Штангист: Назад в СССР. Том 2

Глава 10

— Распоряжение, что вам обоим надо присутствовать на собрании, — сказал директор.

Мы с Константином Викторовичем переглянулись. На лице старого тренера читалось недоумение.

— Ну ладно мне, — начал дядя Костя. — Но дитю то там что делать? Зачем переться на это собрание?

— Да вот и меня это удивило, — директор пожал плечами. — Ну уж такое распоряжение. Надо, чтобы вы там были. В какой роли, я не знаю. Не написали. А! Ну да.

Директор полез во внутренний карман пиджака, достал свернутый документы. Пошел к столу и положил его перед дядей Костей.

— Вот распоряжение. Подпишись, что ознакомлен. А тебе, Вова, надобно принести от мамы записку, что она знает, что тебя вызывают на совет. Если надо будет, из общества направят на Машиностроитель записку, что б ее в этот день отпустили с работы. Ну, что б тебя сопровождать.

— Если мама будет не против, сопровождать меня может Константин Викторович.

— Ну или так, — подумав немножко, ответил директор. Потом он обратился к дяде Косте: — Ну что, Кость, подписал?

Дядя Костя молча протянул директору листок.

— Ну вот и хорошо, — ответил тот, рассматривая роспись. — Ну ладно. Пойду я.

— Алексей Владимирович, — вдруг позвал его тренер.

— М-м-м? — Тот обернулся, поправил большие очки.

— А че, тебе совсем ничего не известно, зачем нас зовут? Может, были какие-нибудь… Кхм… Слухи?

— Были б слухи, — вздохнул он. — Я б рассказал. А так нету ничего.

— Ну понятно, — как-то недоверчиво ответил Константин Викторович и покивал.

Потом директор спрятал распоряжение в карман пиджака, снова пожал плечами, попрощался и вышел.

— Вот так номер, — выдохнул дядя Костя, проводив директора взглядом. — Как думаешь, че от нас с тобой хотят?

— Понятия не имею, — нахмурившись, потер я подбородок.

— М-да… Что-то у меня насчет этого всего плохое предчувствие. Очень плохое, Вова. Наверное, там первый зам что-то нехорошее задумал.

— Ну ладно, вас могут пожурить, — сказал ему на это я. — Ну а меня зачем вызывать? Мне ничего они сделать не могут, я просто учащийся спортивной школы.

— Вот потому и задачка… — Протянул дядя Костя, почесав голову ручкой.

— Да что гадать? В пятницу пойдем на совет и сами все узнаем.

Задумчивый Константин Викторович поджал губы. Опустил на меня взгляд.

— Главное, Вова, чтобы нам невышло боком то, что будет на этом совете.

— Ах ты зараза! — Крикнул я — Вот я тебе сейчас покажу!

Я торопливо откинул портфель, схватил свежий влажный снег в ладони. Он тут же приятно заходил кожу холодом. Однако пока я мял в пальцах снежок, холодок этот все сильнее и сильнее обжигал, будто снежок торопился выскочить из моих рук, умчавшись в цель.

Размахнувшись, я бросил его. Пролетев белым пятном по воздуху, он, казалось, на мгновение смешался с белой пеленой обильного снегопада, а потом… Бухнул прямо в темечко Глебу и разлетелся хлопьями.

— Ах ты! — Крикнул тот в ответ и рассмеялся. — Ну я щас тебя!

— А вот будешь знать, как со спины подкрадываться! — Закричал я с улыбкой.

Ночь похолодало, и мокрый снег превратился в настоящий. Шел он с самой ночи, то усиливаясь, то переходя в спокойный снегопад, о каких мечтают дети на новогоднюю ночь.

Сейчас, к двум часам следующего дня, когда закончились уроки, погода снова разыгралась, и влажные белые хлопья стали лепить с новой силой.

Во дворе был настоящий ажиотаж. На каждой перемене мальчишки выбегали на улицу, чтобы устроить битву на снежках. Ребята облюбовали невысокий холмик за котельной. Накатав там низенькую горку, они, кто на ногах, кто на портфелях, весело скатывались вниз.

Предприимчивая старушка, закутавшаяся в тулуп и серый шерстяной платок, ходила у горки, распродавая детишкам домашние сахарные леденцы. Сегодня то и дело можно было увидеть, как ребята на переменах лакомятся винно-красными карамельными петушками, мышками и собачками на палочках.

Школьное футбольное поле стало главной ареной. Исхоженное вдоль и поперек, всюду оно несло на себе следы снежных боев, которые, впрочем, быстро заносило новым снегом. Правда, ребята и тут не отступали. Играя, они оставляли на поле новые отпечатки своего веселья.

