Штангист: Назад в СССР. Том 2

Глава 9

Тихий всхлип Рыкова перекатился в неразборчивые причитания. Тренер полушепотом о чем-то разговаривал сам с собой. Кажется, судя по редкости его бормотания, он себя ругал. Да не просто ругал, а корил.

— Что на него нашло-то? — Спросила Тамара Степановна, обмахиваясь какими-то документами. — С ума спятил, что ли?

Ее бледное лицо уже стало потихоньку розоветь. С перепугу завхоз вспотела, и на ее лбу выступила обильная испарина. Темное платье, в которое сегодня оделась грузная женщина, немного ослабло на плечах. Рыков разорвал ее белый кружевной воротничок, и он теперь весел складками у Тамары Степановны на шее. Открывал дрябловатую кожу немолодой уже женщины.

— Сгорел на работе, — сказал я устало.

Потом поморщился от боли в пояснице, когда она стала снова подходить. Адреналин, видимо, отступил. Теперь боль брала свое в двойном размере. Дышать стало трудновато. Каждое расширение диафрагмы отдавало в пояснице. Однако я старался не подавать виду, что мне больно.

— Что с тобой, Вова? — Женщина встала, торопливо потоптал ко мне, — ты поранился? Этот, — она указала взглядом на дверь. — Этот тебя поранил?

Она опустилась, стала заботливо осматривать мне лицо.

— Все хорошо, — ответил я. — Просто немного спину сорвал. А так целый.

— Вова… — Из-за двери вдруг донесся голос Рыкова.

Голос был слабым и потерял теперь любые нотки жесткости, к которым все знакомые Рыкова уже так привыкли. Стал он хрипловатым и каким-то жалким. Словно говорил с той стороны умирающий человек.

— Вова, ты меня слышишь?

— Слышу, — сказал я.

— Вы вызвали милицию?

— Да.

Тамара Степановна опасливо притихла, прислушалась к жалобному тону бывшего тренера.

— Вот и хорошо, — не сразу ответил Рыков. — Хорошо. Поделом мне. Я… Я сам во всем этом виноват. Сам себя загубил своими же делами… Нету мне прощения.

Не ответив, я только глянул на завхоза. Она непонимающе приподняла брови.

— Надеюсь, вы правда это поняли, а не пытаетесь надавить на жалость, — ответил я Рыкову.

— Понял, понял Вова. Я много гадостей сегодня наделал… На душе они у меня весят тяжким грузом. Я… В общем… Я своего племянника, Гришу сильно поранил. Голову ему разбил. А потом убежал. Струсил…

Такое чувство у меня сложилось, что Рыков, когда охолону от своих эмоций, решил напоследок… исповедаться. Он рассказал мне и про то, что выгнала его жена, когда увидела с моей мамой, и про то, как он, живя у брата, толкнул Гришу. Про милицию, от которой сбежал утром. О том, что хотел уехать из города. Хотел скрываться.

— Но… Но я никогда в жизни не думал, что до такого может дойти, — продолжал он. — Я просто хотел подняться. Хотел хорошую карьеру сделать. Хотел признания. Важным быть хотел. Пользу приносить.

— Даже сейчас вы про пользу в последнюю очередь говорите, Вадим Сергеевич, — ответил я. — А ведь всего этого можно было добиться и иначе. Когда знаешь, что тебе надо делать, просто делай. Упорно работай и не сворачивай с пути. И тогда добьешься своего. Штанга именно этому учит. Чтобы быть упорным. А вы пошли по другому пути. По легкому.

— Ты про таблетки? Про взятки?

— Про это тоже. Когда ходишь по чужим головам, можно закончить, как вы.

Рыков молчал долго. Когда все же решился заговорить, ответил:

— Дурак я был. Я ни о ком кроме себя не думал. Даже о семье своей не думал. Мне казалось, стань я успешным, и им будет хорошо. Что я ради них это все делаю. Да только в глубине души я знал, что все только ради себя самого.

— Успешным, — хмыкнул я. — Это вы про что? Про деньги? Про зажиточную жизнь?

— А… А про что ж еще? — Спросил вдруг растерявшийся Рыков.

