Шутка Вершителей

Часть вторая. Глава седьмая. В шаге от цели.

Я шла по пыльной дороге, опираясь на крючковатую палку, подобранную мною в одном из подлесков, где я останавливалась на ночлег.

Моя игра пока не вызывала ни у кого подозрений, и сумасшедшая старуха шла в направлении границы с Трофанов. Но все ехали оттуда, вернее, просто бежали.

По разрозненным словам крестьян, ремесленников и торговцев, я знала, что сектанты напали на Топию, и герцог теперь пытается выбить отряды соседей из деревень и городков, что те уже захватили. Местноые предпочли на время войны сбежать подальше.

— Грабют, всю скотину сожрали, окаянные, — жаловался какой-то мужичок с нечёсаной бородой такому же неприкаянному крестьянину из Приграничья, пока его жена поила меня водой. Хлеб и скудные овощи я предпочитала покупать, но воду, особенно свежую, брать мне было негде, приходилось просить у обозников, тех, кто не пешком шёл вглубь страны по этой дороге, а ехал на своих лошадях.

— Энти, сентанты, чоли?

— И те, и наши тожма…

Речь простых жителей была странной, но я её понимала. Это был диалект местных простых крестьян, и некоторые словечки я мотала себе на ус, используя их в общении. Конечно, за местную я бы не сошла всё равно, но за простую старуху, чуть с дуринкой, меня вопринимали.

— Бабка, и чо туды прёсси? Все бегуть отседа, а ты туды ташишьси… — постоянно гундели мне местные, но я уже так наловчилась прикидываться дурочкой, что только улыбалась и кивала, кивала и улыбалась. — Там одни енти, как там их… Ну, что с армии бегуть… Дертиры, чоли? Да-а-а… Целые шайки! Грабют всех! И тобой, бабка, не погребуют!

— Ага-ага… — кивала я, и канючила тихо: — Так мой внучек там с невесткой… Не могу бросить их… Болеет, вот и иду…

— Да сбёгли ужо они, бабка, а ты прёсси туды…

— Болеет он, не сбёгли… Не донесёт она его, не дотащит… А лошади у её нету… Продали о прошлом годе…

— А деревня какая? Ну, прозвали как?

— Да, вроде бы, Выселки или Весёлки…

— Есть такая, знаю… Прямо через речку от сектанского города стоит… Но места там дикие, пустые… Сгинешь, бабка!

Я бы прислушалась ко всем этим добрым людям и вернулась бы обратно, к Вратам, но потом всю жизнь попрекала бы себя, что не попробовала добраться до Гэйелда и сестры!

Натянув пониже свой платок, я сгорбилась и пошла по дороге. Ноги уже порылись грубыми мозолями, хорошо, что от кровавых я их своевременно защитила, спина уже не просто ныла, а тупо болела, но выходить из образа древней старухи было очень опасно, и поэтому я даже спала калачиком, не разгинаясь, привязывая руку к щиколотке, и когда мне хотелось выпрямиться, я дёргала сама себя и будила.

Я уже видела конец моим мучениям, когда до Трофана мне осталось всего ничего, подня пути по пустой дороге. Я решила пойти утром и вечером, жаркий день переждав в тени раскидистого падуба.

Оперевшись на прохладную кору своей спиной, я задремала, пока звуки тихих ругательств где-то совсем рядом со мной не разбудили меня и не заставили подскочить.

— Дрянной день, Смонни, дрянной… Эти чернорубашечные твари чуть не изрубили нас на кусочки… Смонни, дыши, давай, брат!

Я прищурилась от слишком яркого полуденного солнца, и увидела, что рядом со мной, оперевшись на тот же самый древесный ствол, сидят двое молодых мужчин. Правда, было непонятно, кто это: крестьяне ли, горожане или ремесленнники. На них были только белоснежные рубашки и штаны, непонятного, бурого от грязи, цвета.

— Что смотришь, бабка? Водицы нет? С утра по жаре бредём… — сказал мне один из них, тот, что разбудил меня. Второй свесил голову на грудь первого и слегка вздрагивал.

Я залезла в сумку и достала небольшую бутыль из твёрдого стекла, где хранила запас воды, слегка разбавленной магнезией. Это помогало воде оставаться если не свежей, то и не тухлой.

— Спасибо, бабка… — первый юноша с кудрявыми светлыми волосами сделал несколько глотков, а потом запрокинул голову у второго и сказал ему: — Смонни, глотни, брат… Вода…

Но тот никак не реагировал, только голова у него запрокинулась, как у человека, что уже потерял сознание.

— А что, милок, с твоим братом? Плохо ему?

