Совенок. Вода и пламя. Шестая часть

Глава 20

Тахор выдохнул, положил ладонь, ощущая, как сердце практически выпрыгивает из груди.

Радость-то какая!

Госпожа…

Пришла. Удостоила. Не бросила детей своих в беде.

Он всхлипнул, глаза от избытка чувств увлажнились.

Тахор и не думал стесняться восторженных слез. Он готов был на колени — и целовать невидимые следы госпожи. Ползти за ней, ощущая на лице благословенную прохладу. Вдыхать столь знакомый аромат.

Тахор не просто почитал богиню. Он любил ее безумной любовью самого преданного поклонника, называя — исключительно про себя — «моя госпожа». Обожание было сутью его жизни. Преданность — смыслом существования. Гордость — его госпожу боялись все на свете — заставляла чувствовать и себя причастным к этой силе.

Пусть слуга. Но зато у какой госпожи! Самой лучшей и сильной на свете. Самой справедливой. Последней, кого встретишь, прощаясь с жизнью. Так о чем ему переживать с подобной защитой?

И стоя в лесу на склоне холма, он по праву ощущал себя счастливейшим из смертных. Он и жил-то от одной встречи до другой.

Тахор сморгнул слезы, огляделся. Что же… Красивая женщина нуждается в свите. И не беда, если госпожа забрала с собой почти половину братьев. Дома ждут новые посвященные.

Жрец искренне верил — богиня красива, хоть ни разу не видел ее лица. Причем красива не смазливой красотой, а той, какой прекрасна буря, идущая по небу. Прекрасна в своей ужасности. Чтобы дух захватывало, а ноги подкашивались от ужаса.

Тахор и не мечтал узреть лик госпожи. Ему хватало тех милостей, которые доставались: холодные — останавливающие на мгновенье сердце — прикосновения, темный силуэт в тумане, безликий голос в голове.

Все это делало его по-настоящему счастливым.

— Госпожа, — еле слышно простонал он, опускаясь на землю. Ноги гудели после долгого ритуала. И в этот момент Тахор жалел лишь об одном — не он шагает рядом с богиней в густом тумане, чтобы наказать сероволосых за наглость.

Холод постепенно рассеивался, становилось светлее. Жрецы оживали, отходя после встречи с богиней. Кто-то причитал, кто-то молился, кто-то тихо рыдал.

Слабаки, — поморщился Тахор. Стать жертвой для госпожи — это честь, а глупцы не понимают этого.

Он уже предвкушал, как спустится с холма, перейдет на ту сторону, доберется до трупов сероволосых и хорошенько отпинает один. Потом поднимет его, сделает слугой и заставит делать самую грязную работу. Просто, чтобы лучше спать и еще больше обожать свою госпожу.

Но сначала надо подождать, пока богиня вдоволь нарезвится и соберет богатый урожай.

Тахор вытянул ноги, устраиваясь поудобнее. Ждать он предпочитал в комфорте.

О приближении госпожи его предупредил холод.

Неужели решила вернуться и еще раз повидать нас? — зашлось сердце в восторге.

Тахор поспешно поднялся, неуклюже наступив на край одеяния. Чуть не упал, не поддержи его стоящий рядом брат.

— Не нравится мне это, — пробормотал тот и пожаловался: — Я контроль над слугой потерял. Тем, что с сероволосым дрался. Так странно. Словно взяли и оборвали. Никогда такого не чувствовал.

Тахор ответил возмущенным сопением. Нашел, о чем жаловаться! Сам потерял, а теперь кого-то обвиняет?

Ответить не успел. Туман докатился, распался, явив двух дев.

Тахор успел опереться о брата, дабы не упасть. Такая честь!

Девы были похожи, словно близнецы. Одна — вся соткана из тумана, а вторая вполне себе живая. Девчонка. С ненавистными серыми волосами и желтыми — чтоб они вытекли — глазами. Тахор услышал собственный зубовный скрежет. Подался вперед, но тут первая дева исчезла, забрав с собой туман, а вторая оглядела их, наморщила презрительно нос и произнесла…

Все произошло так быстро, что Майра не успела подготовиться. Вот она стояла на поляне перед стеной тумана, а вот — на другой поляне, чей воздух тяжело, до тошноты, пропитан кровью. Перед ней мужчины в черных длинных балахонах. Много. Слишком много для нее одной. А еще повсюду кровь. Засохшая… черными потеками. На одежде, на камнях, на лицах. На руки она даже смотреть боялась. Ей одних лиц хватило: до белизны странно белых. Точно мукой обсыпанных. С каплями крови, складывающимися в страшный рисунок. И безумными, полными ненависти глазами.

Что там хотела смерть? Сделать ее главной жрицей? Да ее сейчас растерзают. Вот и вся карьера.

Приволокла и оставила. Барахтайся как хочешь. Детей ей жаль! Тут не дети, а сборище убийц, кровищем обожранных. Сама завела уродов, порождение слизи, а ей воспитывать, серость безмозглая, пепла ей на завтрак, обед и ужин. Чтоб ей на собственные похороны ведро помоев к телу поставили! Чтоб у нее все покойники дружно ожили и оставили ее без работы! Чтоб она за ними по всему свету без устали гонялась!

Настораживало, что огонь после перемещения притих, затаился. Хотя он ей бы тут сейчас не помог. Столько народа — всех сжечь ее сил точно не хватит. Придется, как и просила смерть, воспитывать словом, ну или ментальным воздействием.

Запал помог справиться со страхом и тошнотой. Майра уже спокойно, без ужаса, посмотрела на будущую работу. Н-да… тут не воспитывать, тут проще прибить.

— Отныне я голос, слух и глаза вашей богини.

Голос не подвел, аж звенел от злости.

