерло адского вулкана, готового испепелить всех, кто будет стоять у них на пути!

Империя ожесточенно обороняла свои рубежи, а химеры целенаправленно наносили удар за ударом, укрепив свои технологии секретным оружием скворан.

В первую очередь страдали ближайшие колонии и планеты, находящиеся неподалёку от межевых секторов галактики. Если скворанцы высаживались на одной из колонизированных планет — они уничтожали и выжигали всё живое, не останавливаясь ни перед мольбами людей, ни перед слезами детей. Чудовищные существа из глубин далёкой галактики не знали пощады, не ведали сострадания! Отчаянное сопротивление лишь разжигало в них огонь ярости, заставляя бросаться в бой с новыми силами, не чувствуя боли, не ощущая страха.

Пираты, как ни кто могли скрыться от этой войны, но могли и потерять гораздо больше. Они были зажаты между двух огней!

С одной стороны, вражеский, не признающий их союз химеров и скворан, тут же палящих на поражение, лишь заметив вблизи пиратские корабли, а с другой стороны имперцы, преследующие их в любом из своих секторов, и на основании законов военного положения — стреляющие на полное уничтожение.

Тайные лазейки и надежные укрытия, конечно же имелись, но иногда ведущие туда тропы перегораживались развернувшимися военными действиями, приходилось обходить место битвы окольными путями, спасаясь от внутренних патрулей, добывая, ставшее таким ценным топливо и пищу. Если имперцы объединяли свои усилия, то пираты спасались разрозненно, каждый клан был сам по себе. Они не могли рассчитывать на чью-то помощь — только на свою семью или членов своей команды — таковы были законы их народа.

— На этом астероиде для нас больше нет заправочной станции, его оккупировали имперцы, устроив здесь свою базу! — прокричал Мак, отчаянно жестикулируя руками.

— Ты не хуже меня знаешь, что мы не можем больше никуда лететь, у нас кончилось горючее! — бросил в ответ Зур, — Они ведь чем-то заправляют свои корабли. Здесь всего лишь небольшой резерв их солдат, мы нападем первыми. Нам во что бы то ни стало нужно пробиться к топливному бункеру. Слушайте меня сюда! Мы посадим «бронтозавр» неподалёку от их базы, привлекая внимание. В то же самое время, двое из нас на нашем челноке, подойдут к базе с тыла, к непосредственной близости с запасами горючего. Кто-то останется на бронтозавре, а кто-то будет отвлекать имперцев на себя, уводя их подальше от базы. Те, кто будет взламывать заправочную станцию, начнут уже после отвлекающего манёвра. Потом, мы соединимся на челноке, одновременно покидая поверхность вместе с «бронтозавром». Я предлагаю, чтобы на «бронтозавре» остались Сеярин и Энн, на челноке пойдут Мак и Лакур, а отвлекать на себя внимание солдат буду я и Жако, — Зур обвёл взглядом свою команду.

— Но на челноке нужно больше народу, им не справиться вдвоём! — возмутилась Энн. — Давай я останусь на «бронтозавре», а Сеярин присоединиться к Маку и Лакуру.

— Ты одна быстро не сможешь поднять корабль! На «бронтозавре» однозначно должен остаться Сеярин, у него кроме обеих рук — есть ещё и щупальца, которые быстро двигаются! — не терпящим возражения, голосом, произнес Зур.

— Тогда пусть Жако отправляется вместе с ними на челноке, а я пойду с тобой! — не унималась она. — Хоть раз согласись с моим мнением!

— Один раз уже соглашался!

— Вы будете спорить, или мы просто шлепнемся об поверхность? — проворчал Жако.

— Ладно, — нетерпеливо махнул рукой Зур, — И то, только потому, что у нас нет времени. Ты со мной Энн.

«Бронтозавр» вгрызся четырьмя своими опорами в каменистый грунт астероида. Слева от него скользнула тень челнока. Надев кислородные маски, Зур и Энн покинули корабль, после чего Сеярин включил защитные экраны. Имперцы заметили чужой корабль, тут же открыв огонь, без сигнала предупреждения. Экраны выдержали натиск, заманивая солдат поближе, принуждая их к ближнему бою.

Энн шумно втягивала кислород, время от времени поглядывая на Зура. Его спокойное сосредоточенное лицо немного успокаивало её. И вот по нему мелькнула тень снисходительной усмешки, а это значило, что солдаты приближаются. В отличие от Зура, ей не очень нравились такие откровенные игры со смертью, а вот его натура просто млела от раскаленного риска.

