Соблазнение

Глава 12

Это был всего лишь поцелуй. Она пронесла литанию этих слов в свой сон, а проснувшись, обнаружила, что они все еще издеваются над ней. Это был всего лишь поцелуй, точно так же, как пир — это всего лишь одно блюдо, или буря — всего одна капля дождя, или метель — одинокая снежинка.

Это было все, всепоглощающее, самое яркое солнце, самая большая луна, тысячи и тысячи звезд. Это было нечто большее, чем податливые губы, двигающиеся в тандеме, пробующие, скользящие, проникающие внутрь. Это были языки и зубы, вздохи и стоны. Это распространилось не только на губы, но и на конечности, грудь и то очень чувствительное место между ее ног, которое тянулось к нему, покалывало и пульсировало, и казалось почти экстатичным, когда она почувствовала неопровержимое доказательство его желания, прижатое к ее животу. Он потеплел. Это была искра, которая зажгла страсть. Это не было похоже ни на что, что она когда-либо испытывала раньше, и в то же время в этом было что-то знакомое, как будто каждый аспект ее признавал, что она каким-то образом принадлежала ему.

Что было абсолютно абсурдно, особенно учитывая, что было очевидно, что он не испытывал ни малейшего отупляющего притяжения, как она. Было очевидно, что он не смог уйти от нее достаточно быстро, признал их встречу ошибкой. Странно, что его побег причинил боль гораздо большую, чем то, что Чедборн отвернулся от нее, когда она считала, что он сделал шаг вперед, чтобы показать Обществу, что действия ее отца ничего не изменили между ними.

Умывшись, расчесав и сделав прическу, переодевшись в простое синее платье, она изо всех сил старалась не вспоминать о том опустошении, которое обрушилось на ее мать, когда все Общество в буквальном и переносном смысле отвернулось от них, предоставив им самим решать свои проблемы, самостоятельно, без какой-либо помощи или поддержки. В ту ночь начался упадок сил ее матери, и она винила свет не меньше, чем своего отца, в том, что они уничтожили такую гордую, добрую женщину.

Когда она отбросила эти размышления, то обнаружила, что предвкушает встречу с Бенедиктом за завтраком, надеясь, что стул рядом с ним был зарезервирован для нее — несмотря на его поспешное отступление. Она найдет способ отшутиться от этого, создать впечатление, что она рассматривает это всего лишь как первый из нескольких уроков, чтобы он понял, что она не воспримет всерьез любые эмоции, которые могут возникнуть из-за его близости, его прикосновений, его обучения.

Но когда она направилась в столовую, то обнаружила, что стул во главе стола пуст, и это поразило ее почти как физический удар.

— Бенедикт, — все женщины уставились на нее, — Зверь не присоединится к нам за завтраком?

— Он отсутствовал до рассвета, — сказала Джуэл.

— Думаю, он еще спит.

Она представила его растянувшимся на кровати, которая была больше обычной, специально спроектированной и построенной с учетом его габаритов. Был ли он в ночной рубашке? Она очень в этом сомневалась. При мысли о том, что на нем, вполне возможно, вообще ничего не надето, у нее пересохло во рту. Она не хотела видеть его голым. Ну, может быть, без рубашки. Будут ли его руки такими же крепкими и жилистыми, как на ощупь? Будет ли его грудь представлять собой набор мышц? Она скорее представляла себе его моделью для скульптора, который создавал статуи греческих богов.

Хотя у нее не было аппетита, она наполнила тарелку едой из буфета, села и заставила себя есть так, как будто ее желудок не был скручен узлом от дурных предчувствий и сомнений.

— Ты выглядишь обеспокоенной, девочка.

Она перевела взгляд на Джуэл и задалась вопросом, знала ли она когда-нибудь кого-нибудь, кто производил впечатление по-настоящему заботливого человека, как эта леди ночи. Ей нужно было овладеть этой техникой, но ее воспитали так, чтобы она никогда не показывала точно, что она чувствует, особенно когда это связано с сильными эмоциями. Даже во время приема, оказанного ей на ее последнем балу, она держала голову высоко поднятой, отказываясь сдаваться под тяжестью их отказа.