— Ранили его, проклятые раскольники… Колдовством своим! Оружием бы не достали, слишком силён! А теперья не знаю, что мне делать: боюсь, до лагеря его не донесу живым…

— А дай-ка мне поглядеть его рану, сынок…

— А зачем тебе это, старуха? Или ты сама Мара, и можешь мёртвого вернуть с того света?

— Так травница я, и могу приложить к ране отвар, чтобы не гноилась, да не болела…

— Точно можешь? — светлые глаза юноши изучающе посмотрели на меня. — А если врёшь? Вдруг, отравишь, колдовка?

"И почему сразу колдовка? А не медикус?" — мелькнуло у меня в голове, но потом поняла, что женщина — доктор в Вензосе это что-то невообразимое, и только закивала головой в ответ.

— Могу, сынок, могу… Положи его только на землю, неча ему сидьмя сидеть: так крови может много вытечь…

И пока юноша бережно укладывал своего брата на землю, я вынула флакон с чистой магнезией и протёрла свои руки.

— Куда его ранили? — поинтересовалась я. — Что-то не вижу…

— Ну… — вдруг замялся молодой человек. — В заднюю часть…

— Переворачивай! — мне захотелось расхохотаться: из-за раны в мягкое место этот юноша чуть не похоронил своего брата! Да там даже рану раной мы, в Академической школе, не считали! Я их столько вылечила: и ожоги, и колотые, и резаные, и рассечения и многое, многое другое!

Но тут я увидела то, что до этого никогда не видела: в одном из полукружий задницы у второго молодого человека была глубокая, почти до кости, дыра. Все ткани в ней казались обожжёнными, чёрными, спёкшимися от высокой температуры, но с другой стороны я видела концы кровеносных сосудов, мышечную ткань и остатки кожи, только всё это былоуже не обычного цвета, а странного, чёрно-коричневого. И всё это пульсировало и жило. Правдо, крови от такой огромной раны было, почему-то, не очень много.

Я прощупала руками эту рану, потом взяла острый нож, полила на него магнезией и стала срезать обожжённые участки вокруг раны.

— Что ты делаешь, бабка? — хорошо, что молодой человек не закатил мне тут истерику и не кинулся на меня с кулаками, особенно когда увидел в моих руках нож.

— Убираю мёртвую кожу и плоть, э-э-э…

— Дейвин, зови меня Дейвин…

— Так вот, Дейвин, в колдовстве я не разбираюсь, но, думаю, что у вас в лагере будет свой медикус, и он уберёт эту чёрную дрянь с задницы твоего брата, а я могу лишь чуть подлечить его от ожога… А для этого просто необходимо почистить рану…

Дейвин, пока я резала и кидала, смотрел за моими руками. Когда эта нудная и неприятная работа была окончена, я вынула кресало и сказала:

— Умеешь разводить костёр, Дейвин?

— Да, бабка…

— Так давай же! И сгоняй во-о-он за ту рощу, что другой стороне дороги… По-моему, там есть ручей… Набери воды в котелок, — я вынула из сумки небольшой котелок. — Да поторопись, Дейвин! Будем готовить лечение для твоего брата!

И молодой человек, постоянно оглядываясь на меня, отправился за водой. Я пока доставала мешочки с травой, что набрала возле дороги.

Когда Дейвин вернулся, я поставила котелок с водой на огонь, соорудив простейшую конструкцию из пяти палок, подобранных тут же, и спросила его:

— А вы, сынок, откуда будете? Из каковских? Воины ентого, херцога, или дертиры?

— Воины, бабка, воины… Что там у Смонни, будет жить?

— Будет… Сейчас его напоим отваром, и он поспит, а ты сбегаешь к селу или своему лагерю и приведёшь подмогу, чтобы его можно было транспортировать туда…

После моей тирады Дейвин ещё внимательнее стал вглядываться в меня, и я поняла, что перегнула палку. Более таких длинных и заумных фраз старалась не допускать, но сомнения у молодого человека я всё равно посеяла.

К вечеру он сказал:

— Ты точно присмотришь за ним, бабка?

— Точно, сынок, точно! Беги… Веди своих… служивых…

И я осталась одна под деревом с бесчувственным телом раненого. Взяв его за руку, я прислонилась спиной к стволу и попыталась уснуть, при этом стараясь держать свою руку на пульсе юноши. Тот не двигался, лишь тихо сопел.

Так я и уснула. Меня разбудил конский топот, ржание и мужские голоса.

— Поднимайте его! Вот так… Да… Не потревожьте рану! Что с ним? — знакомые нотки в голосе насторожили меня.

— Спит, господин главнокомандующий…

При этих словах я подскочила, забыв про свой старческий образ, но, слава Светлейшей, на меня никто не обращал внимания: воины крутились возле телеги, на которую укладывали раненого солдата. В темноте я более ничего рассмотреть не могла, и захотела быстро исчезнуть.

