Шотландия

Гувернантка королевы, 1933 год Мэрион Кроуфорд

В возрасте двадцати четырех лет робкая молодая женщина из Килмарнока стала гувернанткой принцессы Елизаветы — известной как Лилибет — и принцессы Маргарет Роуз, живших в доме 145 по Пикадилли. Мэрион Кроуфорд была любимым членом семьи, пока, после отставки, не опубликовала воспоминания о своих юных подопечных. Королевская семья пришла в ярость и порвала с нею все связи. Из своего дома, стоявшего на дороге между Абердином и Балморалом, несчастная Кроуфорд, возможно, видела, как мимо проезжают королевские автомобили, а из пассажиров никто и головы не повернет в ее сторону. Некоторые считают, что опубликовать эту безобидную и полную нежных слов биографию ее уговорил муж, который был сильно обижен тему что ему пришлось несколько лет ждать свадьбы, потому что назначенное время для встречи с невестой не удовлетворяло требованиям королевской семьи. После смерти мужа Кроуфорд попыталась совершить самоубийство. Через несколько лет она умерла, так и не прощенная своими работодателями.

Я оказалась в совершенно домашней и скромной атмосфере. В этом доме центром всего, несомненно, были детские. Располагались они на верхнем этаже — уютные, солнечные комнаты, выходившие на лестничную площадку под большим стеклянным куполом. Вокруг купола стояло тридцать с лишним игрушечных лошадок, на колесиках и в фут высотой.

«Тут мы устроили для них конюшню», — объяснила Лилибет и показала мне, что у каждой лошадки имелось собственное седло и уздечка, которые сами девочки содержали в безупречной чистоте и регулярно полировали… В конюшнях поддерживался строгий порядок. Со всех лошадок на ночь снимали седла, их нужно было должным образом покормить и напоить. Что бы ни происходило, эта каждодневная обязанность исполнялась неукоснительно. Одержимость игрушечными лошадками продлилась до тех пор, пока важнее не стали настоящие лошади, что случилось несколько лет спустя, но даже тогда о старых друзьях не забывали. Много лет лошадки стояли, выстроившись в ряд, в одном из коридоров Букингемского дворца, и рядом лежала корзинка с принадлежностями по уходу за ними.

Среди любимых игр Лилибет, в которую она играла много лет, была такая: девочка надевала на меня пару красных вожжей, с бубенчиками на них, и мы так скакали, развозя зелень. За мной ухаживали, ласково похлопывали, кормили из торбы, резко дергая за поводья, останавливали возле воображаемых домов, и Лилибет продавала воображаемую зелень выдуманным покупателям, ведя с ними долгие и задушевные беседы.

Иногда она шептала мне: «Кроуфи, притворись нетерпеливой. Так надо. Ударь пару раз копытом». Так я и била копытом.

Чудесно бывало морозным утром, когда мое дыхание вырывалось облачками пара: «Как у порядочной лошадки», — говаривала довольно Лилибет. Порой она сама превращалась в лошадку, прыгала и скакала вокруг, бочком подступая ко мне, тычась носом в карманы в поисках сахара, издавая убедительное тонкое ржание.

Кроме игрушечных лошадок, в большом мире были и другие четвероногие друзья. Подвода пивовара, запряженная парой превосходных лошадей, нередко останавливалась на Пикадилли прямо у дома, дожидаясь сигнала светофора. Там они и стояли, окутанные облаками пара в зимние вечера. Маленькие девочки, прижавшись носами к окну детской, с нежностью наблюдали за ними, тревожась, если те опаздывали. Ведь с лошадьми, везущими большую подводу, на мокрой улице всякое может случиться. И усталые маленькие пони, торопившиеся под конец дня по домам, таща тележки уличных торговцев, даже и не думали о том, сколько королевского сочувствия они пробуждают, под взглядами из того окна на верхнем этаже.