Штангист: Назад в СССР. Том 2

Глава 5

Ножик перевернулся в полете и острием угодил в мягкий песок. Упал он недалеко от первой линии. Я немедленно достал нож, прочертил им новую, до половины, а старую затер. Так и отобрал у Артемия кусочек его поля.

— Осторожничаешь, — проговорил Артемий.

— Тише едешь, — буркнул я в ответ.

Снова взяв ножик, я кинул его с пальца. Тяжелый охотничий нож перекрутился не до конца и шмякнулся в круг боком. Артемий тут же подобрал его.

— Я, конечно, хвастаться не люблю, — сказал он, очищая рукоять от сырого песка. — Да только я во дворе своем лучше всех ножички кидаю.

— Эт правда, — хмыкнул Матвей, сидя на корточках. — Я с Тёмой играл. Он в этой игре зверюга настоящий.

— Меньше разговоров, больше дела, — ответил я.

Артемий сделался сосредоточенным, упер острие в кулачок, бросил. Ножик быстро перевернулся и угодил в мое поле сантиметров за пятнадцать дальше первой линии, причем так, что плоскость клинка встала почти параллельно ей.

Довольный собой, Тёма стер всю старую линию и прочертил новую.

— Он у тебя чуть не третью часть забрал, — заключил Матвей, увлеченно следя за игрой.

— Надо было бросать монетку, — пробурчал Сережа.

— Ну, я опять бросаю, — гордый собой Артемий, поднял ножик.

Новый бросок принес ему еще один кусочек моей территории, но уже далеко не такой большой. Следующий тоже оказался удачным, и Артемий отхватил у меня уже почти половину.

— Ты, Вова, только не обижайся, — сказал он серьезно, — если я даже и выиграю, это будет только для того, чтобы тебе с Рыковым помочь. Ты и сам знаешь, что я Диму обойду. Так что ничего страшного из твоего проигрыша сейчас не будет.

— Ну кидай, — беззаботно пожал я плечами.

Стоит признать, что Артемий был прав в том, что он крепче Димы. Это было видно даже внешне. Если Дима был поджарым и вытянутым, как типичный мальчишка, то Артемий выглядел иначе. Плечи его уже слегка округлились, и тугие мышцы бицепсов перекатывались под кожей, когда он выполнял очередное упражнение. Мальчишеская спина его уже оформлялась, и было ясно, что через несколько лет, она приобретет мужской размах.

Если бы я был уверен, что именно толстый Егор выйдет соревноваться с Тёмой, не думал бы не секунды, а просто отдал Артемию право идти против него. Да только я понимал, что соревноваться захочет именно активный Дима. Он, будучи новеньким в коллективе, тут же завоевал у всех уважение, не побоясь выступить перед тренером.

Думаю, для мальчишки это далеко не первый переезд и тем более не первый коллектив. Возможно, и не последний. Дима привык вливаться в новое общество, и, по крайней мере это у него выходило мастерски.

А еще я прекрасно понимал, что такие, как Дима играют только в те игры, в которых могут победить и показать свое превосходство над остальными. Против заведомо сильного Тёмы он выйти просто побоится. Найдет убедительную отговорку. А Диму надо именно что заманить на состязание. Чтобы отвертеться он не мог.

Артемий прищурил один глаз, как бы приглядываясь к разделенному кругу. Потом он хмыкнул, глянул на меня.

— Гля, как могу.

Тёма поставил ножик на выставленный нокоток, бросил. Ножик сделал лишний оборот и бухнулся в песок ручкой.

Я увидел, что на мгновение лицо Артемия загорелось удивлением. Мальчишка почти сразу взял себя в руки.

— Твой ход, — добродушно хохотнул он и потер шею.

Я подобрал ножик. Без выкрутасов кинул с пальца. Острие воткнулось в песок почти у самой линии, ближе к центру круга, плоскостью на девять часов.

— Ого, — даже привстал Матвей.

— Хорошо попал, — покивал Сережа.

Я затер старые линии, которые перекрывала моя, и в распоряжении у меня осталась почти что половина круга.

