Совенок. Вода и пламя. Шестая часть

Глава 23ч2

Остаток ночи Юля провела без сна, греясь у камина под успокаивающий храп мужа. Фильярга очень хотелось разбудить. Поделиться. Выплеснуть страхи. Но чем он поможет?

Она дождалась возвращения дочери. Шпионом — подглядывая сквозь щель в дверь — полюбовалась на открывшийся огненный портал: маленький такой, аккуратный, на спрыгнувшую на кровать дочь. Оля стянула платье, бережно повесила его на стул и упала в постель.

Первый порыв пойти и вытряхнуть правду из дочери, Юля задавила. Будить мгновенно уснувшую девочку было жаль. Потому она вошла, постояла над ней, с жадной любовью рассматривая черты лица. Показалось, что те заострились, стали взрослее. Вон лоб нахмурила во сне. Губы сжала.

Чутье — то самое материнское — подсказало, что дочь нуждается в помощи. Пусть Оля уверена, что справится сама и не хочет лишний раз ее волновать, но ей точно требуется помощь.

Вспомнились подслушанные в пещере слов, и сердце наполнилось теплом. Сжалось от порыва любви и тревоги. Похоже, кто-то считает себя взрослой… Слишком взрослой для своих лет. И если бы не водная стихия, никто бы из взрослых и не догадался о проблемах маленькой девочки.

Юля вернулась к себе. Зашла в ванную. Включила воду и, глядя в бьющий вниз поток, искренне выдохнула:

— Спасибо.

Вода не снизошла до ответа. А ведь могла бы оставить в неведении. В академии второй курс не контролировали так плотно, как первый, а потому исчезновения Оли по ночам долго могли оставаться незамеченными. Опять же стихийные порталы такая вещь… Не почувствуешь, если стихия не захочет. Но вода чего-то испугалась. Вот и поделилась…

Стоило, наверное, отложить разговор с дочерью до возвращения домой, но лорд вряд ли оставит без внимания падение на него гостьи. Начнет копать. И Юле надо иметь что-то посерьезнее догадок к следующей встрече.

— Доброе утро, солнышко, — наклонилась Юля над кроватью.

Кокон из одеяла дрогнул. Оля завозилась, выползая из него.

— Мама? — сонно удивилась, и Юля с сожалением отметила, что академия все же отдалила от нее детей. Те привыкли спать одни. Ходить строем. Есть то, что дают в столовой, воспринимая выходные дома исключением из правил. И даже проблемы привыкли решать сами. И от этой взрослости стало немного грустно.

— Пока никто нам не мешает, я хочу поговорить, — она улыбнулась, ощущая, как на языке копится горечь и хочется схватить дочь в охапку, прижать к себе, обнять и больше никуда не отпускать. Но… проклятая магия требует многого, заставляя детей с детства учиться контролю. И нельзя это игнорировать. Только хуже сделаешь. Огонь или вода… любая стихия нуждается в сильной руке. Даже если это детская ручка.

Взгляд у Оли сделался настороженным и чуточку виноватым.

— С тобой что-то происходит, — Юля решила начать издалека. — Помню, мы говорили о твоем даре. О том, что нам все равно, что ты водница. Что вода не делает тебя другой. И мы любим тебя по-прежнему.

— И папа? — тихо уточнила девочка.

Юля невольно покосилась в сторону спальни.

— И папа, — подтвердила, — просто ему требуется больше времени, чтобы перестать переживать за тебя. Он мужчина. А мужчина всегда защищает своих женщин.

— Я знаю, — серьезно кивнула дочь. Вздохнула. Задумалась, кусая пухлые со сна губы. Медовые глаза потемнели.

А ведь красавицей растет, — мелькнула некстати мысль, потому как более светлая, чем у асмассцев кожа прекрасно сочеталась с темными волосами. Рыжины с возрастом в них стало меньше. Да и сами глаза чуть потемнели, став карими, без ярко-выраженной желтизны. И муж, помнится, с раздражением рассказывал, что дочь больше водится с мальчиками, чем с девочками. Точнее те, с его слов, вились вокруг их дочери. Особенно команда брата. Прямо не разлей вода.

— Оля, — не выдержав, спросила Юля, испытующе смотря на дочь, — ты ничего не хочешь мне рассказать?

Та замерла испуганно. Помотала головой. Потянула на себя одеяло — закутаться, спрятаться, но Юля не позволила. Присела на кровать, рванула на себя одеяло, притянула дочь, обняла, прижимая и призналась первой:

— Я все знаю.

Дочь удивленно отстранилась, вскинула на нее круглые глаза.

— Что все? — спросила хрипло.

— О твоих делишках с водой. Что она таскает тебя, поганка, по ночам. И о… — Юля сглотнула, ощущая, как перехватывает горло, — стихиях.

Дочь помрачнела. Засопело виновато, а потом горячо возразила:

— Вода хорошая и огонь тоже. Он добрый. И ветер… всегда веселый, шутит. А земля вкусным угощает.

Юля слушала и сердце обмирало. Огонь добрый⁈ Ветер веселый⁈

Стихии бывали добрыми с людьми. Порой помогали. Но чаще преследовали свои, мало кому понятные интересы. И на первом месте там стояло сохранение и преумножение силы. И еще Юля никогда не слышала, чтобы стихии объединялись.

— Это ты с ними встречаешься по ночам? — сипло — голос предавал — уточнила она.

— Они играют, я слежу, чтобы правила соблюдались. Мне не сложно, правда. Да и не часто они собираются. Так что не переживай, мама. Я нормально высыпаюсь.

Угу. Не переживай. От таких новостей поседеть можно.