— Кто его так?

— Да, бабка тут была, травница… Она отвар сварила, вот в котелке…

— Мудро, мудро… Он замедлил действие боевого заклятья… Где она?

— Где-то тут была… Бабка, ау! Ты где? — засуетился кто-то, пытаясь отыскать меня на прежнем месте, но я потихоньку перебиралась в темноту, дальше от костра и солдат. Но тут вдруг уткнулась в кого-то, и человек крепко схватил меня зашкирку.

— Вот она! Сбежать хотела! Точно, не навредила господину графу? — заорал над моим ухом какой-то мужик и потащил меня обратно в сторону подводы и военных.

— Тащи сюда! Сейчас разберёмся! — опять я услышала что-то знакомое в интонациях и попыталась вырваться, но мужик, от которого несло лошадьми и алкоголем, крепко держал меня.

— Сильная, тварь… Не похоже, что старая!

Он подтащил меня почти к костру и швырнул на землю с такой силой, что я просто упал под ноги чьей-то лошади. Та переступила копытами, чуть не раздавив меня.

— По виду — бабка… Что скажешь, зачем сбежать пыталась?

Будь я на месте этих солдат, то мой побег и впраду выглядел очень подозрительно, я бы сама себя заподозрила. На эту фразу я только промолчала, понимая, что стоит мне открыть рот, как вся моя маскировка будет просто напросто уничтожена: мой супруг, который сейчас сидел верхом на огром коне, тут же узнает, кто прячется под ликом старой бабки! Я, подслеповато прищурясь, посмотрела на него. Выражение лица мужчины я не разобрала, но вся его фигура выражала нетерпение.

— Отвечай, старая тварь! — муженёк вдруг замахнулся чем-то, невидимым в темноте, и моё плечо обожгла острая боль.

— А-ай! — тонко, не по-старушечьи, вскрикнула я. От боли у меня защипало глаза, да и все внутренности куда-то оборвались. Я начала терять сознание. Через муть в голове я услышала:

— О, боги! Вен Вездесущий! Ван Терг! Скорее сюда!

Чьи-то сильные руки прижали меня к себе и куда-то понесли, пока я проваливалась в забытьё.

Очнулась я от сильного жжения в плече. Какой-то человек в знакомом мне тёмном одеянии и смешной шапочке смазывал мою рассечённую кожу жгучей и неприятно пахнущей мазью.

— Пришли в себя, миледи?

— Да-а-а… — я не знала, что ответить на такое ко мне обращение. Я лежала на чём-то мягком, а надо мною в лучах светильника колыхался тканевый полог шатра.

— Сейчас позову Вашего супруга, — мужчина привстал, и я разглядела седую бороду и сеточку морщин вокруг глаз. Если гарнизонный лекарь был молод, то этот — походный — стар. Но взгляд у него был добрее, чем у Аррата Кенгора. Хотя… Если уже все узнали о моём статусе "жены" герцога, то отношение будет очень вежливым. И это было плохо: теперь за мною будут наблюдать все!

Медикус вышел, отодвинув завесу над входом, и тут же в шатёр вошёл герцог. Он быстро осмотрел меня, не приближаясь, и сказал:

— Как ты, Тибо? — и мне показалось, что он потянулся ко мне, чтобы подойти и обнять, что ли…

И я не поняла, чего больше было в его голосе: сожаления или усталости? Всё это переплелось в одну большую эмоцию, нарисованную сейчас у него на лице. Мне стало вдруг неприятно.

Когда знаешь, что человек, которого ты терпеть не можешь, чувствует в отношении тебя то же самое — это одно… Но когда ты вдруг понимаешь, что всё это была иллюзия… Или иллюзия — это то, что я увидела сейчас? Я зажмурилась, ужаснувшись своим фантазиям.

— Вижу, что с тобой всё в порядке…

Я открыла глаза и увидела в глазах мужчины то же самое, что и раньше: неприязнь и брезгливость. А грубые слова снова вернули меня с небес на землю.

— Сейчас придёт маркитанка, я нанял её, чтобы она прислуживала тебе, тётка. Пусть смоет с твоего лица ту гадость, чем ты намазалась…

Маркитанткой оказалась сухощавая пожилая женщина с хитроватым лицом и бегающими глазами. Он скоро обтёрла моё тело влажной тряпкой, переодела меня в какую-то короткую рубаху с огромным вырезом на груди. Стерев мой грим с лица, она хихикнула и сказала:

— Вот так вот… Была бабушка, стала внучка…

Я дёрнулась, пытаясь прощупать лицо, но женщина уже продолжила:

— Никто не увидит, госпожа, не боись, но старую Тильду не обманешь: молодуха ты! А герцог, дурачок, дальше собственного носа ничего не видит…

Мерзко рассмеявшись, старуха схватила кувшинчик и быстро влила в мой открытый рот несколько глотков отвара, ловко подхватив меня под затылок.

