Глава 7

— Цу-е-фа! — Выкрикнули мы хором.

Дима ухмыльнулся, видя, как его ножницы режут мою бумагу.

— Ну, не повезло, — пожал он плечами беззлобно. — Значит, будет у нас проходка на приседания.

— Да трех раз! — Вмешался вдруг Матвей. — Играть надо до трех раз!

— Такого уговора не было, — решительно ответил ему Дима. — Надо заранее правила обговаривать.

— Я всегда до трех раз играю! Так выходит честнее!

— Тихо ты, Матвей, — обернулся я к обритому мальчишке. — Дима верно говорит: у нас не было уговора, чтобы играть до трех раз.

Матвей было, сначала удивился моим словам, потом хмуро вздохнул.

— А я всегда играю до трех раз, — пробурчал он себе под нос.

— Ничего страшного, — по-доброму улыбнулся я ему. — Приседания так приседания.

Мы пошли к одной из стоек для приседаний. Лежал на ней старый стершийся гриф, который был теперь слишком скользкий для рывка или толчка, и его перенесли сюда, не переживая, что износившаяся насечка сотрется о стойки и спины тренирующихся.

— Как и договаривались, — начал я, когда ребята окружили нас с Димой широким полукольцом. — Начинаем с разметочных. Потом будем добавлять.

— А кто первый садится? — Спросил Дима.

Улыбнувшись, я снова протянул ему кулак. Мы с Димой вновь сыграли в камень, ножницы, бумага, но на этот раз моя взяла. Выкинув ножницы, я затупил его камень.

— Повезло, — сказал он все также добродушно, а потом уколол: — жаль, что повезло только сейчас.

— Ничего. Будешь догоняющим, — не остался я в долгу.

Дима натянуто улыбнулся и покивал. Отправился к своим и попросил дать гимнастический пояс. Стал затягивать его на талии.

— Зря ты не стал упираться в цу-е-фа, — шепнул мне Артемий, когда я тоже принялся надевать отцовский пояс.

— Он бы мог не согласиться, — пояснил я. — тогда у нас началась бы не проходка, а споры, как нам на цу-е-фа играть.

— А если не сядешь сколько надо? — Нахмурил он свое правильных черт лицо.

— Сяду. Выложусь на полную, но сяду.

Первые подходы были не очень интересные. Мы начали с двадцатки, потом переместились на двадцать пять и тридцать пять килограммов. Следующими были сорок, которые мы, впрочем, тоже преодолели.

Ребята, видя первоначальную рутину проходки, даже стали терять интерес: кто-то возвращался к разминке, другие уходили ждать тренера. Некоторые стали подходить к первым упражнениям из своих тетрадей для тренировки.

— Плохо дело, — обратился ко мне озабоченный Сережа, когда мы с Димой отдыхали между подходами.

— Чего?

— Никто почти не смотрит. Все разошлись. Неинтересно им стало. Так, никто и не увидит, кто из вас победит… — Сергей замялся. — Вернее, не увидит, как ты Димку сделаешь.

Я окинул спортзал взглядом. Задумался, как вернуть их внимание. А потом шепнул Сереже:

— Тут ты прав. Надо их внимание вернуть. И сейчас, я расскажу, как это сделать.

— Как? — Удивился Сережа.

— Очень просто. Только надо, чтобы ты с Артемием и Матвеем мне в этом помогли. Смотрите, что вы сделаете.

После я принялся шептать Сереже на ухо, а тот, внимательно прислушавшись, закивал.

— А точно поможет?

— Еще как, — сказал я.

— Но, Вов, если мы всем это расскажем, а потом ты не выиграешь, тебя вся группа станет считать хвастуном и вруном.

— Я понимаю. Потому проигрывать мне никак нельзя.

Сережа внимательно посмотрел мне в глаза. Потом решительно кивнул.

— Хорошо. Сейчас пацанам все объясню.

— Вова! — Крикнул Дима, — ну че, давай подходить?

Кивнув Диме, я пошел к стойке.

* * *

Рыков очень боялся возвращаться в свою квартиру, но другого выхода не видел. Из вещей у него с собой были только расческа, бритвенные принадлежности, спортивный костюм с курткой да белье на смену. А в бега с таким скромным скарбом подаваться он не хотел.