— Почему? — спросила у ближнего жреца, тот моргнул удивленно. — Потому что вы ее разочаровали. Полностью.

На лицах жрецов отразилось гневное недоверие.

— Что вы тут устроили? — Майру уже понесло. Она пнула испачканный кровью камень, сглотнула подкатившую к горлу тошноту, запретив себе думать о том, как на камень попала кровь. — Кучу трупов устроили. А кто их душами занимается? Собирает? За грань отправляет? Ты? — ткнула пальцем в ближнего жреца. Тот нервно отшатнулся. — А может ты?

Майра обвела укоризненным взглядом мужчин. Ну хоть слушают. Пока.

— Устала от вас богиня. Покоя хочет. Или помощи. Меня вон прислала, чтобы я порядок навела.

— Тебя? — изумился толстяк. Глянул с такой ревностью, явно мечтая придушить. Майре даже читать его не пришлось, чтобы ощутить эмоции. — Тебя… дуру сероволосую… я сейчас лично… за все…

Толстяк засипел, закашлялся, хватая ртом воздух.

— Неужели? — сделала вид, что очень удивилась Майра. — Я же сказала: никаких больше убийств. И мертвецы эти… Сколько их можно мучить? Пора бы уже отпустить.

— Вот сама и отпускай! — зло плюнул один из жрецов. Глянул с вызовом, мол, слабо, да?

— Думаешь, не справлюсь?

Играть, так до конца. Она столько раз могла умереть за сегодня, что устала бояться.

Внезапно Майра ощутила, как мир изменился. Потек к ней. Прошел насквозь, заставив ее задохнуться от целого спектра эмоций, и… открылся заново. Воздух расцвел аурами жизни, от которых тянулись туманные нити — к мертвым. Звуки стали тише, цвета расплывчатее, зато она легко могла ощутить, как бьется чье-то сердце в сотне шагов. И его остановить. Навсегда.

В первую секунду Майра испугалась страшной силы. Ненужной. Опасной. Но мертвые… они ждали помощи.

И она рванула нити. Легко, словно и не было защиты у балахонов.

— Как? — прохрипел толстяк, осаживаясь и хватая пальцами воздух, словно пытаясь ее остановить.

— Я же сказала: никаких мертвецов, — ледяным тоном повторила Майра, — хватит убивать. Ей не нравится.

— Госпоже не нравится? — с расширенными от ужаса глазами повторил толстяк и вдруг повалился набок с посиневшим лицом. Дернулся пару раз и затих. От груди воспарило белесое облачко.

Я и это вижу⁈ — отстранено — устав удивляться — подумала Майра.

«Он был бы проблемой».

Рванувшую было к упавшему девушку остановил голос в голове.

«И мне понравилось про помощь. Одобряю. Действуй».

На лицах жрецов застыло глубочайшее потрясение.

— Его смертейшество, — шепотом выдохнул кто-то.

— Мертв, — сухо подтвердила Майра. Внутри что-то ломалось, делая ее жестче, сильнее. — А для вас она придумала наказание. Вы столько заставили ее работать, что теперь пришла ваша очередь. А у нее… будет отдых. Так что сами соберете души тех, кого убили и отправили за грань.

Замолчала, переводя дух. Речь получилась… мотивационной. Идея интересной. Только как воплощать?

— Вы можете выбрать — остаться служить ей или стать обычными людьми.

Смерть внутри отозвалась колючим холодом. Добровольность она не одобряла. Но Майра считала это дополнительным наказанием. Предать ту, которой служили или остаться ее слугой.

— Мы преданы богине, — гордо заявил один из жрецов, выступая вперед. Его поддержало несколько одобрительных голосов. — И я не верю, что ей не нравится смерть. Такого не может быть.

— Так она сама не убивает, — усмехнулась Майра — и вроде взрослые уже, а наивны как дети, — ее работа забрать душу и проводить за грань. А вы ей только хлопот добавляете. Теперь отрабатывать будете. Сколько — решать ей.

И девушка смело дошагала до жреца. Положила ему ладонь на грудь и щедро поделилась тем, что только что ей подарили. Глаза у мужчины удивленно расширились, он словно заново увидел весь мир, недоверчиво покачал головой, а потом, запрокинув голову, расхохотался безумным смехом.

— Братья! — заорал он, вздымая руки к небу. — Я ее чувствую! Я всех вас чувствую. Я теперь как она! Богиня сделала меня своим избранным!

— И меня сделай! — сипло выдохнул, нервно облизывая губы, стоящий рядом жрец.

Майра щедро, не жалея себя, делилась силой. Мужчины толпились перед ней. Каждому хотелось своей порции избранности. Но кто-то — она успела заметить — предпочел другой выбор, растворившись за деревьями.

Пот уже тек по лбу. Ноги дрожали от напряжения. Мир обретал привычные черты. Она больше не слышала чужих сердец. Не видела туманных линий. Жалела ли? Нет. Майру больше привлекали живые, чем мертвые.

И вот последний жрец, которому она отдала крохи сил. Без остатка.

«Молодец! — одобрительно раздалось в голове. — Хорошо потрудилась. Теперь у меня есть замена. Пусть вместо меня поработают».

Поляну накрыл густой туман, плотным одеялом рухнув с неба, а потом так же внезапно исчез. И Майра осталась одна. Только толстяк валялся на боку, и она поспешно отвела от него взгляд. Смерть забрала своих слуг. По-настоящему теперь ставших слугами.

Девушка, пошатываясь, отошла со страшной поляны. Прислонилась к теплому стволу дерева. Сползла на пышный мох. Обессилено прикрыла глаза, голова сама упала на грудь. Внутри царила ужасающая пустота и слабость. Сейчас она не могла даже рукой пошевелить. А потом ее накрыло беспамятство.