Скопус. Антология поэзии и прозы

Тут все сквозь темные очки

Глядят, а ты из-под руки

С другого берега Оки

Сюда глядишь.

Твои глаза, как васильки,

И в них защита от тоски,

За ними — чистые пески,

Речная тишь…

На солнце блещут ивняки,

И дети наперегонки

Сбегают к берегу реки,

И ты бежишь.

Кружатся, словно мотыльки,

Прозрачных яблонь лепестки,

Привстанешь только на носки —

И ты взлетишь!..

Но дни осенние близки,

А там — зима, снега, снежки,

По брови теплые платки,

Снега до крыш…

Все те же свежие деньки.

Гляжу, как ты из-под руки

С другого берега Оки

Сюда глядишь.

Ползло по скатерти вино,

Сквозь притворенное окно

Сочился свет белесоватый;

В забытой кухоньке темно,

И чайник остывал пузатый,

И гости, сонные давно.

А на дворе сырая мгла,

Никак понять я не могла —

Не то ли поздно, или рано…

И храп летит из-под стола,

И муха мечется со зла

И бьется о края стакана.

Гляжу, не поднимая век,

Как пьяный бросился на снег:

«Орел!» — выкидывалась решка…

А рядом тощий кот сидит,

В глаза закрытые глядит

Со снисходительной насмешкой.

Полы прохватывает дрожь.

От сна в потемках не поймешь —

Будильник тренькнул иль бутылки?

Ночной рассеялся угар,

И белый день, как санитар,

Подносит свежие носилки.

Все начинается с горба.

Пригнувшись, улицей идешь горбатой,

И ветер, неподвластный, как судьба,

Толкает в спину. Ты идешь к Арбату…

Там дом стоит, назначенный на слом,

А прежде — особняк. А рядом — груды

Камней и щебня. Смотрит ниоткуда

И в никуда горбатый этот дом.

А ты идешь изогнутым мостом,

И — началось. И стены, и ворота —

Все дыбится одним сплошным горбом

В кружащейся степи снеговорота.

На бывшей Моховой горбится ночь,

И вслед глядит горбун чуть виновато.

А ты идешь… И как тебе помочь?

Сегодня ночь, и ты, и век горбаты!..

Носы и спины, храмы и мосты,

И кладбища с истлевшими гробами,

И купола, где сорваны кресты,

И острый край луны за куполами.

Все начинается с горба.

О, предвкушение юродства!

Здесь горький дух ущерба и уродства.

Здесь начинается судьба.

А ты идешь… А город уж не тот —

Рассветный город в колокольном звоне!..

Снежинку ловит пересохший рот,

И невская вода бежит в ладони.

Так не бывает? Не было еще?

Не может быть? Но верьте иль не верьте —

Тишайший снег коснулся этих щек,

Иссеченных бичами круговерти.

О, сдвиг времен!

О, волн встающих горб!

Не горб, а гребень… Невская погодка.

А вдоль воды, медлителен и горд,

Идет горбун смущенною походкой.

Там, на коломенском просторе,

Там, на окраинах Москвы,

Природа пригорода спорит

С природой неба и травы.

Овраг длиной с полкилометра,

Спуск труден, складки там и тут,

Как бы волнуемые ветром,

Косыми волнами бегут.

Пей красок праздник беззаботный,

Пьяней от яблонь до поры,

Пока их табор мимолетный

Раскинул легкие шатры.

За ними — в светлом одеяньи

Воздушных вишен хоровод,

И чудится на расстояньи,

Что это кружево — плывет.

Его раздвинувши рукою,

Томись в просвете, как в окне.

Как много душного покоя,

Как много августа во мне!

Но вот и вечер. Догорая,

Горят сквозь ветки купола,

И свежесть поздняя, сырая,

Легко на плечи мне легла.

Я помню, дождевая кадка

В проулке; около сеней

Водой и полднем дышит грядка,

Как небо теплое над ней.

Так просто, так не виновато

В тот день вернуться, где трава

Опять, как в детстве, пахнет мятой,

И ходит кругом голова…

Мама, мама, надо ль, память теребя,

Грусть будить своим непрошеным рассказом?

Мама, мама, есть же разум у тебя,

Чтоб понять, чтобы почувствовать все разом.

Ты же помнишь расставанье и отъезд,

Добрый взгляд свой, словно встречи обещанье.

Из каких таких пишу тебе я мест,

Что и письма не даются, как прощанье?

Мама, мама, пусть же в памяти — весна,

Даже если снова осени и зимы.

Мама, мама, есть такая глубина,

Что совсем она в словах невыразима.

Март и мама — это все-таки не зря,

Если годы эту синь не расплескали.

Помнишь, мама, как на волю снегиря

Мы с тобой весенним утром выпускали?

Над балконом твоей комнаты опять

Вьется снег, уже почти как новогодний.

Ты не хочешь дверь балкона закрывать,

Как обычно, веет свежестью сегодня.

Поздний ветер шевелит твои листы,

Ты бы что-нибудь набросила на плечи.

И сидит твоя собака у тахты,

И в глаза тебе глядит по-человечьи.

Мама, мама, сколько писем я уже

В своем сердце своим близким написала.

На шестом своем высоком этаже

Ты их в мыслях своих, может быть, читала.

Я не стану посылать тебе пустой

Белый лист, стихи пошлю я, но кто знает,

Чистый лист, моей подписанный рукой,

Может, больше обо мне напоминает.

Так три года с половиной протекли,

Три столетья, долгих года с половиной.

Мама, мама, слово замерло вдали,

Только словом, только в слове я повинна.

Вновь Алатырь, с речкой Бездной, как во сне,

С луговыми, заливными берегами,

А за ними в васильсурской тишине

Снова детство, за песчаными холмами.

Я хочу твою улыбку увидать,

Улыбнешься, вспомнишь тихонькую Бездну,

Я хочу тебе словами передать

Что-нибудь, ведь что-нибудь не бесполезно?

Март — твой месяц, день рожденья, ночь без сна

С тридцать первого на первое апреля.

Мама, мама, в Шереметьево весна

На рассвете, ранним утром… в самом деле…