— По-моему, успешным можно быть и иначе. Если хорошо, на совесть, свое дело делаешь. Если свое дело любишь. Если тебя все вокруг уважают, — вот это тоже успешность. Хоть и немного другого рода. Знаете, Вадим Сергеевич, по-честному вам сказать, даже до всего, что вы натворили, я Константина Викторовича считал и сейчас считаю, в сто крат успешнее вас.

Рыков за дверью молчал. Внимательно слушал.

— Успешнее, потому что он свое дело любит. Потому что стоит за своих подопечных горой. Он хороший человек и хороший, настоящий тренер. Он привязал к себе ребят своим отношением, а не пустыми обещаниями об успехах в спорте. Пусть, немного из них стали настоящими спортсменами, но настоящими людьми — все.

Гробовая тишина почти на полминуты поселилась в коридоре. Рыков, не решался ответить. Не решался проронить ни слова. А потом, наконец, смог выдавить из себя слова извинений:

— Прости меня, Вова, — снова заплакал Рыков по ту сторону. — Прости, хоть нету мне прощения… Я ж чуть ребенка не убил… Разве ж так можно? Нелюдь я. Нелюдь и никто больше…

В глазах Тамара Степановны заблестело явное сострадание к Рыкову. Она с трудом сглотнула комок, подкативший к горлу.

— Понимаю, не сможешь ты меня простить, но знай, что я правда раскаиваюсь. Я столько глупостей в жизни натворил, что теперь уж мне от них никуда не деться. Надо… Надо за них ответить.

— Надо, — согласился я.

Рыков горько вздохнул. Он хотел было сказать еще что-то, но во входную дверь громко постучали.

— Откройте! Милиция! — Раздалось приглушенным эхо из недр коридора.

— Вова… Мне деваться некуда. Откройте им дверь, я сдамся, — сказал Рыков.

Мы с завхозом переглянулись. Всякое сострадание тут же исчезло из ее взгляда. Теперь там поселился блеск иного рода — блеск опасений. Она медленно покачала головой, не надо, мол.

Я глянул на ключ, оставшийся в скважине. Потом решился, взялся за его колечко, отпер дверь.

— Милиция! Сейчас будем ломать дверь! — Закричали снова снаружи.

Я медленно вышел из кабинета. Рыков сидел под стеной, обхватив колени. Ничего не осталось больше от того грозного, опасного мужчины, каким он виделся мне пять минут назад. Ничего не осталось от его хищного взгляда. Теперь он смотрел на меня словно потерявшийся ребенок.

Когда в дверь грохнули, Рыков вздрогнул, испуганно глянул в прихожей зал с наградами.

— Я сдамся, — повторил он тихо.

Тамара Степановна, застывшая в дверях и нахмурившаяся уставилась на Рыкова. Потом она вздрогнула от шума, поторопилась к входной двери.

— Не надо! Не надо ломать, я сейчас открою!

Зашумело снова, но теперь со стороны зала. Когда подпертая изнутри дверь освободилась и медленно приоткрылась, оттуда высунулся Константин Викторович. На лице старого тренера светился большой фингал, оставленный им Рыковым.

Дядя Костя опасливо глянул на расклеившегося Вадима Сергеевича. Когда их взгляды встретились, Рыков ничего не сказал, он только обреченно отвел глаза.

Завхоз отперла входную дверь, и внутрь тут же вошли два милиционера.

— Где дебошир? — Спросил молодой и усатый лейтенант.

— Вон там, в коридоре сидит.

Оба быстро направились к Рыкову. Усатый приказал:

— Встать.

Рыков медленно поднялся. Милиционеры тут же схватили его за руки, сковали их за спиной наручниками, повели Рыкова на выход. У дверей их уже ждал третий милиционер, писавший что-то на картонном планшете для бумаги.

— Рыков с ума свихнулся, — сказал Константин Викторович, когда приблизился ко мне.

— Он слабый человек, — ответил я, наблюдая сквозь распахнутую дверь, как Рыкова сажают в желтый уазик.

— Как ты? Нормально, Вова? — Обеспокоился тренер.

— Нормально. Спина болит. А вы?

Константин Викторович тоже отмахнулся, нормально, мол.

— Кто потерпевший? — Поздоровавшись, подошел высокий старлей с бумагами. — Что тут у вас случилось-то? Надо взять объяснения.

— Вот так вечерок, — вздохнула завхоз и села на лавку, у стены. — Видать, в бакалею я уже не успею.