Зур коротко кивнул, на долю секунды заглянув ей в глаза, и они побежали! Рота солдат бросилась следом! Какое-то время это было лишь преследование, но затем, сообразив, что так они будут бегать бесконечно долго — солдаты начали стрелять. Чтобы сбить их с прицела, Энн и Зур, уворачиваясь стали бежать зигзагами, усложняя солдатам задание. Чтобы зажать их в кольцо, имперцы вызвали с базы подкрепление.

Неожиданно …земля оборвалась, падая вниз отвесной скалой! Переглянувшись, и слегка коснувшись друг друга, эти двое прыгнули, покатившись по склону, ударяясь о единичные выступы каменных порогов. Дальше лежало, изрытое хаотичными траншеями плато. Энн и Зур скрылись в первом углублении.

Преследование продолжалось! Временами, траншеи пересекались или закольцовывались между собой. Один раз, повернув в одной из таких траншей, они столкнулись с солдатами лоб в лоб! Молниеносно среагировав, орудуя лишь кинжалами, Зур холоднокровно уложил двоих, а третьего оглушила Энн. И снова бегство по лабиринту!

Но второй раз, попав в закольцованную траншею… — первыми среагировали солдаты, выстрелив из парализотора прямо в Зура. … Но его нож успел настигнуть противника. Зур рухнул как подкошенный к ногам Энн. Она судорожно выхватила из набедренного кармана заготовленный заранее шприц с деактиватором парализующего луча, но теперь уже позади неё раздались шаги ещё одного преследователя. Резко обернувшись, Энн вскинула оружие, одновременно с солдатом, наставляя, его друг на друга.

Схлестнувшийся взгляд. Серый блеск стальных глаз, пересекся с синими … такими знакомыми глазами. …

Вселенная застыла на месте! Перестало существовать время, свет и звуки. События реальности стёрлись, растворяясь в этих глазах. Минута показалась вечностью! И за эту минуту перед их глазами пронеслось всё, что их связывало: каждый взгляд, каждая улыбка, каждое сказанное слово.

… И вот теперь они стояли напротив, направляя своё оружие прямо в сердце друг другу.

Могло ли быть это нелепой случайностью?

Фатум!

Теперь развернулась совершенно иная борьба! Любви и долга! Он должен был убить её, чтобы доказать свою преданность Империи, всему чему он верил и служил. А она должна была убить его, чтобы спасти Зура.

Зур или Илай?

Империя или Энн?

Реагировать нужно было просто немедленно! Слышались голоса приближающихся солдат. Реакция военного была безупречной! Только всем его мастерством, силой и ловкостью — уже управляло его сердце. Он сделал свой выбор раньше неё! Точными и чёткими движениями Илай обезвредил спешивших ему на помощь сослуживцев врукопашную.

Не теряя времени, Энн кинулась к Зуру, вколов ему антидот, прокричав в передатчик, прикрепленный к нагрудному карману своей куртки:

— Нужно уходить, Зур ранен! Сеярин, пусть челнок заберет нас с западного плато!

— Я тебя понял, — раздался ответ брата, — Они уже на подходе! Береги себя!

Они молчали, бросая друг на друга короткие красноречивые взгляды.

В её глазах было столько сожаления и отчаянной тоски, в его — масса вопросов, растерянность и нежность.

Зур очнулся, как раз к тому моменту, когда с одной стороны их окружали солдаты, а с другой, прибыло спасение. Имперцы открыли огонь по зависшему над траншеей челноку, откуда периодически раздавались ответные очереди из пиратских пульсаров.

— Прыгайте! Я вас прикрою! — крикнул Илай, кивая на открытый люк.

С трудом поднявшись на ноги, Зур бросил на него пристальный, удивленный и одновременно ненавидящий взгляд.

— Ты должен лететь с нами! — прокричала Энн, не сводя с Илая испуганных глаз.

Он отрицательно покачал головой.

— Нет, должен! Они убьют тебя, ты уже сделал свой выбор! — настойчиво повторила девушка. — Ну же!

Илай отстреливался от своих же товарищей, когда из челнока выглянул Мак, затягивая Зура и Энн вовнутрь.

Пока Илай колебался, её рука продолжала тянуться к нему, пока их пальцы не соприкоснулись.

Челнок стартовал в открытый космос, догоняя «бронтозавр».

Братья не задавали вопросов, только бросали любопытные взгляды на Энн, на Зура, на Илая. Жако был за штурвалом. Мак и Лакур придерживали контейнеры с топливом, добытые таким удивительным везением, с помощью расчетливой логики Зура и общего тяготения к риску.

Зур морщился от боли, пока Энн помогала ему осторожно стаскивать оплавившуюся куртку.

