Слишком много

ГЛАВА 29

Талия

— Ты спрашивал, почему я провела месяц в тюрьме, — говорю я, ковыряя ногти, и сердце бешено колотится в груди.

Я размышляла о том, чтобы держать причину в секрете до конца жизни, но это никогда не сработает. Тео задает слишком много вопросов о моем прошлом. Я боюсь, что однажды он откроет свой ноутбук и попытается найти информацию в Интернете. Он знает мою фамилию, и я как-то обмолвилась, что выросла в Салониках. Это вся информация, которая ему нужна, чтобы узнать, что я скрываю. Достаточно одного поиска в Google, чтобы на экране появилось множество позорных статей, а затем он в несколько кликов переведет греческий на английский и узнает, почему я оказалась в тюрьме.

И когда это случится, он, возможно, не простит меня за то, что я сама не рассказала ему об этом. По крайней мере, сейчас я могу надеяться, что он поймет, почему я так долго тянула.

Я могу надеяться, что он не уйдет.

— Меня обвинили в убийстве.

Глаза Тео становятся шире, недоверчивая растерянность омрачает его красивое лицо, а губы слегка подрагивают. Он молчит, глядя на меня невидящими глазами, несколько долгих секунд, прежде чем сделать дрожащий вдох.

— Ты здесь, значит, обвинения, должно быть, сняты.

Я открываю блокнот, который прятала под матрасом в гостевой спальне с того дня, как переехала сюда. Он заполнен газетными вырезками — статьями и фотографиями, касающимися суда. Я нахожу ту, в которой не упоминается о моем родстве с Василисом, и с помощью приложения на телефоне делаю снимок текста и перевожу его с греческого на английский, после чего передаю телефон Тео.

Василис Д. был найден мертвым сегодня утром в своем доме в Салониках. Подробности его смерти пока не разглашаются. Офицер, прибывший на вызов, сообщил прессе, что 34-летний мужчина умер не от естественных причин. Внутренний информатор, предпочитающий оставаться неизвестным, рассказал, что господин Д. был найден в ванне. Место происшествия наводит на мысль о самоубийстве, но он настаивает, что на данном этапе нельзя исключать убийство из-за улик, которыми располагает полиция.

Тео поднимает взгляд, нахмурив брови, и я почти уверена, что знаю, какой вопрос вертится у него на языке. Тот самый, на который любой другой человек захотел бы получить ответ после прочтения этой статьи. Я вижу это в его глазах, и у меня уже готов ответ, прежде чем слова покинут его губы. Мои ладони становятся холодными, а сердце учащенно бьется в предвкушении того, что произойдет дальше.

Тео уже должен знать об этом.

Я должна была рассказать ему о Василисе еще в самом начале нашей дружбы, даже не упоминая о суде по делу об убийстве. Тогда было бы проще. Когда мы были друзьями, влияние новостей было бы не таким сильным, как сейчас, когда мы встречаемся.

Теперь, когда я люблю его, и он тоже любит меня.

— Кто он был?

— Он был мэром Салоников. Он был молод, но вся страна обожала его и его видение.

— Ладно, — говорит он, чувствуя нетерпение, но стараясь сохранять спокойствие. — Давай попробуем по-другому. Почему тебя обвинили в его убийстве?

— Потому что… — Я глубоко вдыхаю и готовлюсь к удару, словно снова нахожусь в самолете, готовая прыгнуть с парашютом, пристегнутая к инструктору, как несколько недель назад. Только на этот раз я прыгаю один и без парашюта. — Это я позвонила в полицию. Это был мой муж.

Оглушительная тишина заполняет мои уши, и кровь стынет в жилах.

— Твой муж, — тихо повторяет Тео, его голос напряжен, как будто это слово слишком трудно произнести. В течение десяти секунд он никак не реагирует на это признание, но затем его тело напрягается, а руки летят к голове, царапая скальп. Его самообладание рушится так быстро, что я не успеваю уловить, когда это происходит. — Ты была замужем?! — вскрикивает он, вскакивая на ноги. — И ты, блять, не подумала мне сказать?