— Молодец, — сказал по-дружески Артемий, скрывая свою настоящую нервозность.

Я понял это по натянутой улыбке и хмурых глазах мальчишки. Видимо, Артемий был из тех, кто не привык уступать победы никому.

М-да. Если я выиграю, паренек почти наверняка обидится на меня. Ну ничего тут не поделать. Не мог я допустить, чтобы Рыков, после всего, что он сделал, вернулся на свое место. А тем более, чтобы ушел от ответственности. Тогда ушлый тренер почувствует себя совсем уж безнаказанно и точно пойдет в настоящий разнос.

Я снова кинул ножик и опять отрезал у Артемия кусок территории. Удачным оказался и следующий бросок. И хотя Артемий еще мог уместиться в свою часть обеими ногами, он разнервничался еще сильнее, видя, что сдает позиции.

Когда я снова бросил нож, он бухнулся на песок, задев его острием. Вышло так, что вроде бы и воткнулся, но на клинке не устоял, а только выковырял комок песка. Нож упал в рыхлую массу торцом, да так и остался лежать.

— Это не считалось, — тут же заявил Артемий.

— Ну, нож воткнулся, — указал на это Сергей. — Вон, смотри, и линию понятно, как проводить.

— Не-е-е, — протянул Матвей. — Надо, чтоб торчал.

— Ну, — кивнул Артемий. — Не считался твой бросок.

— Не считался, так не считался, — рассудив, что и правда заронил свою серию, сказал я. — Давай. Твоя очередь.

Артемий поднял нож. Угрюмо осмотрел площадку и решил кидать по-простому, с пальца.

— Давай с носа, — широко улыбнулся Матвей.

— Да тихо ты! — рявкнул на него Артемий недовольно. — Чего под руку говоришь?

— А чего это ты на меня рявкаешь? — Матвей встал. — Я че тебе, пес дворовый, чтобы рявкать?

— А чего ты под руку говоришь, да еще и невпопад? — Артемий тоже поднялся.

— Да я просто сказал! Пошутил! А ты давай на меня кричать, будто бы я враг народа!

Мальчишки застыли друг напротив друга, я видел, как разнервничавшийся Артемий мнет в кулаке рукоять ножа. Матвей тоже сжал пальцы добела. Казалось, сейчас начнется настоящая перепалка.

— Ну-ну, тихо вы, — вмешался я, встав между ними. — Чего вы, как щенята бойцовые, друг на друга скалитесь?

— А чего он? Нельзя что ли по-человечески сказать? — Недовольно кивнул на Артемия Матвей.

— А тебя кто-нибудь просил, сейчас рот открывать? — Ответил Артемий.

— Ах ты… Да я тебя…

Матвей было попер грудью, но я его тут же остановил.

— Тихо, тихо ты. Ну давай еще сейчас между собой все передеремся. Позорище тогда будет. Даже за одно дело постоять не смогли. Перессорились.

Мальчишки так и остановились. Напряжение между ними чувствовалось еще пару мгновений, но потом, вроде бы они успокоились. Артемий сконфуженно опустил взгляд. Матвей тоже повесил голову и даже отвернулся.

— Ну? Давайте, извиняйтесь перед друг другом, — строго сказал я. — Так, чтобы между вами никаких недомолвок не осталось.

Оба парня замялись еще сильнее. Я понимал, что каждый ждал, чтобы другой попросил прощения первым.

— Ну чего вы гордые, такие? — Если первыми не можете решиться, смелости не хватает, так давайте на раз, два, три. Что б хором.

Артемий зыркнул на меня, задетый словами про смелость. Он сжал губы, глядя в землю. Потом вдруг заговорил:

— Ладно, Матвей. Прости ты меня. Зря я на тебя так накричал.

— Ты тоже прости, — промычал, чуть погодя, Матвей. — Мне и правда не надо было тебе под руку говорить. Да я и сам, — он растерянно рассмеялся, — и сам не люблю когда под руку говорят.

— Мир? — Артемий протянул руку.

— Мир, — пожал ее Матвей.

— Ну вот и хорошо, — вернулся я к полю.