— Значит, говорите, задержанный Рыков ворвался в спортзал спортивной школы и угрожал вам двоим расправой? — Удивился Милиционер.

— Не просто угрожал, — растерянно потер шею Константин Викторович. — Он на нас напал.

— И вы его остановили?

— Вова остановил, — улыбнулся тренер, опустив ко мне взгляд. — Он как-то уговорил его сдаться.

— Ничего особенного я не сделал, — сказал я. — Просто Вадим Сергеевич понял, когда попал в ловушку, что он совершил серьезную ошибку. Но если б не дядя Костя, меня бы уже, наверное, и на свете не было.

— Медведь вел себя очень храбро, — кивнула деловито завхоз, слушавшая весь разговор.

— Ну что ж, — Милиционер улыбнулся. — Молодец, мальчуган. Не отступил перед лицом опасности.

Старлей потрепал меня по волосам. Потом протянул руку и дяде Косте.

— И вы тоже не сплоховали.

— Да что уж там, — рассмеялся Константин Викторович. — Меня, если б не Вова, наверное, тоже на свете уже не было бы. Так что это мы вдвоем…

— Храбрый поступок вы совершили. А с этим, — Милиционер указал взглядом на ждущий за дверьми Уазик. — А с этим мы уж разберемся.

Внезапно кто-то затоптал по ступенькам школы. Внутрь весь потный и помятый, заглянул директор. Видимо, на работу он собирался впопыхах.

— Чего тут стряслось? — Спросил он, борясь с собственным дыханием.

Ну что тут сказать? После задержания Рыкова интересности не закончились. Через несколько недель Гриша пришел, наконец, в школу, в классе потянулись разные слухи. Поговаривали, что это Рыков ударил своего племянника так, что тому пришлось обращаться в больницу за лечением. Я же знал правду из первых рук, не спешил обсуждать это с одноклассниками. Было мне как-то мерзко от одной только мысли.

А позже, когда мы обсуждали все случившееся с Константином Викторовичем, тот поведал, что, возможно, если б и не та злополучная статься, Рыков бы не отчаялся и не пошел на такое преступление, как покушение на убийство.

Статью написал молодой журналист, только недавно окончивший учебу и принятый в городскую газету «Кубанская Звезда». Он вел там колонку о ЧП, что происходили в городе. Видимо, хотелось ему большего. Мечталось скорее взлететь по карьере. Да только не думал этот молодой журналист, по имени Андрей Сидельцев, что о нем и самом напишут в газетах. Напишут осуждающую статью. А потом и вовсе задержат

Через своего брата из милиции, работавшем в отделе дознания, Сидельцев узнал про Гришковца и его сообщника Рыкова. Узнал, да и с дуру написал статью в газету. Главный редактор, видимо, не семи пядей во лбу человек, пропустил ее в печать. Еще бы. Колонка была маленькая и короткая. Едва ли не заметка на пару тысяч буковок.

По иронии судьбы эта колонка помирила меня с мамой, но чуть не убила, когда ее прочел Рыков. Сам журналист, кстати, жил с мамой в маленькой квартире. В тот самый день, когда Рыков напал на нас с дядей Костей, только утром, за ним приехала милиция, чтобы арестовать за разглашение тайны следствия. Позже, с должности сняли и самого главного редактора. Да уж. Иногда случайности могут привести к таким последствиям, которых и угадать-то сложно.

За окном бушевало. Ноябрь развернулся в этом году ранними, хотя все еще и неуверенными снегами. Мокрые хлопья летели с серых небес, застилали двор спортивной школы одной только сплошной слякотью.

— А кто у нас будет старшим тренером? — спросил я.

— Виктор Михайлович Сизый, — ответил Константин Викторович. — Он станет руководить составом юниоров до восемнадцати лет. Меня ставят тренером состава. Виктор Михайлович — тренер из краснодарской школы спортивного мастерства. Как год назад у нас, при политехе, открыли ее отделение, так он там и работает. На первенстве Машиностроителя именно он будет отбирать ребят, что пойдут в юношескую сборную.

Константин Викторович глянул в окно, проследив за моим взглядом. Вздохнул.

— Будет непросто, — сказал он. — В сборную нужно шесть человек: двух в легчайшем, двух в полулегком, двух в легком весах. Остальные два места дополнят ребятами постарше, которые в отделении тренируются.