У самого люка, отгородившись от всех — сидел Илай.

— У тебя очень сильный ожог, не считая кучи ссадин, — произнесла Энн, мягко ощупывая обнаженный живот Зура. — Вернемся на корабль, нужно будет всё это хорошенько обработать.

— Пустяки, — небрежно мотнул головой Зур, — Сама как? — он коснулся темного расплывшегося пятна крови на её плече, — Это что?

— Ничего страшного, неудачный спуск со склона, всё потом, — отмахнулась девушка, — У нас получилось! Все живы! — в её глазах всё же промелькнула радость, несмотря на такую двухзначную ситуацию.

— Да, уж, — протянул Зур с недобрым оттенком, — … К сожалению!

— Зур, он помог нам, — на свой страх и риск вступилась она за Илая. — Он стрелял в своих. Перейдя на нашу сторону — он автоматически стал пиратом. Мы не могли его вот так взять и бросить!

— Это почему же? — забыв о боли, Зур иронично усмехнулся. — Было бы лучше, если бы ты его пристрелила, Энн. Как бы он не пожалел теперь, что остался в живых!

— Разве пираты …не принимают в свои ряды отступников? — подал голос Илай, с вызовом глядя на Зура.

— Принимают, — хищно проворковал Зур, согласно кивая головой, — Но ты составляешь исключение! Ты никогда не пройдешь обряд посвящения!

— Это почему же?!! — Илай вскочил на ноги.

— Есть причины! — прошипел в ответ Зур. — Быть пиратом, солдат, это тебе не игра накачанными мышцами и стрельба из пушек, это тебе не легкомысленные шашни с чужими девушками и маразматические приказы оплывших жиром командиров! Пиратство это особый бродяжий дух, это прыжок в пасть к дьяволу, вечная игра с любовью и смертью, оно держится на крепко свитой цепи из надежных рук и верных сердец. Это авантюра на острие ножа, это жертва и хищник в одном лице! Но ты, поверь мне, здесь будешь лишь жертвой! Твой дух впитал другие правила жизни!

— Значит, ты бросаешь мне вызов? — гордо вскинув голову, и взглянув на него свысока, произнес Илай.

— О, нет! — недовольно простонал Лакур, переглянувшись с Маком, в то время когда Зур, после слов солдата, зашелся хохотом, — Только-только всё уладилось и снова здравствуй кошмар!

— А знаешь, — Зур посмотрел на Энн, ткнув пальцем в сторону Илая, — Так даже будет интереснее! Ты же понимаешь, малышка, что кому-то придётся рассказать ему правду?

О, как же она не хотела, чтобы сейчас хоть кто-нибудь замечал её! Это был именно тот момент, когда невыносимое желание расщепиться на атомы и развеяться в космосе, перекрывало все остальные, мечущиеся от ужаса мысли. Но чёрные загадочные глаза были ближе всего, они уже скользили по её лицу своим бархатом, вбирая в себя голос её умоляющей души.

Сначала Зур протянул руку, легонько коснувшись пальцами её бледной щеки, затем, наклонившись, поцеловал её дрогнувшие губы страстным ласкающим язык поцелуем, показывая этим жестом всем окружающим, насколько близки их отношения.

— Ты сама ему скажешь? — полушепотом произнес он, но Энн просто оглохла от этих слов, которые словно взорвали вокруг неё воздух. Распухший колючий ком застрял в горле, мешая ей повернуть голову в сторону Илая. Сейчас эта сцена претендовала на первое место, как самая ужасная сцена в её жизни! Она не могла посмотреть ему в глаза!

К её счастью, челнок уже пришвартовался в выпускном отсеке «бронтозавра», выпуская всех на выход. Энн выскочила первой, вихрем промчавшись мимо Илая, с одной лишь истерической мыслью — найти контейнер с медикаментами.

А после того, как Лакур спрятал от неё почти все лекарства, это представлялось достаточно сложным. Единственный полностью укомплектованный контейнер ей попался в тайнике первой ниши общей каюты. Невзирая на тупую боль в плече, Энн принялась искать пузырёк с белыми капсулами.

— Вон же обезболивающее, ты его пропустила, — произнес возникший словно тень Зур, как ни в чем ни бывало, подходя ближе. — Ты хотела обработать рану.

На секунду она замерла, затем, схватив попавшийся под руку тюбик с обеззараживающим анальгетиком, обернулась к нему:

— Да, конечно, — слишком тихо, прошептала Энн.

И пока она добросовестно обрабатывала его раны, Зур не спускал с неё изучающего терпеливого взгляда. … Он молчал, так же как и она. И это молчание, щекочущее натянутые нервы, будто многотонным тяжелым катком, утюжило сердце.