Как только я зарядил в Глеба снежком, мне в воротник пальто угодил новый. Злой снег попал за шиворот. Покатился по телу холодными каплями, увлажняя рубаху.

Я обернулся. Сережка, разминая варежками новый снаряд, смеялся, глядя на меня.

— Что? И ты хочешь получить? — Крикнул я весело и схватился делать еще один снежок.

Очень быстро ребячья игра затянула меня в свои объятья. Разгоряченные, мы с одноклассниками не спешили идти домой. Мы играли в снежки, катались в снегу, стараясь друг друга «намылить», отгоняли пацанов от девчонок, с визгом спешивших уйти из-под «огня».

— Айда! — Крикнул Сережа, отвлекая нас с Глебом и Сажей от перестрелки. — Там, на площади перед ДК, наши строят крепость! Давай с ними! Им без помощи никак!

— Давай! — Крикнул Глеб и побежал было вслед за Сережей.

Давно я не чувствовал такого простого ребячьего веселья. Признаюсь, сам я не ожидал, что сейчас, проживший целую жизнь, я смогу получить от этого удовольствие. Казалось мне, что все эти снежные игры совсем мне не по чину. Однако омолодившаяся в новом теле душа просто требовала обычного детского веселья. Требовала и радовалась тому, что я вновь могу себе это позволить. В конце концов, сейчас я был ребенком. А потому, почему бы и нет?

Хотел я уже было побежать за остальными, как мне вновь прилетело снежком. Я обернулся, понимая, что огонь оказался случайным. Это перекидывались ребята из другого класса, и теперь, увидев, что случайно попали в меня, они весело смеялись, ожидая ответа. Который последовал быстро: мои снежки, наспех слепленные, полетели сначала в одного, потом в другого пацаненка. В одного я попал. Другой ушел от удара, и оба они отвлеклись на других соперников.

Больше я им не ответил. Не ответил, потому что увидел кое-что странное. На железном, сваренном из труб лабиринте, который, по хорошей погоде, использовался на уроках физкультуры, сидел Гриша. Гриша был не один. Худощавый парень в дубленке и цветастой шапке с помпоном вел с ним какой-то разговор.

Когда Дубленка обернулся, я узнал в нем Егора, одного из хулиганов, с которыми в начале сентября у нас была стычка на камнях у старой мельницы. Егор утер нос, сказал что-то Грише.

На Грише не было лица. С той нашей «очной ставки», что произошла, как только я попал в новое тело, Гриша стал сам не свой. Его поступок, этот бойкот, что он объявил мне из трусости, вышел ему самому боком. Класс стал относиться к Грише с настороженностью. Сторонились даже друзья.

Гриша стал одиноким. С большинством ребят он общался односложно. Было видно, что мальчик замыкается в себе. Однако, кажется, у него появились новые «друзья». Видимо, Гриша связался с хулиганами.

А потом я быстро сменил свое мнение по поводу него и хулиганов. Я понял, что он отнюдь не связался с ними. Он был у них просто жертвой.

Все потому, что Егор вдруг схватил Гришу за воротник куртки, толкнул так, что мальчик еле удержался на железной трубе лабиринта, и соскочил. Когда Егор ударил Гришу по голове, а тот ссутулился, защищаясь, я поторопился к ним.

— Э! — Крикнул я, пересекая занесенную снегом дорогу бегового кольца. — Э! Ты че творишь⁈

Оба мальчика удивленно обернулись. Егор тут же нахмурился, но Гришиного воротника не отпустил. Гриша так и остался стоять, приподняв в удивлении белесые брови.

Признаюсь, мальца мне было жаль. Пусть он оказался малодушным человеком, лжецом, но я не позволю хулигану бить на моих глазах ребенка. К тому же я считал, что Гриша уже получил наказание за свой поступок с деньгами. Наказание, возможно, даже слишком суровое.

— Медведь? — Спросил неприятным тоном Егор. — А тебе че тут надо?

— Это тебе что надо? — Захрустел я свежим снегом, направляясь к лабиринту. — Че ты его трогаешь?

— Это не твое дело, понял? — Заносчиво кивнул мне Егор.

— Это не твое дело, Медведь, — поддакнул ему Гриша хмуро.

Потом я обратился не к Егору, а сразу к Грише:

— Так ты хочешь, чтобы он и дальше тебя бил? — Спросил я у белобрысого мальчишки, и тот стыдливо отвел глаза.

Потом Гриша отпихнул Егорову руку.

