— Какое дело? — Спросил я.
Чирков как-то помялся несколько мгновений, потом почему-то оглянулся.
— Важное, — повторил он.
У меня почти сразу возникло странное подозрение, что что-то тут не так.
— Чего ты, как шпион шифруешься, — приблизился Артемий. — Если тебе что-то надо, Дима, так и говори.
Чирков застыл в нерешительности. Потом все же сказал:
— Дело личное. Оно у меня именно к Вове.
— Ладно, иди с остальными, Тёма, — повернулся я к Артемию. — Я сейчас догоню.
Артемий с сомнением поджал губы.
— Ну если вдруг че, ты зови, — сказал он и пошел на выход.
Конечно, поведение Чиркова было странным, и это заставило меня насторожиться. Я решил, что буду начеку. К тому же вдруг у Димы что-то случилось? Все же он вступился за Гришу, когда нам нужна была помощь. В сущности, только поэтому я и согласился идти с ним.
Мы прошли по коридору. У волейбольного зала толпилась куча народу. Это продолжалось взвешивание. Весы и судьи, проводившие взвешивание, находились именно там, а вместе с ними и куча мальчишек, ждавших своей очереди.
Большинство из тех, кто взвешивание уже прошел, отпускали. Дети сидели в раздевалках, гуляли по территории. Некоторые ходили в ближайший продуктовый, чтобы перекусить перед началом основных соревнований. Все же многие не завтракали в этот день, стремясь попасть в более легкую весовую категорию, где можно было взять меньший вес и показать при этом лучший личный результат.
Как ни странно, это привело к тому, что самой объемной по людям оказалась именно легчайшая, в которой мы и выступали. Конечно, были ребята, стремившиеся и в легкую или даже среднюю. Там народу было меньше, и, как следствие, конкуренции тоже.
Правда, я не сильно переживал по этому поводу. Все потому, что я твердо знал: большинство ребят из легчайшей мне не конкуренты. Соревноваться по-настоящему мне придется с тремя-четырьмя парнями. И двое из них как раз Дима Чирков и Марат Кайметов.
Мы вошли в разминочную, которой, на время соревнований стал небольшой гимнастический зал.
В скромной, по сравнению с залом тяжелой атлетике, комнатке лежала дорожка матов, стояли гимнастические конь и козел. Всю дальнюю стену справа у окна занимала широкая шведская стенка с железными, прилаженными к ней турниками. С потолка свисала пара колец.
Ребята помладше, тоже тяжелоатлеты из легчайшей, игрались тут на матах. Когда мы зашли, трое или четверо ребят, смеясь, кувыркались на них через голову, становились в березки, боролись.
Чирков вдруг смутился, когда увидел детишек, которых видеть совершенно не ожидал. Мы застыли на входе, а дети, казалось, занятые своей игрой, не обратили на нас никакого внимания.
— Ну и че ты хотел мне сказать? — спросил я.
Чирков еще чуть-чуть помялся в нерешительности. Тогда я вздохнул и пошел к лавке, стоящей у окна. Чирков интуитивно последовал за мной и сел рядом.
— Да не стесняйся уж, раз притащил, — сказал я.
Входная дверь скрипнула снова. Мы почти разом глянули, кто же вошел. Это был Кайметов. Он сурово глянул на ребят.
— Чего вы тут творите? — Сказал он громко и строго.
Однако адресовано это было не нам. Мальчишки, что были, в среднем на год-два младше него, все как один застыли на матах. Удивленно вылупились на высокого Кайметова.
— Вы че балуетесь? Тут вам не ясли! — Зло прикрикнул на них Марат. — А ну, пошли отсюда!
— Да мы же ничего такого и не делали… — Несмело сказал один из ребят.
— Пошли, говорю!
Не успел я вмешаться, как все четверо юркнули в коридор, пряча от Кайметова взгляды.
После этого Марат пошел к нам, сел рядом с Чирковым.
— Пришел-таки, — сказал Марат. — А я думал, Димка тебе не уговорит.
— Ты не сказал, что твое дело — это Кайметов, — недовольно сказал я Диме и встал.
— Ну, куда ты, Медведь, — поторопился остановить меня Марат. — Да не бойся ты. Мы с Димой тебя и правда по делу позвали.
Я глянул на Чиркова, но тот как-то виновато отвел взгляд.