— Теперь твоя очередь, — сдержано проговорил Зур, нарушая тишину.

— В каком смысле?

— Пока в том смысле, что я хочу посмотреть твоё плечо, — усмехнулся он. Далёкая от своей раны, Энн послушно сняла куртку комбинезона, позволяя ему осторожно стереть кровь и залить глубокую царапину шипящим заживляющим гелем, продолжая коситься глазами на медикаменты. Дождавшись, когда он закончит, Энн снова вернулась к ним, наконец, отыскав нужный пузырёк.

— И скажи, зачем тебе это нужно?! — ловко выхватив его из её рук, сердито спросил Зур.

— Я хочу выпить таблетку, чтобы поспать. Сейчас мне нужно уснуть и ни о чём не думать, а без снотворного я не усну! Зур, отдай!

Зур демонстративно открыл пузырёк, извлёк оттуда всего лишь одну таблетку, протянув её на ладони Энн, а другой рукой пряча остальное в карман:

— На, держи. …Ты думаешь, тебе это поможет? Разве что-то измениться, после того как ты проснешься? — пытливо всматривался в неё Зур. — Что и кому ты скажешь, Энн? Лично я не хочу ждать ещё несколько часов, пока ты будешь бороться со своей трусостью.

— Это не трусость! Это какое-то чертово безумие!!! — крикнула Энн, — Мне нужна передышка, я не могу так больше! Не мучай меня, Зур!

— Радость моя, а тебе не кажется, что ты тоже можешь кого-то мучить? Снова будем играть? Хорошо, давай поиграем! А после ты опять скажешь, что любишь нас обоих, только по-разному?

Она смотрела на него во все глаза, тяжело дыша … и молчала, не в силах оторваться от взгляда этих переменчивых глаз, которые снова притягивали её к себе своим властным магнетизмом обезоруживающей, затаившейся в глубине, необъяснимой страсти.

Одним движением Зур привлёк её к себе, прижав к обнаженному торсу:

— Я мучаю тебя, Энн? — прошептал он, — Я лишь хочу убедиться, что наша связь так же неразрывна, что ты по-прежнему принадлежишь мне. Что тот маленький бунтарский комочек, прячущийся у тебя в душе, не погубит тебя. Я хочу, чтобы ты ответила мне сейчас же. Кто я для тебя Эннжи?

Упрямо храня молчание, вместо ответа, она, обхватив ладонями его лицо, стала горячо целовать его в губы, заставляя Зура потерять контроль над собой. Приподняв её за бёдра, он прижал её к себе ещё сильнее, отдавая этому поцелую всё присущее ему желание обладать и дышать её духом…

Лакур как раз показывал корабль Илаю, так неожиданно ставшему их гостем. И когда перед ними открылась дверь в общую каюту, они и стали свидетелями этого полного поглощающей страсти поцелуя, который вот-вот грозился перетечь в бурный секс.

Эта сцена раскаленной печатью, одним ударом отпечаталась в сердце Илая, четко обрисовывая картинку, где были его руки, как она обнимала его, и с какой жадностью они целовали друг друга. В его взгляде было столько боли, что Энн с ужасом шарахнулась от Зура. Выхватив из его ладони свою таблетку, она выскочила из каюты как ошпаренная.

Зато Зур, застёгивая штаны, с огромным любопытством наблюдал за реакцией солдата, и та мука, которая отразилась на лице Илая, доставила ему огромное удовольствие.

— Насколько я помню, это общая каюта, а для ваших личных междусобойчиков с Энн у вас есть её каюта. Я не хочу наблюдать это перед своими глазами, — недовольно проворчал Лакур.

— Хорошо, в следующий раз я учту твою ранимую психику, — бросил ему Зур. — Но я смотрю, наш друг тоже оказался весьма впечатлительным. Не нужно это так переживать, солдат! Насколько я понимаю, ваша супружеская пара была лишь фикцией, иллюзией. Ты примешь это — если не захочешь сдохнуть! — дальше ему явно не хотелось продолжать, недовольно хмурясь, Зур медленно покинул каюту, оставляя Илая тлеть от своих мук.