— Ой-ой… — Вклинился Сережа. — А поле-то вы все истоптали, пока ругались.

— М-да… — Артемий опустился, осмотрел круг, полный наших собственных отпечатков ног.

Линии затерлись и теперь разобрать, где какая проходила, было очень сложно. Артемий умудрился даже край круга истоптать.

— Если заново нарисовать? Поправить круг? — Спросил Матвей.

— Не, — вздохнул Артемий. — Тогда, может, получиться нечестно. Вдруг кому достанется больше, чем было.

— Ну тогда давайте заново, — сказал я, глядя на Тёму.

Артемий тоже на миг заглянул мне в глаза, но тут же спрятал свой взгляд. Поджал губы, как бы в нерешительности.

— Я вот что подумал, — начал он. — Давай… Давай, Вова, ты все же пойдешь против Димы.

— Я? А чего это ты?

— Просто… Я решил… Решил, что и правда, Дима может против меня забояться выходить. Скажет, что нечестно.

Я улыбнулся мальчишке. По-доброму хмыкнул.

— А ведь мы же точно не знаем, кто из них наверняка согласится. Может быть, Дима, может Егор. А может быть, и вообще кто-нибудь другой. Так? — сказал я.

— Ну… Так.

— Тогда давай вот как поступим. Ежели Егор, или кто крупный, навроде него вылезет, ты пойдешь. С ихней точки зрения это будет честно. А если Дима, или кто-то похожий по весу, тогда уже я против него выступлю. Согласен?

Артемий поднял взгляд. По-доброму заглянул мне в глаза.

— Согласен, — сказал он, пряча смущенную улыбку.

— Думаешь, сработает твой план, Вова? — Спросил Константин Викторович, поправляя шлем, висящий на руле мотоцикла.

— Должен, — сказал я, — если я смогу обойти этого Диму. Да только есть один момент. С вами связанный

— Какой? — Нахмурил брови тренер.

— Надо, чтобы вы опоздали на следующую тренировку.

— Как это, опоздал? — Он удивился.

— Вот так. Если вы придете, все ребята тут же подумают, что мы их дурим. Тогда точно ничего не выйдет. А если вас не будут, все станут ждать Рыкова. Да и без взрослых пацаны смелее себя будут чувствовать. Дима быстрее решится со мной соревноваться.

— А как же это я опоздаю? Вова, мне ж тогда директор выволочку устроит, если меня на тренировке не окажется.

— Ну смотрите, — я улыбнулся. — Он же хочет, чтобы вы вернули ребят в группу? Хочет. Да и все равно ему, как вы это сделаете. Если они согласятся тренироваться с вами, я думаю, прогул он вам простит. К тому же можно и уважительную причину придумать. Например, у вас может поломаться мотоцикл.

Констентин Викторович задумался. Потом внезапно его хмурое лицо просветлело. Видимо, в голову тренера пришла какая-то идея.

— Точно. Может и поломаться. Например, по дороге в школу. Колесо пробью! А директору позвоню с почты, скажу, мол, так и так, поломка. Задержусь на полчасика. Скажу, что группа и без меня знает, что делать. Что сможете и так эти тридцать минут отзаниматься. Он поверит.

— Отличная идея, дядь Кость. Полчаса нам должно хватить.

— Главное, чтобы вся эта твоя затея выгорела.

— В прошлый раз с Гришковцом все получилось же, — сказал я с улыбкой.

— Потому-то я тебе, Витя, и доверяю. Ну ладно. Давай, темно уже. Пора нам по домам.

Я выпрыгнул из люльки, взял свою спортивную сумку.

— Пора, — сказал я дяде Косте. — Ну лады. Пойду я, до свидания!

Константин Викторович вдруг протянул мне руку. Странно, до этого дня он ни разу не предлагал мне рукопожатия. Казалось, часто он относился к тринадцатилетнему ребенку с какой-то взрослой снисходительностью, да только после того, что мы пережили, видимо, проникся настоящим уважением.