Поставив машину в своем дворе, быстро, даже не глуша двигателя, он побежал на этаж, к квартире. Когда ворвался внутрь, тут же полез в вещевой шкаф, стал комкать и совать в сумку свои вещи.

Он решил уехать из города. В Краснодаре были у него кое-какие друзья еще с армии, у которых можно было бы найти укрытие, хотя бы на время. А вот что делать дальше… Что делать дальше Рыков пока что не знал. Только одна мысль вертелась у него в голове:

«Надо, что б не поймали. А иначе все! Баста!»

Мечтавший о блистательной карьере Рыков, страшно боялся тюрьмы. Страшно боялся срока в пятнадцать лет, если обвинение докажет, что они с Гришковцом совместно занимались взяточничеством на соревнованиях разного уровня. Думал он, что жизнь его в таком случае будет кончина. А мысли о том, что никакой карьеры теперь ему не построить, хоть и крутились где-то на задворках сознания, но Рыков все же всячески гнал их прочь, стараясь не думать об этом.

Рыков старался занимать себя другими мыслями. Хотя они тоже были не сахар, все же думать о них не так тяжело, как о загубленной Медведем карьере. Мысли эти были о деньгах. Заначке, которую Рыков хранил в спортшколе, у себя в кабинете. Ста пятидесяти рублей, которые лежали сейчас в справочнике по тяжелой атлетике, должно было хватить, по крайней мере, на первое время. А там уж посмотрим.

С этими мыслями Рыков застегнул сумку, кинулся было прочь, но застыл напротив входа в спальню. На глаза ему попалась фотография, висящая на стене, в рамке. Там, еще совсем молодые, они с супругой нежно обнимались, улыбаясь зрителю. Рыков нахмурился, не отводя взгляда от черных глаз своей супруги, смотрящей на него с фотографии.

— Я что-нибудь придумаю, — прошептал он и вышел из квартиры.

* * *

— Семьдесят? Да Медведь свистит. Не сядет он столько никогда! — Хмыкнул Егор, наблюдая, как Дима закончил пятьдесят килограммов.

— Сядет, сядет. Вот увидишь. Он уже садился, — сказал Сережа убежденно.

— Да? А че ж я ни разу не видел?

— А вот сегодня и посмотришь!

План сработал. Большинство ребят, хотя и не все, вновь заинтересовались нашим с Димой соревнованием.

По моей просьбе Артемий с Сережей стали громко обсуждать при всех, что я легко побью Диму, присев семьдесят. Конечно, другие тут же вступили с ними в жаркий спор, мол, Медведь на тренировках сроду никогда столько не приседал, а максимум у него на штанге видели шестьдесят, ну шестьдесят пять.

Конечно же, мои друзья стояли на своем:

— Вот увидите! Сделает! Он при мне уже делал! — С ухмылкой отвечал им Сережа.

Вот только я не делал. Ни разу даже не подходил к семедисятке. Даже не пробовал снять ее со стоек, а тут надо было присесть, хотя всего на один раз.

Услышав разговоры про семьдесят, кажется, занервничал и Дима. Вида он, конечно, не подавал, храбрился. На разговоры про мой «максимальный» вес только и отвечал:

«Ну, посмотрим, как медведь столько присядет».

Тем не менее я видел, как время от времени мальчишка стал поглядывать на меня с настороженностью. Он еще сильнее занервничал, когда увидел, что я, относительно спокойно сделал шестьдесят.

— Ну что? Шестьдесят пять? — Спросил он с ухмылкой.

— Ну, давай. Ставим, — ответил я.

Матвей с одной стороны, и Егор с другой, подсунули к желтым пятнашкам и красным пятеркам, висевшим на грифе, еще два темно-синих блина по два с половиной килограмма. На штанге оказалось солидных шестьдесят пять килограммов.

Дима пошептался о чем-то с Егором. И тот кивнул с серьезным лицом. Потом пожал плечами, но уже немного растерянно.

Дима подошел к штанге, взялся за нее, оперся, повременив пару мгновений. Потом все же, решился. Он поднырнул под гриф, пристроил его на плечах. Вставив спину, с трудом взял вес со стоек. Пружинисто отошел на два шага, чтобы не мешали страховочные подставки.