— Лучше тебе идти отсюда, — понуро сказал он.

— Лучше ему идти отсюда, — я указал на Егора взглядом, обратился к хулигану: — или ты что, хочешь по шее получить?

— А кто ж мне даст по шее-то? — Ухмыльнулся тот.

— Дал уже разок. Тогда, у мельницы. Или ты забыл? Хочешь, напомню?

— Тогда ты по крысячьи, камнями!

— Так давай сейчас без камней. Вот он я, перед тобой стою.

Егор зло искривил губы. Он застыл в нерешительности, сжимая и разжимая кулаки. Потом зыркнул на Гришу.

— Как договаривались, — сказал Егор вдруг. — Встретимся за школой. Понял?

— Мгм… — Промычал Гриша как-то затравленно.

— А тебе, Медведь, лучше не лезть в чужие дела, — сказал мне Егор. — Сейчас твоих дружков-штангистов поблизости нету.

— Без сопливых разберусь, куда мне лезть, а куда не надо.

— Ну тогда пеняй на себя, — пробурчал Егор и пошел было прочь.

— Полезешь к нему, — получишь у меня по харе, понял? — Сказал я вдогонку.

Егор, удаляясь к дороге, которую отделяла от школы стена заснеженных каштанов и тополей, остановился. Снова сжал кулаки, но обернуться не решился. Спустя мгновение он опять захрустел снегом и ушел прочь.

Я глянул на Гришу.

— Чего ты лезешь, куда не просят? — Сказал тот и утер раскрасневшийся нос.

— За что он тебя? — Спросил я.

— Не твое дело.

Я хмыкнул.

— Гордый. Один против этих стоишь? Ну стой. Да только один в поле не воин, Гриша. Чего они у тебя трясут? Деньги?

Гриша смолчал, отвернулся.

— За что трясут?

— Чего ты прицепился со своими расспросами?

— А тебе так и хочется быть у них грушей для битья. Ну если хочется, то я пошел. Да только знай, что так они тебя трясти и будут. Сколько бы ты ни принес, будет им все мало. Пропасть это. И когда ты, наконец из нее выберешься, скажем, окончив школу, станешь на всю жизнь жалким и затравленным человеком.

С этими словами я пошел было прочь, но Гриша вдруг окликнул меня:

— Стой.

Я обернулся.

— Они меня ждут за школой, через десять минут. Денег я им сегодня не принес.

— Не захотел?

— Нет, — Гриша отвернулся. — У меня рубль был, но я потратил все на леденцы.

— Ну молодец, — рассмеялся я.

— Ничего смешного, — сказал Гриша недовольно. — Если не приду, меня побьют потом. Найдут и побьют.

Он замялся на пару мгновений. Сунув руки в карманы куртки, отвел взгляд.

— А что, ты знаешь Егора?

— Знаю, — кивнул я. — Случалось встречаться. В прошлый раз их компания улепетывала от нас, поджав хвосты.

Гриша явно удивился, но поспешил скрыть свои чувства.

— И что? Ты их не боишься?

— Не боюсь. И мои друзья не боятся. Ну, ребята из секции по штанге.

Гриша потемнел лицом еще больше. Нерешительно перетаптываясь на месте, он избегал смотреть мне в глаза.

— Знаю, были между нами ссоры и обиды, — начал я, — знаю, что в жизни у тебя сейчас непросто. Что твой дядя оказался нечестным человеком. Что ударил тебя. Но я могу помочь, если хочешь.

При этих словах Гриша вскинул брови. На миг заглянул мне в глаза, но тут же недовольно скривил губы, отвернулся. Пробурчал:

— Опять ты не в свое дело лезешь… Как с дядей моим…

— То, с дядей, было мое дело. Значит так. Если хочешь от них отвязаться, я помогу. Если трусишь… Если трусишь, то дело твое. Тут уж я напрашиваться не буду. Однако скажу: не ходи к ним сейчас. Если пойдешь — дальше будет только хуже.

— Если не пойду, они меня потом побьют, — повторил Гриша. — Вместе побьют. Меня одного.

— А чего ж ты никого не попросишь заступиться?

Гриша угрюмо засмущался. Стало ясно, что он стесняется своего слабого положения. Да и помощи, видимо, не привык просить у других. Гриша был слишком гордым мальчиком, чтобы жаловаться. Да только жаль, что эта гордость никак не помогла ему. Не отвратила его от мерзкой лжи. Признаюсь, сейчас я испытывал жалость к этому мальчишке.

— Ну как знаешь, — проговорил я тихо.