— Бенедикт упомянул, что собирается к портнихе в десять. Я подумала, что, возможно, он передумал.

— О, — сказала Эстер взволнованно.

— Он купит тебе платье, чтобы напомнить о твоих мечтах?

То, к чему она стремилась, не было ее мечтой. Это была просто альтернатива кошмару. Но она не хотела вдаваться во все это, не хотела, чтобы они что-нибудь знали о ее прошлом. Они могли быть грешниками, но это не означало, что они не пришли бы в ужас, если бы узнали правду о ее отце. Она заставила себя улыбнуться.

— Я полагаю, что да.

— Жду не дождусь, чтобы увидеть, как оно выглядит.

Оно будет провокационным, чувственным и, без сомнения, будет состоять из очень небольшого количества ткани.

— О чем ты мечтаешь?

Эстер нахмурила брови.

— Чего ты хочешь добиться?

Прежде чем она смогла ответить, Джуэл сказала:

— Я подозреваю, что Зверь просто хочет выразить свою признательность Алтее за то, что ей приходится иметь дело с вами.

Увидев сострадание в ее глазах, Алтея поняла, что он доверился мадам относительно ее амбиций.

— После того, как мы закончим с завтраком, Алтея, не могла бы ты уделить мне несколько минут в моем кабинете. И да, милая, если он сказал тебе, что отведет тебя к портнихе в десять, значит, так оно и будет. Он не из тех, кто нарушает свое слово.

Когда она спустилась по лестнице позже тем утром, то обнаружила, что он ждет ее в фойе, и она не была особенно довольна радостью, охватившей ее при виде его. Было крайне важно, чтобы она помнила, что у них было деловое соглашение. Ничего хорошего не выйдет из развития какой-либо глубокой привязанности к нему. Она была ему нужна. Ей было что ему предложить. Только их подписи на пергаменте связывали их. Через три месяца каждый из них пойдет своим путем и, они, вероятно, больше никогда не пересекутся.

Как обычно, он пристально изучал ее, и она была благодарна, что ее щеки, которые вспыхнули во время откровенного разговора с Джуэл, наконец остыли. По его просьбе мадам проинструктировала ее о различных методах, которые она могла бы использовать, чтобы избежать беременности. Она была благодарна за информацию, но это также помогло ей осознать реальность того, что она делала.

Не говоря ни слова, он открыл перед ней дверь, и она вышла под карниз. Дождь барабанил по тротуару. В конце аллеи ждал экипаж. Она подозревала, что он отправился на поиски его, чтобы избавить ее от необходимости прогуливаться по холоду и сырости.

Подняв капюшон плаща, она бросилась к экипажу, всю дорогу чувствуя его руку на пояснице. Ей даже не пришлось останавливаться, прежде чем он поднял ее, усадил в карету и устроился рядом с ней.

Алтея начинала с нетерпением ждать тех моментов, когда они вместе поедут в кебе. Бенедикт занимал так много места, что у нее не было другого выбора, кроме как прижаться к нему. Хотя на ней был ее плащ, а на нем его пальто, она все еще чувствовала исходящее от него тепло. Она устремила свое внимание вперед, к открытому виду на пейзаж, который дождь окрасил в темно-серый цвет. Поскольку он даже не потрудился должным образом поздороваться, не сказал ей ни единого слова, она решила подразнить зверя.

— Мне очень понравился вчерашний урок.

— Это не был чертов урок.

Она оглянулась и увидела, что он смотрит на нее, его челюсть была так напряжена, что задние зубы, должно быть, болели от силы, с которой он их сжимал.

— Но ты научил меня целоваться.

Чувствовать, таять, хотеть, нуждаться.

— Этого не должно было случиться.

— Но наверняка это было в вашем плане занятий.

— Ты думаешь, я точно спланировал то, что собираюсь тебе показать?

— Думаю, что да. Это избавит нас от лишней траты времени. Я спланировала свои уроки для твоих дам.