— Тео, пожалуйста, позволь мне…

— Ты была замужем, Талия! Это не то, что я трахалась с несколькими парнями до встречи с тобой, нет, это то, что я любила его так сильно, что хотела провести с ним остаток своей гребаной жизни! Это очень сильно! Блять! Ты должна была сказать мне об этом до того, как мы…

— До того, как мы разрушили нашу дружбу? — Я закончила за него, слезы жалили глаза, грозя вот-вот пролиться. Я обещала себе не плакать, но презрение в его голосе режет меня с точностью скальпеля. — Разве это что-то изменило бы?

Я не ожидала, что он будет спокойно сидеть и слушать, но огонь, горящий в его глазах, и резкость его голоса более зловещи, чем любой сценарий его реакции, придуманный моим мозгом. Я ерзаю на своем месте, борясь с желанием остаться на месте, чтобы позволить ему кричать, вопить и обрабатывать новости на его собственных условиях, прежде чем объяснять дальше, но происходит еще одна вещь, которую я не ожидала.

— Теперь все изменится. — Он летит через всю комнату, чтобы взять ключи от машины с крючка у двери.

— Тео, позволь мне объяснить, я… — Я поднимаюсь на ноги и бегу за ним, но он открывает дверь и захлопывает ее за собой с такой силой, что рама сотрясается. Арес вскакивает с кровати и вскрикивает.

Я разрываюсь на части от рыданий, когда снаружи раздается звук мотора его машины.

Он уехал.

Он ушел, как и все остальные…

Я сползаю по стене, мысленно придумывая бесконечные сценарии того, как мне следовало поступить в этом разговоре. У меня была прекрасная возможность сказать Тео, что я была замужем, когда он спросил о моей правде перед вечеринкой. Я могла бы сказать, что в тот вечер я была замужем всего одиннадцать дней. Но я этого не сделала, и теперь он имеет весьма смутное представление о правде. Жаль, что он не остановился, чтобы послушать. Жаль, что он не дал мне объяснить, что брак с Василисом был самой большой ошибкой в моей жизни. Что это было даже не по любви.

Я была одержима идеей любви.

На самом деле я могла бы рассказать Тео правду даже раньше. Я могла бы рассказать ему об этом в тот день, когда мы весь день просидели на пляже, и он спросил о моей жизни в Греции, но вместо правды я врала сквозь зубы, рассказывая ему бредовую историю об американской мечте.

Я должна была рассказать ему о своих родителях, когда он спросил. Что я не видела их почти два года, потому что, по их мнению, у них нет дочери. Я перестала быть их дочерью, когда Василис был найден мертвым в нашей ванной.

После смерти Василиса разрушилась не только моя жизнь. Обвинение в убийстве разрушило и жизнь моих родителей. Стоять рядом со мной во время суда было бы равносильно тому, что встать на защиту всей страны. Они отказались от меня, чтобы спасти свое доброе имя и средства к существованию, а теперь еще и Тео.

Василис нашел способ сломать меня заново, даже из-за могилы, по ту сторону Атлантики, где я пыталась начать все сначала, забыть прошлое и найти способ жить счастливой, мирной жизнью. На какое-то время я была счастлива. Счастливее, чем когда-либо прежде, но моя жизнь не должна быть легкой. Она обязана быть трудной.

Она должна быть невыносимой.

Мои глаза наполняются слезами, и я смотрю на дверь, за которой исчез Тео, желая, чтобы он вернулся и выслушал меня. Я не могу сейчас оставаться одна.

Я должна была знать, что наши отношения с Тео не продлятся долго. Они были слишком идеальными.

Свернувшись в клубок на полу, я плачу так, как никогда не плакала раньше. Арес лижет мое лицо, а потом ложится рядом, позволяя мне прижаться к нему, и, возможно, только благодаря ему мое сердце не разбилось на мелкие кусочки.