— А я и не боюсь, — сказал я. — Просто не доверяю я тебе, Кайметов. Раз уж ты тут, значит, будет какая-нибудь гнусность.
— Гнусность? — Нахмурил свои черные брови Кайметов. — А тебе напомнить, кто в последний раз мне гнусность сделал? Кто мне руку поломал⁈
— Ты сам полез в драку, — покачал я головой, — и тут виноват только ты сам.
Кайметов тут же вскипел. Я видел, как заходили желваки у него на лице. Мне показалось, что он сейчас вскочит, что станет со мной ругаться, как это бывало и раньше. Да только Кайметов удивил. Он лишь помял сжатые в кулаки пальцы, расслабился.
— Да речь сейчас не о том, — выдохнул он успокаиваясь. — У меня к тебе совершенно другое дело. Верне… У нас.
С этими словами он бросил взгляд Диме. Чирков был сам на себя непохожим. Если раньше его можно было назвать выскочкой, то теперь, когда в группу вернулся Кайметов, Дима стал тихим и необщительным. Кажется, Марат как-то подмял его под себя. Возможно, сделал что-то Диме, после того как он помог нам отстоять Гришу. Правда о том, что они подрались, я ничего не слышал. Ну и Дима мне, само собой, ничего не рассказывал.
— И чего ж вы задумали? — Вопросительно кивнул я на Марата.
— Ты, наверное, и сам знаешь, что в нашей весовой категории нам мало кто соперник, — сказал Марат. — Считай, только между собой соревноваться и будем. Ну вот мы и подумали, что если так дела идут, то зачем нам соревноваться? Мы можем все, втроем, попасть в сборную. Только надо, чтобы результаты у нас сошлись. Чтобы шли мы ноздря в ноздрю по весам. Тогда всех троих возьмут.
Я хмыкнул. Дима поднял на меня свой виноватый взгляд. Казалось, его из-под палки гнали участвовать в таком Маратом плане. А план, между тем, был глупым донельзя. Марат и близко себе не представлял, как именно происходит судейство на соревнованиях по тяжелой атлетике. Потому он наивно полагал, что только в одном весе все дело. А между тем, судьи-рефери даже технику в упражнении могут учитывать. Ну а жюри, опираясь на их мнение, уже начисляет баллы спортсмену. Потому план Кайметова заведомо был обречен на провал.
— Не майся дурью, — рассмеялся я. — Лучше готовься выступать. Глупость — эта твоя задумка, и ничего больше.
Кайметов тут же нахмурился. Недовольно поджал свои темноватые губы. Дима удивленно водил взглядом от меня к нему.
— Не хочешь? Боишься? — Пробурчал Кайметов.
— Русским языком тебе говорю: не майся дурью, — потом я обратился к Диме: — Эх ты. Я-то думал, у тебя что-то случилось. А ты всего-навсего под Маратову дудку пляшешь. Ты это прекращай, Дима. Выступай себе спокойно. То, на что наработал, то и получишь.
С этими словами я пошел прочь из разминочной. Услышал, как Марат вскочил за спиной:
— Вот увидишь! Не пройдешь ты в состав, понял⁈ Уж я тебя подвину! Еще как подвину!
На эти его слова я ничего не ответил, а только снова хмыкнул и вышел в коридор.
— На помост вызывается Медведь Владимир Сергеевич! — Объявили в микрофон. — На штанге сорок два килограмма!
Прошла жеребьевка, начался первый этап соревнований. Привычным делом это был рывок.
Большинство ребят из легчайшей топтались в соревновательных весах от тридцати до тридцати — тридцати девяти килограммов. Марат с Димой уже сделали свои первые подходы. Оба они вырвали по сорок килограммов, оставив большинство соперников за плечами.
Признаюсь, я тоже хотел начать с сорока. Да только посмотрев на их результаты, накинул себе два килограмма. Судя по лицу Кайметова, услышавшего, как объявили мой вес, такого он не ожидал. А если и ожидал, то надеялся, что этого не произойдет.
— Я тебя поддерживать не могу, Вова, — сказал мне перед подходом дядя Костя. — Сам понимаешь. Тут я уже не твой тренер. Тут мне нужно нейтральность соблюдать.
— Я знаю, — с улыбкой ответил я, стряхивая с рук лишнюю магнезию. — Ничего. Понимаю, что вы все равно за меня болеете.