— Она … называла его своим братом, — с трудом выдавил Илай, не зная, куда девать от отчаянья руки. Он произнес это скорее самому себе, но Лакур решил, что подходящий момент прояснить солдату ситуацию — наступил. Пару раз, шумно вздохнув, он заговорил:

— Видишь ли, все мы здесь названые братья, но мы самая настоящая семья! Зур — это выносливое многоликое чудовище, живучий монстр, высверливающий мозги, держащий всё под своим контролем, заряжающий всех нас своей силой, поражающий своим острым умом и заслуживающий доверия своей братской преданностью! Но воздухом этого химера — является Энн. Он дышит ею! Его хамелеонская душа скопировала её душу и приклеилась к ней. Зур давно любит её, но не как сестру. Они пара. Эннжи спит с ним с семнадцати лет. На какое-то время наш отец обрубил эту связь, но теперь Зура уже ничего не остановит. Свою женщину химеры выбирают один раз, как жизнь. И если ты будешь отнимать у него эту жизнь — мы сами тебя убьём, даже без его просьбы. Потому что когда Зур обо всём узнал, о тебе с Энн — он заставил всех нас жить в аду, и Энн несколько раз чуть не отправилась в мир иной из-за своей ошибки. Так что ошибок больше быть не должно! Ты понял меня?

— Я понял то, что … попал в ад! — процедил Илай.

И только в своей каюте, Энн поняла, что на самом деле спать она не хочет, да попросту и не сможет. Положив таблетку снотворного на самом видном месте, она принялась ходить из угла в угол. Иногда она присаживалась на краешек койки, нервно барабаня по ней пальцами, затем вскакивала и принималась ходить снова.

Мысли! Словно голодные черви, бередящие мысли вгрызались в сердце, высасывая силы и оставляя в нём пустые дыры. Энн уже знала, какой она должна сделать выбор, она просто не представляла, как она будет жить дальше рядом с ним. Она подбирала слова, которые должна была сказать ему. И больше всего на свете она не хотела причинять ему боль!

Как часто такие испещренные страданием сердца не бегут, а тянутся друг к другу, находясь даже ближе чем можно это себе представить. Когда боль уже начинает затягивать в свой омут, им ещё сильнее нужны ответы на вопросы, из-за бичующего желания получить полную порцию, чтобы ощутить свой предел, испытывая своё сердце.

Илай стоял в коридорном отсеке напротив её каюты. Когда перед Энн распахнулась дверь, она столкнулась с этим ожидающим, уставшим взглядом побитой собаки.

— Ты скажи, … я понять хочу, — тихо и настойчиво проговорил он, — ведь я заслуживаю объяснения или нет?

— Именно это я и собиралась сделать, проходи, — поникнув, кивнула она, пропуская его в свою каюту.

— Только отблагодари меня правдой, хорошо? Я и так чувствую себя как апельсин, с которого содрали кожуру, так что можешь не бояться меня обидеть. Скажи, так мол и так, любовь была короткой. Или это была игра, та, в которую играет Зур? — жестко прозвучал его голос, и потемневшие от разочарования глаза, обратились на неё синим, печальным озером.

— Зур не играет — он так живёт. … И я никогда не обманывала и не играла с тобой, Илай! … В моей жизни сложилось так, что вложить всё это в слова очень сложно. Очень сложно донести до тебя мою правду, но я постараюсь … ради моей любви. Не нужно так усмехаться, выслушай вначале. — Энн говорила и говорила, стараясь не смотреть в эти кричащие глаза, потому что от этого боль становилась невыносимой, на протяжении всего разговора, по её щекам, очищая душу, катились слёзы. Он слушал её внимательно, не перебивая.

— Мы были вместе с братьями изо дня в день, мы выросли на глазах друг у друга. Все мы были разные, но слились в одно целое, в неделимое существо. Я была самой младшей, когда меня приняли в семью мне было четыре, а Зуру самому старшему было десять. В юности Зур ещё сильнее укрепил своё лидерство, он почти взял на себя за нас всю ответственность. Меня как единственную сестру он оберегал больше остальных. Спорил, убеждал, наказывал, защищал, уступал, носил меня на руках, когда я болела. Не смотря на его несносный химерский нрав, я очень любила его, потому что всегда видела его истинные мотивы, и каким он был в душе. Пиратам никто не преподает этику и мораль, у них свой кодекс нравов, который гласит: что они сами могут придумывать себе правила и сами же могут их отменять. Вначале это был порыв, любопытство, и мы переступили черту, брат и сестра стали спать вместе, он стал моим первым и единственным до тебя мужчиной. В обычной жизни он мог придираться ко мне, я огрызалась, но нас неразрывно тянуло друг к другу. Постепенно Зур возымел надо мной невероятную власть. Химеры пытаются обладать не только телом, но и духом — это их потребность. Но часть моей души оставалась независимой, я не хотела принадлежать ему полностью, хотя он уверенно считал меня своей. У нас началось противостояние, слишком открытое, и отец пресек это. Он запретил нам, строго запретил продолжать эти отношения. Тиар сказал, что мы должны оставаться лишь братом и сестрой, чтобы сохранить сплоченность нашей семьи. Мы оба поклялись ему. … Мы перестали заниматься любовью, но тем братом, что в детстве Зур уже мне стать не мог. Это чувство было в его взгляде, в случайном прикосновении, в наигранной агрессии в мой адрес. Так продолжалось около двух лет, но затем, с нашим отцом случилась эта беда. Тиар потерял память, и его суть стерлась. А значит — исчез и запрет. Зур окончательно занял место главы семьи.