Он казался одновременно ошеломленным и недовольным. — Я же говорил тебе. Я нахожу слова женщины соблазнительными.

Она усмехнулась.

— Ты, должно быть, не нашел ничего соблазнительного во вчерашней истории ужасов.

— Ты доверилась мне больше, чем когда-либо. Это было больше, чем просто твои слова. Ты позволила мне почувствовать твою боль.

— Для тебя моя боль афродизиак?”

Покачав головой, он крепко зажмурился.

— Нет.

Когда он открыл их, она увидела в них отражение истинного раскаяния.

— Я бы хотел, чтобы ты не знала, что такое чувствовать боль любого рода, но ты доверилась мне не для того, чтобы

я злоупотреблял этим, не для того, чтобы я использовал эту информацию в своих интересах. А я воспользовался этим.

— Разве у тебя создалось впечатление, что я против?

— Ты была уязвима.

— Ты утешал меня.

Возможно, именно по этой причине это было неправильно. То, что произошло между ними, не было основано на соблазнении, похоти или влечении. Он видел, как кому-то было больно, и пытался облегчить эту боль. Возможно, в утреннем свете, несмотря на то, как мало его было, он понял, что она не была искушением.

— Это больше не повторится.

— Из чего тогда будут состоять твои уроки?

Если не из поцелуев, ласки и объятий?

— Алтея, быть любовницей какого-то мужчины — это действительно та жизнь, которую ты хочешь?

— У меня не может быть той жизни, которую я хочу.

— То, что ты наметила для себя, — это не та жизнь, которую ты заслуживаешь, и если это не та жизнь, которую ты хочешь, но ты принимаешь ее как должное, тогда ты даешь всем этим лицемерным аристократам власть и победу, которую они не заслужили.

— Ты совсем ничего об этом не знаешь.

— Ты бы заговорила по-другому, если бы знала, почему я зовусь Зверем.

Возможно, она бы спросила, возможно, он бы даже ответил, если бы кеб в этот самый момент не остановился на улице, вдоль которой тянулся ряд магазинов, если бы он не протянул деньги через крошечное отверстие водителю, двери не распахнулись, и он не выскочил и тут же спустил ее вниз. Если бы тротуар не был переполнен, дождь усилил свой темп, и им пришлось поспешить в укрытие под карнизом. Или она думала, что они ищут спасения от дождя, пока он не распахнул дверь, и она не заметила надпись "Портниха", написанную замысловатым золотым шрифтом на вывеске над порогом.

Он подождал, пока она войдет в магазин первой, и внезапно это казалось последним местом, где она хотела быть. Она хотела быть в "Русалке" и разговаривать, хотела быть на скамейке в парке под одним зонтиком, когда он доверял ей что-то столь же интимное, как и она ему прошлой ночью.

Она не была знакома с этой портнихой, но была рада снова видеть рулоны тканей, запах краски, вид книг с выкройками и шум женщин, обсуждающих различные стили. Женщина, которая казалась немного старше Алтеи, отделилась от небольшой группы из трех других дам и подошла к ним.

— Мистер Тревлав, как приятно снова вас видеть.

— Бет. Бизнес, похоже, процветает.

— Иметь герцогиню в качестве клиентки помогает.

Он повернулся к Алтее.

— Бет уже много лет шьет для моей сестры Джилли. Это ее заведение. Бет, я хотел бы представить мисс Стэнвик.

— Приятно познакомиться с вами, — сказала владелица магазина.

— Взаимно.

Она не была у швеи с тех пор, как ее мир рухнул. Она никогда не слышала, чтобы кто-то обращался к ней не как к леди Алтее или не старался изо всех сил, чтобы в распоряжении дочери герцога были самые лучшие рукодельницы.

— Ей нужно несколько платьев, — сказал Бенедикт. — Парочку для повседневной носки. Одно, которое подойдет для бала. И одно, предназначенное для обольщения. Оно должно быть красным.