— Не боись! Никому не скажу! Будет забавно будет посмотреть на лицо господина Томарика, когда вместо взрослой бабы получит юную красавицу! Только меня на такое зрелище вы оба не пригласите…

Проглотив отвар, я почувствовала ещё большую слабость в руках и ногах. Голова потяжелела, а глаза стали закрываться сами собой. "Сонник", — подумала я, засыпая.

Во сне мне приснился дом. Мой отец, размахивая какой-то палкой, зачем-то бегал за Бертином по нашему двору. А рядом стояла раскрасневшаяся Авидея и звонко смеялась. Я проснулась, словно от толчка: моё сердце колотилось, как безумное! И тут же накатила такая сильная тоска по дому, детям и отцу, нашей прежней, пусть и не идеальной, но такой настоящей, жизни!

Я смотрела на женщину, спящую на табурете недалеко от меня, и поняла, что меня разбудила тишина. Аоенный лагерь, где я оказалась, уже спал. Не слышалось разговоров, фырчания лошадей, скрипа повозок и лязганья металла.

Только щебетали неведомые мне существа, заставляя глаза вновь закрываться. Я начала успокаиваться, и моя тоска начала проходить, смываемая моей слабостью.

Но тут раздались шаги.

— Тильда, свободна! — раздался шёпот, и я приоткрыв глаза, увидела своего суруга, разбудившего маркитантку. Та, сонно потягиваясь, убралась прочь, оставив меня и мой кошмар наедине.

— Тибо, — прошептал мужчина и погладил меня по щеке, — спи, я просто полежу здесь… И он слегка подвинув меня, улёгся рядом. — Хотя, тебя следовало наказать за побег. Но ты уже наказана. Извини, если сможешь…

Он повернул свою голову ко мне и я, сквозь закрытые глаза, почувствовала взгляд, прожигающий моё лицо.

— Ты же не спишь…

И я открыла глаза. И тут он набросился на меня с поцелуями. Не обращая внимания на мои охи от боли в плече, герцог улёгся на меня сверху, задрал мою рубашку и резко, одним рывком, овладел мною. И тут же громкий стон раздался из его горла. Я только поморщилась.

— Милая, не могу… Сейчас не сдержусь…

И мужчина излился в меня. А потом взял откуда-то тряпку, обтёр мои бёдра и промежность от своего семени, заглядывая мне в глаза.

Я не понимала его. Это было как-будто два разных человека: один грубый и мерзкий аристократ, презирающий всех, кто ниже его по положению, ненавидящий меня, тот выбор без выбора, что сделало местное божество без него!

И второй: страстный, голодный по моему телу, пусть заботящийся только о своём удовольствии, но горячий и безумно притягательный!

Я, не шевелясь, приняла заботу, тоже глядя ему в лицо. Но следующие его слова вновь перечеркнули всё хорошее, что, казалось, сейчас происходило.

— Больше не убежишь от меня. Запру на замок, пока не забеременеешь. Когда родишь мне сына, отпущу, не раньше, тётка! Чем быстрее это сделаешь, тем лучше!

И он схватил меня за больное плечо и со всей сила сдавил его. Я застонала от боли.

— Вот так советую стонать подо мной! А не лежать бревном!

И муженёк вскочил с ложа, утёрся сам и ушёл. А у меня от обиды и боли потекли слёзы. Гад! Мерзавец!

Утром я ехала в открытой телеге под охраной из двух солдат. Те старательно делали вид, что меня не существует, только обменивались короткими фразами с возницей, бородатым мужичком неопределённого возраста. Мы ехали в самом хвосте большого отряда. За нами в нескольках сотнях шагов скакали разведчики. Герцог, как я поняла, был в голове длинной вереницы всадников и телег, на которую растянулся военный отряд. Ко мне он так больше и не подошёл.

— Не бояться, глянь! Стоят, как стояли, даже не движутся! — вдруг закричал мужичок, показывая куда-то сбоку от нас. Я пригляделась и увидела небольшой холм, на котором стояли трое всадников в чёрной одежде. Их волосы были длинны, у одного — почти до пят.

"Гэйелд", — подумала я и решила соскочить с телеги.

— А ну, госпожа, не дури! Командир нам разрешил тебя связать, если что! — обратился ко мне один из вояк.

Я не знаю, как он понял, что я собралась сделать, но после такого окрика в свой адрес, притихла. Я поняла, что была лишь в нескольких шагах от своей цели, которая теперь удалялась от меня со скоростью запряжённой лошади.