А затем эта трагедия нашего падения на Тарго — и я по нелепой случайности оказалась на Аватаре, где познакомилась с тобой. … До этого я никогда не общалась с мужчинами так близко, кроме моих братьев и Зура. И я терпеть не могла имперцев! Но в тебе скрывалось что-то неуловимое, теплое, светлое, живое, несмотря на пустоту и одиночество. Ты отрицал это, но я почувствовала, что ты на самом деле ценишь чувства, но боишься заполнить ими своё сердце. Твоё благородство и открытость привлекли меня. Твоё смущение, твоя сила, твоё спокойствие и уверенность. Ты был другим, но что-то в тебе мне показалось родным. То, что между нами было — это было по-настоящему, и это связало нас. Все мои слова и действия были искренними, Илай. Ты стал мне очень дорог. Когда я нашла тебя у работорговца — я боялась потерять тебя. Я была готова бороться за твою жизнь, даже с собственными братьями, хотя и понимала, что нам с тобой нельзя быть вместе. Для меня ты — это другое, ясное и свободное небо, это всплеск ласковых волн, вызывающих в душе такое сладкое и незнакомое мне ранее чувство, это чистый источник, придающий силу, это светлая вспышка в моей бродячей жизни. Когда я крикнула, что люблю тебя — это была правда. Я и сейчас это чувствую. … Но вместе мы быть всё равно не можем, даже если ты теперь летаешь с нами. … Потому что … Зура я тоже люблю. Вот в этой необъяснимой ситуации и заключается вся сложность! Я люблю вас обоих. Если кто-то скажет, что так не бывает, я готова поспорить и доказать обратное. Это же я пыталась рассказать и Зуру, но он это воспринял страшно и тяжело. Моя любовь к нему пропитана не только благодарностью и преданностью за все года, но и страстью. Меня безудержно влечет к нему. Зур для меня словно основа, словно ось всей моей жизни. Он словно питает всё моё существование. Я ни за что не согласилась бы потерять и его. После того как он спас меня с научно-исследовательской станции от имперского конвоя, после того как я долго приходила в себя от болезни — он окончательно забыл о клятве, данной Тиару. Его химерская любовь сломала все барьеры. Он снова напомнил мне, что я его женщина, и только его. Вот только его способность чувствовать эмоциональное состояние и угадывать мысли не давала ему покоя, и он заставил меня сознаться. Я не буду пересказывать тебе весь этот ужас. В том состоянии он мог легко убить меня и братьев, которые пытались его остановить. А потом я сломалась не в силах больше выдерживать его призрение и решила умереть, невероятно глупо конечно, причём два раза. Но потом сломался он — решив меня спасти и простить. Я знаю, что нужна ему полностью, что он будет бороться и дальше за ту часть, которая ему ещё не сдалась. Он никогда не отпустит меня — это против его химерской логики, потому что его отношение ко мне серьёзно. И вот двое мужчин, которые мне так дороги — оказались на одном корабле, и мне нужно определиться. Учитывая все условия и наше положение — я решила, что между мной и тобой не может ничего быть. Я буду с Зуром, чтобы защитить всех. Потому что иначе уже во второй раз его ярость уничтожит нашу семью, он убьёт нас и себя тоже. Но я не могу перестать любить кого-то из вас. …Часто сложенные нормы нравственности и порядочности утверждены лишь кем-то, кто не был идеалом. На самом деле эти рамки так и не определены, у каждого они свои и судить кого-то по своим рамкам невозможно, потому что легко ошибиться из-за своей зашоренности. Одновременно веселый и добрый человек, судя по твоим рамкам, легко может оказаться порочным, чистый — жестоким, правдивый — сплетником, наивный — предателем и наоборот. Если твои нормы резко не констатируют с другими — значит, ты в пределах единого мнения, а если нет, то ты либо ищешь свой круг, либо ты изгой. Нормы пиратов — быть изгоями для общества. Моё мировосприятие наткнулось на твоё, иное мировоззрение. Я не оправдываю себя, хотя меня это очень сильно терзает, меня разорвало пополам, потому что глубоко в душе я никогда не смогу сделать окончательный выбор. Прости меня, Илай. … Прости за то, что причинила тебе боль, — ссутулившись, Энн вздрагивала, обнимая себя за плечи, так и не решившись поднять глаза.