— Болею, — кивнул он и тоже улыбнулся.
Я вышел из переполненной разминочной и направился в зал тяжелой атлетики. Народу тут было немало. По большей части среди зрителей были дети иногда с родителями. Заметил я и капитана Александра, чьей фамилии я не знал. Он, одетый в гражданское, сидел в середине зрительских мест и разговаривал с каким-то незнакомым мне мужчиной. Когда я вышел, капитан отвлекся, глянул на меня и приветственно кивнул. Я ответил тем же.
Странно, конечно, но на этих соревнованиях я почти не волновался. Почему-то у меня не было никакого сомнения, что я попаду в сборную. Не было сомнений, что смогу опередить всех своих соперников. Дело облегчалось еще и тем, что в жюри не было у меня в этот раз врагов.
Судьи-рефери, в основном молодые спортсмены-тяжелоатлеты, сидели на школьных стульях с беспристрастными лицами. Жюри, занявшие свои места за партами, о чем-то совещались.
Я взошел на помост. Встряхнул кистями, расслабляя руки. Потом взял штангу в замок, подсел, и резким движением вырвал вес. Штанга пошла гладко, так как и полагается. Хотя не скажу, что было мне легко. Наоборот. Я взял, практически, собственный вес. Но крепкое, привыкшее к регулярным нагрузкам тело, слушалось как надо.
Штанга взметнулась по самой выгодной траектории, и когда я поднырнул под нее, жестко застыла над головой. Напрягая силы в ногах, я спокойно поднялся. Рефери почти сразу вскинули белые флажки.
— Вес взят, — спокойно сказал главный рефери.
Это был высокий и крепкий парень лет двадцати. Я слышал, что его зовут Иваном, и он выступающий атлет, а по совместительству и спортсмен-инструктор в нашем отделении школы мастерства.
Я опустил штангу, придержав ее, чтобы та не сильно отпрыгнула от резины. В зале раздались аплодисменты, и я сошел с помоста.
— Уверенно идешь, — сказал дядя Костя, встретив меня у зрительских трибун. — Не переживаешь, что ли?
— А что мне переживать? — Спросил я. — Нету тут ни Гришковца, ни Рыкова. Все сейчас идет справедливо.
— И правда, — сказал дядя Костя.
Следующее мое выступление было минут через десять. В этом промежутке выступал и Марат.
Ожидать своей очереди в разминочной я не стал. Сел на зрительскую лавку, к остальным ребятам. Там уже уселись Сергей, Матвей и Артемий. Тоже ждали они своих подходов к штанге. Их весовые выступали чуть позже, после нашей.
— Вызывается Кайметов Марат, — объявили в жюри. — На штанге сорок четыре килограмма.
— Вот это он скачет, — хмыкнул Матвей. — Резко вес поднял.
Я глянул в коридор. Дима, стоявший там, провожал Матвея непонимающим взглядом. Кажется, не сдержался импульсивный Кайметов. Стал со мной соревноваться.
Марат взошел на помост, взялся за штангу. А потом стал ее рвать. Увидел я, как, поднырнув под вес, Марат не удержал его. Штанга даже над головой не застыла. Едва только мальчик подсел, как рухнула она перед его носом. Марат застыл с таким лицом, как будто даже был удивлен неудачному подходу. Расширившимися глазами смотрел он на оброненный спортивный снаряд. Когда встал, принялся массировать запястье сросшейся руки.
— Вес не взят, — объявил судья-рефери, опуская красный флажок.
Кайметов плюнул сухо, что-то зло сказал, а потом спрыгнул с помоста, торопливо зашагал прочь, в разминочную.
— Поторопился рвать, — подметил Артемий.
— Ну да, — Сережа Кивнул. — Он, кажется, волнуется. Штанги боится.
Когда подходило мое время выступать, я тоже пошел в разминочную, чтобы чуть-чуть разогреться перед выходом. Когда зашел, увидел, как Марат, темный, словно туча, сидит на лавке. Как только появился я в разминочной, он вскочил, направился ко мне.
— Это все из-за тебя! — Закричал он зло, да так, что все, кто тут был, обернулись.
Даже Дима, сидевший чуть поодаль от Марата (видно, обиделся на него за выходку с весом), встал с лавки.
— Что, из-за меня? — Нахмурил я брови.