— Конкуренция за места в сборной будет серьезная, — задумчиво сказал я.

— О! Кипяток-то уже подзакипает! — Сказал старый тренер и встал из-за стола.

Он направился к подоконнику, убрав из ковшика кипятильник, он обернул ручку тряпкой, залил кипяток в кружки.

— Ты мед будешь? — Спросил он. — У меня есть липовый. Урожай нынешнего года. Только он чуть-чуть засахарился.

— Буду, — улыбнулся я.

Константин Викторович навел чаю. Поставил кружку передо мной. Сам уселся на свое место. Подув, отпил.

— В общем, ты метишь в легчайший вес, Вова. Надо тебе остальных в этой весовой категории обойти, чтобы попасть в сборную. А там со всей школы наберется человек тридцать. И все они неплохо подготовленные ребята. Взять даже Диму Чиркова. Ты с ним, считай, на равных идешь. Мне кажется, между вами будет основная борьба.

Дядя Костя вдруг замолчал. Легонько подув в кружку, отпил чая. Посмотрел на меня с каким-то странным беспокойством во взгляде.

— Что-то у вас случилось, дядь Кость? — Спросил я.

— Да у меня-то ничего, — он вздохнул. Снова помолчал чуть-чуть. Потом добавил: — Говорил я с Сизым на днях. Он признался мне, что больше надежд возлагает на Диму Чиркова, чем на тебя. Потому как Дима с большим отрывом от всех лидирует в толчке.

— По сумме двоеборья у меня килограммов больше, — напомнил я.

— Ты же знаешь, что толчок часто решает. Что в нем чаще всего самая горячая борьба разворачивается. Потому Чиркова и считают перспективнее.

— Но по итогу-то соревнования покажут, кто из нас лучше годится.

— И то верно.

Константин Викторович вдруг глянул на какие-то бумаги на своем столе, плюнул сухо:

— Тфу ты… Снова забыл ведомости сдать. Елки-палки. Все из головы вон идет в последнее время. А все этот дисциплинарный совет… Переносят его да переносят… Все ссылаются на занятость перед первенством.

— Ежу понятно, что Гришковца с Рыковым снимут с должностей на нем.

— Снимут… Да только слухи до меня доходят, что переносят его по настоянию первого зама. Чего ему надо? Черт его знает… Все мутит что-то, крутит… А он гад мстительный. Переживаю я, как бы мне этот совет тоже боком ни вышел.

— Вас же уже назначили тренером по сборной? — Удивился я.

— Пока нет. Это только на словах. Приказа еще нету. А если не назначат? Если первый зам найдет к чему прикопаться? Он же знает, кто его дружка Гришковца под нары подвел? Мы с тобой. Вот я и ожидаю от него какой-нибудь подлян…

Константин Викторович осекся. Прочистил горло.

— Какой-нибудь подлости, — поправил себя он. — Вот и переживаю.

— Посмотрим, — я пожал плечами.

— Ну ладно, Вова. Чего я свои думки переваливаю на мальчишку? Подожди пять минут. Сейчас дозаполню ведомость и поедем домой. Чего ты по такой погоде будешь на остановке торчать?

Когда в дверь постучали, мы почти разом обернулись. Тяжелая деревянная дверь со скрипом отварилась и внутрь заглянул директор школы Алексей Владимирович.

— Ну что там с ведомостями? — Спросил он как-то несмело.

— Пишу вот, Алексей Владимирович, — поторопился ответить дядя Костя, показав директору документы. — Щас уже все.

— Давай. А то рабочий день-то, кончается. Но я даже не из-за ведомостей пришел.

— А почему? — Удивился старый тренер.

— Ты ж помнишь про заседание дисциплинарного совета, что на конец недели назначили?

— Помню, — нахмурил брови Константин Викторович.

У меня тоже появилось странное предчувствие по этому поводу. Казалось мне, что директор зашел к нам с совсем нехорошими новостями.

— Что? Опять переносят? — Спросил дядя Костя.

— Да нет, не переносят. Распоряжение по тебе, Костя, пришло. По тебе и вот… — Он глянул на меня. — И Мише Медведю.

— Какое еще распоряжение? — Спросил удивленно Константин Викторович.