— Спасибо, Вова. Ты много мне подсказываешь, — пожал он плечами. — Уж я и не думал никогда, что мне, в моей работе, сможет помогать тринадцатилетний мальчишка.

— Вы мне помогаете, а я вам, — я пожал широкую шершавую ладонь. — Мы с вами, считай, в одной лодке сидим.

— И верно. Знаешь, что я хотел тебе сказать?

— М-м-м-м?

— Верю я в тебя. Верю, что ты попадешь в сборную. Верю, что и на больших соревнованиях, добьешься успеха. А я тебе в этом помогу, как только смогу.

— Первое место, — улыбнулся я.

— Что?

— На грядущих соревнованиях нам нужно первое место в моем весе.

— Сдюжим ли? — Хмыкнул тренер.

— Сдюжим. Ну ладно. Пошел я. До послезавтра, Константин Викторович.

Грюкнув калиткой, я пошел по темному двору к крылечку. Теплый свет окон несильно разгонял тут тьму, и потому приходилось смотреть под ноги, чтобы не угодить в лужу.

Я услышал, как за спиной несколько раз крякнул стартер, когда Константин Викторович стал жать лапку мотоцикла. Потом звонко заработал двигатель. Свет фары пробился сквозь щели забора и завернулся. Это тренер выехал с полянки, развернувшейся перед двором. Потом мотоцикл гулко понес его по гравийке прочь от моего дома.

Вдохнув прохладный воздух осеннего вечера, я быстро заскочил на крыльцо. Войдя на веранду, отправился в дом.

Кухонька была пустой. Из большой комнатки приглушенно звучал радиоприемник. Диктор рассказывал что-то о сельскохозяйственных достижениях колхозников на Кубани.

Я заглянул в комнату, чтобы поздороваться. Бабушка сидела под торшером, стоявшим на тумбе, и сонно вязала шерстяной носок. Мама же, увлеченно штопала мои домашние штанишки.

— Привет всем, — сказал я. — Я отзанимался. Что у нас на ужин?

Мама с бабушкой, отвлеклись от своих дел. Обе глянули на меня, а потом вдруг переглянулись. Во взгляде обеих женщин блестела какая-то обеспокоенность.

— Бабушка налепила вареников, — сказала мама.

— Если хочешь, там есть макароны по-флотски, — сказала бабушка. — Я тебе специально курочку зарубила. Сделала макароны с белым мясом, как ты любишь.

— Спасибо, ба.

— Давай разогрею, — опершись о подлокотники кресла, попыталась, было встать бабушка, но мама ее остановила.

— Ма, сиди. Я сама.

— Да ладно. Я разгоняю, — сказал я, — не дергайтесь.

— Вов, да ладно. Ты устал. Давай я тебе наложу, — предложила мама.

Отложив шитье, она направилась на кухню. Пожав плечами, я пошел в свою комнатку, положил сумку у шкафа, сам стал переодеваться. Потом, пока макароны скворчали на разогретой с вечера печке, я наскоро умылся.

Так приятно было смочить руки, лицо и шею в прохладной воде после тренировки. Все чаще в моей новой жизни я обращал внимание на простые радости, которые люди привыкли не замечать.

Мама молча разогрела мне ужин. Наложив в тарелку, поставила макароны на стол. Сама занялась чайником, чтобы приготовить мне чаю.

— Спасибо, — сказал я, садясь ужинать.

Мама что-то неразборчиво буркнула. Выглядела она какой-то напряженной, обеспокоенной. Будто бы что-то случилось.

— Ма, все нормально?

Залив в чайник, мама вернула его на разгоряченную печку. Бросила на меня робкий взгляд. Потом, вздохнув, села напротив.

— Да нет… Ничего такого не случилось, — промямлила она.

Я отправил полную макарон с мясом ложку в рот. Поджаристые, они были необычайно вкусны. За все то время, пока я живу моей новой, второй жизнью, я понял, как сильно можно наслаждаться простой едой. В две тысячи двадцать чертежом нас баловали всякой шаурмой и фастфудом. Вредной дрянью, что не несет в себе ничего полезного. Да, все это вкусно, глупо спорить. Однако сейчас, для меня, никакие фастфуды не идут в сравнение с простыми макаронами с мясом, заботливо приготовленными специально для меня. Было в этой простой еде что-то особенное. Какие-то старания, с которыми ее готовили, чтобы получилось вкуснее.