— Спасибо за правду, — пересохшими губами, прошептал он. — Никогда не думал, что самый страшный и кровопролитный бой — может быть только бой, который идет внутри тебя! …Когда-то проявление чувств и любовь я воспринимал с огромным скепсисом, даже не предполагал, что это застанет меня вот так врасплох, без предупреждения. Я сам не понял, как принял это состояние в себя. Любовь — состояние эйфорической контузии, все мысли и действия направлены к объекту своих чувств. Но если о любви я слышал, то с тем, с чем я столкнулся здесь, всей этой нашей ситуацией — я не нахожу нужного описания… — Илай говорил и говорил, пытаясь хоть как-то освободиться от терзающих его эмоций, — Я знаю основы пилотажа всех аэрокосмических объектов, устройства кораблей, характеристики вооружения, правила рукопашного боя, я подготовлен к атакам и отступлению — но я бессилен против этого!!! Я … когда тебя увидел с … Зуром, … меня будто опустили в кислоту, живьем. Значит, вот как выглядит ревность. Жуткое состояние, даже хуже чем желание смерти. Такое ядовитое, и поедающее изнутри. И что интересно слово «смириться» — здесь совершенно неуместно. Это нельзя принять и как-то с этим жить. …Этим можно только изменить свою суть, пропустить этот яд сквозь своё сердце, разум, свою душу и закалиться, выработать иммунитет. …Похоже, другого пути у меня и нет. … И почему ты не пристрелила меня, почему не позволила остаться там?!! Энн, посмотри на меня! Скажи мне одно, если вдруг гипотетически Зур отпустил бы тебя, тогда ты была бы со мной?

Глядя ему в глаза, Энн неуверенно вздохнула, стараясь даже в этот тяжелый момент быть честной перед ним:

— Наверное, … я не знаю наверняка. Если Зур вдруг оттолкнет меня, но в том случае, если ты ничего ему не сделаешь. То же касается и Зура — если он прольёт твою кровь, я буду ненавидеть его всю оставшуюся жизнь. И он это знает, его химерское чутьё много чего ему обо мне нашептывает, обо всех нас. Но такого не случится, Илай, химеры не отрекаются от своих женщин.

— Тогда на «Азимуте» я сказал, что благодарен тебе, за то, что ты появилась в моей жизни, за то, что ты стала её важной частью. Я сказал, что где бы ты ни была, я буду ждать и верить! — Илай замолчал на минуту, и вся его внутренняя борьба, на какой-то момент отразилась на его несчастном лице, болезненно его исказив. — Всё остаётся по-прежнему, Энн. Зур может запретить нам быть вместе, но он не сможет запретить мне любить тебя. Я …всё равно люблю тебя, прежде всего за твою суть, а не за тело, не только из-за того, что мне было хорошо с тобой, и я почти терял сознание, когда мы целовались. Для меня не важно …, не очень важно с кем ты будешь, главное это видеть тебя и быть, наконец, рядом. Я не боюсь Зура и твоих братьев! Я буду бороться с ним по-своему. …Не плач. И помни — я буду ждать и верить, потому что люблю! — он обнял её, с нежностью целуя в губы и мокрые щёки. — Не терзай себя, малышка, иначе мне становится ещё тяжелее. Я пойду, но я с тобой!

Когда за ним закрылась дверь, дрожащей рукой она взяла таблетку и судорожно глотнула снотворное. Сил больше не осталось и Энн, в конце концов, уснула.

Как заставить две половины сердца подчиняться одному сознанию? Когда одна часть твоей души незримо по пятам следует за одним сердцем, а другая часть души тянется к привычным уже сложившимся тесным и трепетным отношениям? А, как известно две души в одном теле существовать не могут, вернее, могут, но лишь в воспаленном сознании душевнобольного человека. И Энн уже не знала нормальная она или нет! Похоже было, что нет, потому что с того момента как Илай поднялся на их корабль — покоя она уже не знала! Осознавать себя в двух направлениях было просто невыносимо. Она поняла, что принимаемые её рамки — как раз и не совпадают с её внутренними рамками и нормами отношения к жизни. Всё ещё больше запутывалось, и чтобы хоть как-то попытаться установить перемирие между своими половинками души, Энн стала избегать встреч как с Зуром, так и с Илаем. Временно отойдя в тень.

