На кремнистом дворе, где играла, смеясь, детвора,
Мальчик, навзничь упав, окровавил каменья двора.
Был надломлен хребет от неловкого быстрого шага,
И, ребят устрашая, лежал неподвижно бедняга.
Детвора трепетала, не смела она и вздохнуть,
И у каждого мальчика стыла от ужаса грудь.
Друг упавшего молвил: «Как видно, ребята, придется
Нам припрятать его в глубь любого, чужого колодца.
Иль о том, что стряслось, догадается каждый глупец,
И что скажет, ребята, его разъяренный отец!»
Лишь один мальчуган, что с упавшим бранился порою,
Был разумен, — и он так промолвил пред всей детворою:
«Нет, всем будет известно, что с ним были в этот мы час,
И во всем обвинять будут старшие только лишь нас.
Я же с ним враждовал — мы ведь ссорились с ним то и дело.
Все падет на меня!» И к отцу злополучному смело
Он пошел. Всё сказал, словно в срок подоспевший гонец.
И несчастному сыну помог поспешивший отец.
Полный мудрости будет во всяком деянье умелым,
И, ничем не смущенный, с любым он управится делом
Кто поймет небосвод? Кто к всезвездному близок огню?
Только тот, кто свою на него опирает ступню.
Пусть безмерно движенье небесного звездного хода,
Но полет Низами превышает полет небосвода.