Громко втянув воздух носом, он торопливо опустился в сед, а потом, с трудом, принялся подниматься.

— Давай!

— Давай, давай, давай!

— Поднимай ее, родимую!

Со всех сторон пацаны из забастовщиков принялись его подбадривать.

Дима задрал голову, покраснел. Гримаса сильного напряжения застыла на его лице. Выдохнув, он все же поднялся. Торопливо вернул штангу на место. Отступил от нее, глубоко дыша.

Вокруг раздался победный крик остальных забастовщиков, слившийся в один сплошной звонкий возглас. Пацаны кинулись хлопать Диму по плечам и спине, поздравлять со взятым весом.

— Ну давай… Медведь… — Угрюмо проговорил он, борясь с собственным дыханием.

Теперь я приступил к штанге. Взялся за скользковатый гриф. Не мешкая, поднырнул под него. Когда поудобнее расположил штангу на плечах, снял ее со стоек.

Ее вес немедленно отразился чудовищным напряжением во всей спине и ногах. Я покрепче стиснул гриф.

Друзья принялись подбадривать:

— Давай! Давай, Вова!

— Ну! Пошел-пошел!

— Щас ты ее! Ну?

А я просто отступал от стоек, понимая, что легко не будет. А на семидесяти — станет просто невыносимо.

Я медленно опустился в сед. Ноги заныли, крепко зафиксированные в нижнем положении. Собравшись с силами, я кратко вдохнул воздух, стал подниматься, стиснув зубы. Ноги задрожали под натугой. Спина так и норовила принять горизонтальное положение, а задница — задраться. Казлось, сделай я так, станет легче, ноги лучше отработают свое движение. Однако это был лишь обман. Мой собственный организм хотел обмануть меня, чтобы снять с мышц на ногах лишнее напряжение. Не знал мой организм, что сделай я так, как он от меня требует, то я просто завалюсь вперед с большим весом на плечах. Я поборол себя силой воли.

Коленки задрожали еще сильнее, когда я встал.

— О-о-о-о! — На возрастание крикнул Матвей.

— Сделал! Красавец!

— Молодца!

Эти слова зазвучали вокруг, но мне показалось, будто я слышу их приглушенными, будто мне кричат из-за толстой стены. Вернув штангу на место, я отошел от нее, почувствовав невероятную эйфорию. Это тело благодарило меня за то, что я избавил его от такой серьезной ноши.

— Молодчина! — Хлопнул меня Артемий по плечу. — Сделал шестьдесят пять!

— Впереди семьдесят, — сказал я, глядя на Диму.

Дима же вполголоса болтал о чем-то со своими новыми дружками. Потом оглянулся. Обеспокоенно посмотрев на меня, он потопал в нашу сторону.

— Я думал, ты с ней не встанешь, — деланно добродушно улыбнулся Дима.

— Как видишь, встал.

— М-да… — Он покивал, как-то грустновато хмыкнув. — Ну что? На семьдесят?

— Потянешь? — Ухмыльнулся я.

— А то, — растерянно засмеялся Дима и потер шею. — Только давай перекурим чуть-чуть. Вес большой. Еще больший уже за плечами.

— Ну давай, — беззаботно ответил я.

Решив сделать пятиминутный перерыв, мы разошлись. Дима пошел к забастовщикам. Стал что-то с ними обсуждать. Серьезный тон их разговора невпопад перемежался с детскими смешками кого-то из ребят.

— Он не встанет, — сказал я Сереже.

— Почему ты так думаешь? — Удивился Артемий, стоявший рядом.

— Не встанет, потому что устал. Видно по нему. Кажется, он тоже никогда к такому весу не подходил.

— А зачем же ты согласился на перерыв? — Удивился Матвей. — Надо было идти в отказную! Сейчас бы он и подавно не встал!

— Я хочу его одолеть, а не покалечить, — возразил я.

— Главное, Вова, — сказал Артемий, — чтобы встал ты. Если даже Дима проиграет, а ты не покажешь ребятам результата, о котором мы всем раструбили, это будет финиш.