— Это не так, — сказал я, прожевав пищу. — Я же вижу, ты беспокоишься. Расскажи, ма, что у тебя на душе такое?

Мама напряженно помолчала, как бы собираясь с силами, потом, наконец, заговорила:

— Вить, я думаю, тебе стоит бросить тренировки по штанге. Давай запишем тебя на какой-нибудь другой спорт, а? Не такой вредный.

Я нахмурил брови. Отставил тарелку с макаронами.

— Почему ты снова об этом заговорила? Я думал, ты не против занятий.

— Была не против, — мамины глаза забегали. — Но потом я…

Она задумалась на мгновение, ища, а может быть, выдумывая аргумент.

— Потом я прочла в одном журнале, что для детишек вредно заниматься штангой.

— Если бы было вредно, у нас не открывали бы секции для школьников, — заметил я. — А что за журнал. Можно почитать?

— Ну… Он на работе мне подвернулся. Кто-то с бухгалтерии, наверное, принес. Ну вот в обед и попался мне на глаза.

— И в чем же вред?

— Там говорили, что ты перестанешь расти от тяжелой атлетики. Что останешься низкорослым, а кости у тебя будут слабые, ломкие. В общем… Я против.

— Если правильно делать заминку и разминку, правильно рассчитывать нагрузки, все будет хорошо. Константин Викторович — хороший тренер. Он знает подход к тренировкам детей. Знает, как правильно составлять программу.

— Да, но я все равно против, — нахмурила брови мама.

— Почему?

— Потому что для тебя это будет вредно, Вова. Как ты не поймешь?

— Не пойму. Объясни.

— Потому что… Потому что мне сказали, что ты не приспособленный к штанге. Что у тебя сложение не то.

— Кто сказал?

— Неважно, — покачала она головой.

— Кто сказал, мама? Рыков?

— Да как же ты не поймешь, что я за тебя переживаю! — повысила голос мама. — Разве не ясно? Ты ничего в своей штанге не добьешься, а здоровья уже к восемнадцати годам там оставишь немерено! Ну разве ж так можно? Здоровье свое за просто так проматывать⁈

— Тебе сказал это Рыков?

— Да какая разница, кто сказал⁈

— Это был Рыков, — кивнул я. — Он тебе небылиц порассказал, когда был у нас дома. Мам, я ж говорил, не слушать его. Он плохой человек.

— И ничего не плохой! Он тебе тоже добра желает! — Вдруг встала мама. — Хочет, чтобы ты свое здоровье за просто так не тратил! Он видит, что ты в этом спорте бесперспективный!

— Так, — строго начал я. — Успокойся и давай поговорим нормально. Расскажи мне все, что он тебе говорил. А я тебе объясню…

— Не буду я тебе ничего рассказывать! — Крикнула мама.

Даже испуганная бабушка пришла из кухни, чтобы посмотреть, почему мама ругается.

— Ты больше не ходишь на штангу и все тут! Я твоя мать! Я лучше знаю, что для тебя полезно!

— Ну вот, — я вздохнул. — Снова здорова.

— Так. Все. — Она пошла ко мне в комнату.

Я тоже встал и проследовал за ней. Остановился на входе.

— И что ты делаешь? — Спросил я, когда увидел, как мама роется в моих тренировочных вещах.

— Что-что? — Раздраженно ответила она. — Где они? А! Вот!

Мама достала штангетки.

— Не надо нам в семье этого добра! Понял, Вова⁈ — Потрясла она ими.

— Успокойся и положи обувь на место. Давай поговорим.

— Нет, Вова! Вижу, ты меня не слышишь!

— Зин, ну что ты кричишь? — Заглянула в комнату бабушка.

— Потому что он меня не слышит! Все! Сейчас я пойду и выкину эти башмаки куда-нибудь, чтобы и духу их в нашем доме не было!