Он произнес слово "обольщение" так легко, как будто было уместным объявлять, что ей нужно что-то для достижения этой цели. Она не сомневалась, что ее щеки пылали так же ярко, как и наряд, который он заказал для нее.

— Я не думаю, что мне нужно бальное платье.

Она говорила тихо, надеясь, что их не подслушивают.

— Оно подойдет и для соблазнения, возможно, даже будет более эффективным.

Он снабдил дам, находящихся под его опекой, одеждой, соответствующей их конечной цели. Но любовник Алтеи снабдит ее платьем. Она не пойдет на бал без него, поэтому в первую очередь ей нужно было привлечь его внимание. Но она не хотела обсуждать ничего из этого здесь, и если он хотел потратить свои деньги впустую, то это его дело. Поэтому она просто сказала как можно любезнее:

— Ты чрезвычайно великодушен. Спасибо.

— Если вы дадите мне несколько минут, чтобы закончить с миссис Уэлч, — сказала Бет, — я лично позабочусь о вас.

Она помнила времена, когда швея бросила бы все ради нее. Алтея привлекала к себе всеобщее внимание, как только входила в магазин, и она восхищалась их исключительной преданностью. Оглядываясь назад, она чувствовала себя так, как будто ее неоправданно избаловали. Что она такого сделала, чтобы заслужить особое отношение, кроме того, что ей посчастливилось родиться в определенной семье? Удача, которая, как оказалось, длилась недолго.

— Мы никуда не спешим, так что не торопись, — сказал Бенедикт.

— У меня есть еще кое-какие дела, которыми нужно заняться. Часа будет достаточно?

— Более чем достаточно, — сказала Бет, прежде чем поспешить на помощь миссис Уэлч.

— Ты не бросишь меня, — сказала Алтея, совсем не довольная мыслью о том, что он хочет уйти.

— Я полагал, что тебе здесь будет комфортно, что ты знаешь, как себя тут вести.

Конечно, она знала. Ее прежний гардероб был набит атласом, шелком и кружевами. Одно из ее любимых платьев выглядело так, словно юбка была сшита из павлиньих перьев, а вышивка была настолько изысканной, что всегда привлекала внимание, когда бы она его ни надевала.

— Как ты думаешь, она считает, что я… твоя любовница?

— Какая разница, что она думает? Ты полагаешь, что, как только ты достигнешь своей цели, на тебя везде будут смотреть благосклонно?

Возможно, не очень благосклонно, но она окружит себя таким высокомерием, что никто не посмеет повернуться к ней спиной. Она привлечет внимание принца, который был известен тем, что наслаждался порочными вдовами, и как только она добьется его благосклонности, у нее будет власть.

— Похоже, ты сердишься.

— Какая у меня причина сердиться? И Бет не осуждает тебя. Я вернусь за тобой, когда закончу свои дела.

Она смотрела, как он вышел в ливень, который угрожал затопить улицы. Неужели он считал, что промокнуть насквозь предпочтительнее ее компании? Как получилось, что все так резко изменилось от уютного визита в библиотеку прошлой ночью до неловкости, которая, казалось, прилипла к ним с непоколебимостью упряжи к лошади? Было ли это потому, что он переосмыслил то, что она рассказала о своей семье, и обнаружил, что правда оставила неприятный привкус у него во рту? Или это был поцелуй, который показался ему неприятным?

— Мисс Стэнвик?

Она повернулась лицом к швее, чьи глаза были полны понимания, как будто она узнала взгляд влюбленного, когда увидела его. Хотя Алтея не была влюблена. В тот момент она даже не была уверена, что он ей нравится.

— Мисс Бет.

— Можно просто Бет. Для дневных платьев у меня есть несколько тканей, оттенок которых, я думаю, прекрасно вам подойдет. Может, нам взглянуть?

— Бальное платье. Я бы хотела, чтобы оно тоже было красным, ярко-красным, который невозможно не заметить, с глубоким вырезом, который не оставляет сомнений в моих прелестях.

Она надеялась на вечер, когда сможет оценить его очарование, прежде чем отправиться на бал, протестировав его на Бенедикте Тревлаве