— Покажу, — решительно ответил я. — Что бы ни случилось, обязательно покажу.

Когда перерыв кончился, Дима первым подошел к снаряду. Оглядев нагруженную семьюдесятью килограммами штангу, он положил руки на гриф.

Хотя мальчишка и старался выглядеть уверенно, мне все равно было видно, как он переживает. Как сомневается себе. В первую очередь я понял это по выражению лица. Хотя оно оставалось решительным, в глазах мальчишки стоял страх. Страх опозориться перед остальными.

Дима выдохнул, подставил штангу на плечи и торопливо поднял вес. Уже сейчас было видно, как ему сложно: на виске запульсировала жилка, губы сжались до белой кожи.

Когда парень только отошел от стоек, я понял, что он уже проиграл. Что он не встанет. А все потому, что Дима поторопился. Он слишком быстро отошел назад, слишком быстро и глубоко опустился.

Дима принялся подниматься. Он сделал усилие, и от натуги его спина тут же сгорбилась. Штанги придавила парня, и Дима, не издав ни звука, стал заваливаться вперед.

Не теряя времени, я бросился к нему. Успел схватить гриф слева, пока он не опрокинул мальчишку. Один из ребят-забастовщиков подоспел справа. Вместе мы приподняли штангу, освободили Диме плечи и водрузили ее на страхованные подставки.

Дима, торопливо выбрался из-под грифа, встал.

— Вот зараза… — Выругался он зло. Потом сердито глянул на меня.

— Целый? — Кивнул я вопросительно.

Парень оглянулся на своих. Ребята затихли, устремив в него свои взгляды. Не ответив, Дима пошел прочь, скрылся между парнями.

— Ну, кажется, теперь моя очередь, — ответил я, провожая его взглядом.

— Дима не сел, и ты не сядешь, — сказал Егор нахмурившись. — А он покрепче тебя будет.

— Посмотрим, кто будет покрепче.

Когда штангу снова закинули на стойки, теперь уже я приступил к ней. Когда снял со стоек, ощутил такое давление, что даже шагать с ней было сложно. Иной раз, всего один килограмм делает новый вес гораздо ощутимее старого. А тут пять… Пять килограммов.

Тяжело передвигая ноги, я отступил от стоек. Уже сейчас икроножные мышцы устали. Их стало жечь огнем.

Нужно только не допустить ошибки Димы. Нельзя торопиться. Сед должен быть глубоким, но контролируемым. Нужно уловить ту точку, из которой я все еще могу встать.

Медленно, контролируя мышцы ног, я стал опускаться. От тяжести даже задержал дыхание. Стиснул зубы так, что скрипнуло. В нижней точке седа хрустнули колени. Едва оказавшись в ней, я, изо всех сил отталкивая землю, стал подниматься. Мне казалось, будто я давлю сильно, как могу, но остаюсь на одном месте, будто не двигаюсь вверх.

Тогда я зажмурился. Зажмурился и просто стал давить. Давить изо всех сил. Почувствовал, как мало помалу распрямляются колени. Как вставляются, немного облегчая ношу. Когда я открыл глаза, увидел, что стою со штангой на плечах. В спортзале было тихо, словно в могиле. Изумленное молчание господствовало вокруг.

Выдохнув, я торопливо пошел к стойкам, чтобы скинуть с себя большой вес. Приблизившись, присел, чтобы положить штангу. В этот момент в поясницу прострелило так, что стона я уже не сдержал. Он прорвался сквозь сомкнутые губы.

Отступив от штанги, я не мог продышаться, ведь от боли в пояснице каждый вдох отдавался во всем теле.

— Смог! Смог!

— Встал!

— Гляньте, что вытворяет⁈

Друзья было кинулись ко мне, но я жестом остановил их. Стараясь не кривиться от боли в спине, выпрямился, глянул на забастовщиков. Они все удивленно смотрели на меня. Среди них был и Дима, явно не веривший своим глазам.

— Вот вы говорите, Рыков молодец, — сказал я. — Все хвалите его да хвалите. Мол, он лучший тренер. Да только таких вот результатов я добился, занимаясь у Константина Викторовича. Вот и имейте ввиду, кто лучший тренер.