— Ладно… Если ты их не боишься, — вдруг ответил Гриша, когда я снова собирался было уйти, — То помоги мне. Я уже не могу. Вот они где у меня все.

Гриша похлопал ребром ладони по клетчатому шарфу, которым закрыл горло. Потом добавил несмело:

— Пожалуйста.

— Сколько их к тебе ходит?

— Чаще всего вдвоем. Приходит Егор и этот его худой дружок, Коваль. Иногда приходят другие. Но раз Егор тут, то и Коваль где-то рядом крутится.

— Выходит, у нас силы равные, — улыбнулся я. — Двое на двое получается.

— Коваль — старший.

— Знаю. Да только душонка у него малехонькая. Я помню, как он в прошлый раз от меня на своем мопеде удирал.

Я улыбнулся Грише, и его лицо тоже тронула улыбка. Однако белобрысый мальчишка быстро спрятал ее, стараясь не раскрывать мне своих чувств. Но это у него не получилось. Я понимал, что ощущает он теплоту на душе. Теплоту оттого, что кто-то постарался войти в его положение.

— Ладно. Пойдем вместе, — сказал я. — Побалакаем с этими двоими.

— Пойдем, — вздохнул Гриша.

Мы пошли прочь от лабиринта. Пересекли гладкое поле, отделявшее школу от складов. Прошли сквозь аллею тополей, голыми стоявших тут, вдоль всего корпуса. Когда пошли рядом со школой, я спросил:

— За что они тебя?

— Что? — Гриша сделал вид, что не расслышал.

— Говорю, за что они тебя давят? За что деньги требуют?

— Да какая разница… Требуют и все.

— Ты у них что-то взял? Как-то дорогу им перешел?

— Нет, — только и буркнул Гриша.

— Ну лады. Не хочешь говорить, не надо.

Мы зашли за школу. Стали у закрытого черного хода. Тут широкая асфальтированная площадка школы отделялась от ПТУшной восьмерки для занятий на машине, длинной клумбой. Голая сирень и вечно зеленые кусты можжевельника красовались на ней, покрытые снегом.

Мявшийся Гриша даже вздрогнул, когда увидел, как пара ребят приближается со стороны ПТУ.

— Вон они… Идут… — Проговорил он отрывисто.

— Вижу.

Это были Коваль и Гриша. Коваль, одетый в синий спортивный костюм, накинул на плечи осеннюю куртку. Голову он грел красной вязаной шапочкой с тесемками. Увидев, что мы стоим вдвоем, они о чем-то заговорили. Правда, слышать их разговор мы не могли, потому как шли они еще далеко.

— Возможно будет драка, — сказал я. — Не боишься?

— Я драк не боюсь, — ответил Гриша, стараясь, чтобы его голос не дрожал.

Однако я ясно видел, что Гриша не просто боится, он почти что в животном ужасе. Кажется, хулиганы не слабо поездили на мальчонке, раз при их виде он становится таким забитым.

— Медведь, — проговорил Коваль, как только они приблизились. — А ты тут что делаешь?

— У нашего Кишки заступник нашелся, — заулыбался Егор, взявшись за воротник своей неряшливо распахнутой дубленки. — Один он к нам забоялся идти, вот и этого привел.

— Вы давайте-ка, разворачивайтесь подобру поздорову, — ухмыльнулся я по недоброму. — Уже забыли, как мы вас в прошлый раз гнали? Могу напомнить.

Коваль усмехнулся. Глянул на Егора.

— Слыхал? Малой-то и в одиночку борзый.

— Сейчас, Медведь, твоих дружков тут нету, чтобы тебя выручить, — нахмурил брови Егор.

— Во-во. Шли мы, значит, за нашими тремя рублями, а теперь, оказывается, и расквитаться можем, а? — Коваль показал в улыбке кривоватые зубы.

— Ну попробуйте расквитаться, — выступил я вперед.

— Смелый? — Коваль сунул руки в карманы треников, вальяжно пошел ко мне. — Смелый, спрашиваю?

Он внезапно схватил меня за грудки. Я ответил тем же. Ниже него на полголовы, я зло уставился в глаза Ковалю.

Гриша было отпрянул, но Егор схватил его за рукав.

— А ну, не шали! — Крикнул он Грише.

Когда тот, по мнению Егора, послушался недостаточно быстро, хулиган шлепнул ему подзатыльник. Меховая шапка тут же слетела с головы Гриши, бухнулась в слякоть.

— Сейчас мы тебя, Миша, будем бить, — сказал мне Коваль грозно. — Возможно, даже ногами.

— Да? — Кивнул я. — Ну тогда на.

С этими словами я ударил первым.