Чувствующий её на расстоянии Зур, пока принимал такие условия. Он был в своей среде, и со свойственной ему самоуверенностью Зур даже не сомневался, что Энн не посмеет предать его ещё раз, сейчас он как никогда чувствовал, что перевес сил на его стороне. Просто эта неоднозначная ситуация щекотала ему нервы, делала его чувства острее, создавая реальность ощущений ходьбы по краю. Но была ещё одна причина, по которой Зур согласился терпеть присутствие солдата на их корабле — он хотел отомстить ему за муки и собственные страдания, которые терзали его после признания Энн. Зур желал убедиться, что солдату так же больно, как было больно и ему, прекрасно осознавая, что в случившемся есть только половина вины Илая.

А Илаю не привычно было навязываться. Он любил её, но его любовь не позволяла ему унижаться. Пока он выжидал, наблюдая за происходящим, и ощущая её рядом. Его абсолютно не волновала сухая сдержанность и безразличие её братьев. Его даже не задевало презрение и игнорирование со стороны Зура. Илая бесил сам Зур!!! Когда он видел этого химера — его начинала бить мелкая дрожь, от одной мысли, что он прикасается к его Энн. Но ради неё же самой, Илай понимал, что необходимо терпеть, молча, в одиночестве….

Стоять на вахте она стремилась в те часы, когда там отсутствовал Зур, меняясь очередью с братьями. Она обходила те места, где мог находиться Илай. Конечно, во всех этих шахматных ходах не обошлось без помощи Лакура.

— Почему тебя вечно тащит по пути наибольшего сопротивления? — как-то возмущался он, сидя с ней в её каюте. — Ну почему нельзя себя обезопасить более простыми вариантами? Глядя на тебя, я уже начинаю верить в судьбу! В самом идиотском и кошмарном сне такое не может присниться, а в жизни, пожалуйста! В какой-то дыре, черт знает где, на каком-то всеми забытом астероиде — ты встретила человека, которого в принципе уже не должна была встретить! И мало того — позвала его с собой!

— Нет, нужно было бросить его там, точно зная, что за такое предательство его расстреляют! Не говори так, я не могла поступить иначе! И не надо заливать мне лаву за воротник, я и так мерзко себя чувствую! Я уже себя ненавижу! — невесело возмутилась Энн.

— Помнишь, как-то в детстве мы прятались в пещерах Сарахая, и отец готовил нам пищу на костре, жарил на сковороде зерна кура? Они так прыгали и трещали, что нам приходилось их ловить уже в воздухе. Так вот сейчас мы все на этом корабле как те готовые зерна кура. В воздухе постоянно пахнет жареным, особенно когда они собираются вместе, как смотрят друг на друга. Когда кто-то из них начинает говорить, я всё время смотрю — у кого же изо рта пойдет дым. Зур стал похожий на змею, которая гипнотизирует свою жертву, а Илай, словно огрызающийся и загнанный в угол зверь. Солдат само собой не трус, с норовом! Отчаянный пират бы из него вышел, если бы не позиция нашего брата Зура. …И они никогда не станут друзьями, Энн! Я не понимаю, к чему это всё приведет, и как долго ты собираешься прятаться?!

— Если б можно было ответить на твой вопрос — я бы уже ответила, но не всё так просто. Сама не знаю, готова ли я к такому испытанию. Сейчас у меня примерно такое состояние — как если бы меня выбросили голую в незнакомую толпу! — вздохнула Энн, глядя на раздосадованного брата.

— Я считаю, что ты уже достаточно долго сидишь в этой толпе, прикрывая, чем только можно свои прелести. Толпа успела попривыкнуть и к твоему виду и к твоим выпадам. Так что давай поднимайся и без смущения следуй своему курсу, не разочаровуй меня, детка!

Энн улыбнулась, глядя на забавное выражение его косматого лица, почему-то припомнив, как в раннем детстве она воспринимала Лакура, как большую мохнатую умную и добрую собаку. А теперь он был больше похож на коренастого ярко-рыжего снежного человека из старых сказок, который сидит напротив неё, смешно насупив брови, читает ей нотации и сверлит её, несмотря ни на что, хитрющими глазами.

Как бы Энн не убегала, прячась от собственной тени, она уже заранее знала, что события будут проступать сами собой, что ситуация рано или поздно заявит о себе, и что от неё самой эта ситуация уже мало зависит. Что-то незримое, окутанное звёздной завесой, ваяло её историю с холодной таинственностью, даже не спрашивая, хотят они того или нет, распределив роли в их судьбах по своему усмотрению.