С этими словами я устало снял атлетический пояс, который мне не помог. Слишком сильной была нагрузка. И пошел к лавке, чтобы посидеть.

— Вова, ты как? — Обеспокоенно подошел ко мне Сережа, когда я с трудом опустился на лавочку.

— Спину сорвал, — сказал я буднично.

— Вот зараза! Сильно?

— Нет. Но пойдет.

— Красава! Молодец! — Подбежал Матвей и, рухнув рядом, тут же хлопнул меня по спине.

Я выгнулся дугой зажмурившись от боли.

— Да осторожней ты, дубина! Вова спину сорвал! — Крикнул ему Сергей.

— Что сильно? — Виновато спросил Матвей.

— Жить буду, если ты меня не добьешь.

Константин Викторович пришел на тренировку минут через пять. Он застыл в дверях, видя, как вокруг меня собрались почти все ребята из группы. Они засыпали меня вопросами о тренировках под руководствам Константина Викторовича. Отвечал я односложно и нехотя.

— В шеренгу становись! — Крикнул вдруг тренер.

Ребята, услышав его голос, все как один, обернулись. Быстро выстроились в ряд. Даже компания забастовщиков нехотя заняла свои места. Я с трудом пошел к своему, выпрямился.

— Извиняй, ребзя, — сказал Константин Викторович. — Я тут чутка припоздал. Колесо по дороге пробил, а записки не было. Пришлось ехать на рынок на попутке, камеру новую покупать.

Константин Викторович внимательно осмотрел шеренгу.

— Я смотрю, все пришли, — проговорил он. — А вот тренер ваш, Рыков, не придет. Видали, что про него в газетах пишут?

Ребята зашептались удивленно.

— Вот и почитайте на досуге. Короче. Кто хочет, для тех я проведу тренировку. Кто нет — свободен. Все как в прошлый раз. Можете идти, я вас не держу.

Никто из группы не сдвинулся с места. Только Дима с Егором поколебались чуть-чуть, да и остались на своих местах.

— Что? Никто? — Деланно удивился тренер и сделал многозначительную паузу.

Даже после нее никто из ребят не сдвинулся с места.

— Ну тогда давайте приступим к тренировке, — улыбнулся Константин Викторович и добрыми глазами глянул на меня. — Сегодня у нас тяжелая, насилу.


— Болит? — Спросил тренер, опустившись рядом со мной у лавки.

— Так. Немного.

Тренировка кончилась. Я всю ее прождал на лавочке, потому что понимал: сегодня из меня плохой штангист. Однако остался я потому, что Константин Викторович вызвался подвести меня домой на мотоцикле. С больной спиной совсем не хотелось трястись на автобусе.

— Сработал твой план, — проговорил он, глядя через окно, как ребята уходят из школы по домам. — Семьдесят, говоришь, присел?

— Присел.

Тренер хмыкнул.

— Сильно. Прям сильно, Вова. Такого веса ты еще не брал.

— Очевидно, что был я к нему не готов. Но сдюжил.

— Теперь главное, спину сдюжить твою, — дядя Костя встал.

— Мое дело молодое. Быстро заживет.

— Ты подожди тут, Вова. У меня где-то в кабинете мазь была хорошая. Как раз на такие случаи. Сейчас принесу. Помажешь поясницу.

С этими словами тренер вышел из зала. Я же встал. Медленно поднял свой пояс, повесил на плечо. Глянул в окно. Там большинство ребят уже исчезло за воротами спортшколы.

Эх, недаром, я столько лет проработал с детьми в моей прошлой жизни. Помогли мне эти знания произвести на ребят из группы впечатления. Помогли вернуть их в группу. Пусть и ценой травмы.

Когда за моей спиной захлопнулась дверь, я обернулся. Рыков стоял на входе и полными ненависти глазами смотрел на меня.

— Как хорошо, что ты тут мне попался, сволочь маленькая, — прошипел он, — всю жизнь мне поломал, говнюк…

— Что вам тут надо?

— Я тебе покажу, чего мне надо, — гневно сказал Рыков и замкнул своим ключом дверь спортзала изнутри.

А потом направился ко мне, подобрав по дороге шестикилограммовую гантель.

Загрузка...