— Они хотят, чтобы у тебя было четыре дара? — спросила Юля и замерла в ужасе от собственного вопроса-приговора.

— Они говорят, во мне особая магия, — пожала плечами девочка, — и я могу поддерживать их всех. Они хотят попробовать. Скорее. Но я боюсь, ты станешь переживать, — и она посмотрела виновато на Юлю.

Станет. Конечно, станет. Потому что у нее такое чувство, что стихиям Оля нужна больше, чем они ей. И посоветоваться не с кем. Лиестр остался дома. Хотя… отдавать дочь ему на опыты… Тот еще вариант. Но сама она тут точно не разберется. К стихиям доверия нет. Прекрасно знает, что те готовы испытывать, проверять на прочность и создавать сложности своим детям. Если не выжил, сломался, значит, слабак и дурак.

— А что хочешь ты? — спросила Юля. Меньше всего стихии интересовало мнение подопечных. А зачем? Надавил, поменял обстоятельства и человек сам свое мнение изменил.

Дочь задумалась. Села удобнее, потом придвинулась, положила голову ей на колени. Юля принялась осторожно распутывать волосы, массируя.

— Не знаю, — честно призналась Оля. — Я не против того, чтобы овладеть четырьмя стихиями, но меня пугает количество учебы. Наставник вон столько по одной воде заставляет учить… И повторять, повторять… Еще и медитации эти, — она поморщилась.

Юля понимающе улыбнулась. Медитации ее саму выводили из себя. И не поспишь на них. Наставник сразу наказание влепит.

— Не торопись, — посоветовала она, — пусть стихии говорят — ты готова, но только представь, что будет, если сделаешь, как они хотят. Станешь единственной девочкой с подобным даром. Мы, конечно, всегда останемся рядом, но остальные? Начнут сторониться. Опасаться. Когда подрастешь, станешь старше, с этим легче будет справиться, но сейчас… Одиночество заставит повзрослеть. А я не хочу, чтобы ты становилась взрослой так рано. Останься еще немного моей маленькой и самой любимой дочкой. А стихии… подождут. Больше ценить станут. Им все равно не найти такую же девочку, которая вместит в себя четыре дара.

— Как четыре⁈ Четыре стихии? — донеслось потрясенное от двери, и Юля, ругнувшись про себя, посмотрела испуганно на сына. И ведь ставила полог. Но в него по привычки включила допуск детям. Похоже, зря.

Оля подскочила, ойкнула, прижала ладонь ко рту. Глянула виновато на брата.

— И ты молчала⁈ — крикнул он, вскипая. Бросил уничижительный, полный обиды взгляд, развернулся. Хлопнула дверь.

Дочка опустила голову. На ресницах задрожали слезы. Юля тяжело вздохнула. Нет сильнее ссоры чем та, что происходит меж близкими людьми. Ведь до недавних пор между братом и сестрой не было секретов, но…

— Это то, о чем ты говорила? — тихо спросила Оля. — Одиночество? Он теперь считает меня чудовищем?

Сердце Юли болезненно сжалось и захотелось укрыть дочь, спрятать от всех, защитить.

— Нет, Илья никогда не будет считать тебя чудовищем. Но ему придется смириться с тем, что некоторыми секретами нельзя делиться. Ни с кем. Он поймет. Не сразу. И простит. Я поговорю с ним.

— Нет, — покачала головой девочка, — я сама. Он мой брат.

За завтраком хмурый Фильярг, болезненно морщась, глотал травяную настойку. Иль смотрел исключительно перед собой. Оля без аппетита ковырялась в тарелке. Один лишь Слава ел за всех — только ложка мелькала.

Юля медленно пила горячий чай, ощущая, как дышать становится легче, а горло саднит меньше.

— Эта сырость! — раздражающе бросил муж. — Не понимаю, как они в ней живут! Я попрошу целителя тебя посмотреть.

Заметил-таки ее состояние…

— Не надо, мне уже легче, — слабо возразила Юля, ловя на себе подозрительный взгляд дочери и читающийся на губах вопрос. Она ведь так и не спросила, откуда мама все узнала.

После завтрака ее, несмотря на возражения, потащили к целителю, который озвучил кроме простуды сильный ушиб спины.

— Ничего не хочешь мне рассказать? — Фильярг прижал к стене, навис. Глаза потемнели от гнева. Рука уперлась рядом, блокируя бегство.

— Не здесь, — мотнула головой Юля, бросила выразительный взгляд на проходящего мимо слугу. Муж поморщился, но признал ее правоту и нехотя отпустил, глянув на мужчину так, что тот ускорил шаг.

А после к ним в комнату доставили бутылку вина. К вину прилагалась записка от лорда Имхара с наказанием нагреть, смешать со специями и выпить. Мол, лучшее средство от простуды.

Вопросов во взгляде мужа стало на порядок больше.

— Я-то гадал, как они в сырости выживают, — проворчал он, — а они вином лечатся. Ежедневно поди.

— Чем вчера закончился разговор с императором? — поспешила Юля увести мысли мужа от опасной темы встречи с лордом. Поставила полог. Усилила.

— Дочь он нашу хочет. Замуж.

Юля побледнела.

— За кого-то из своих. Мол, водница же. Что ей среди огневиков делать.

И Фильярг выругался, помянув мокрозадых, озабоченных алкоголиков.

Юля выдохнула, призывая себя к спокойствию. А что будет, когда император узнает об истинной цене ее дочери? Нет-нет и нет. Оля должна вырасти, научиться давать отпор, а потом пусть занимается, гм, развитием своей уникальности.

— Ей будет что среди огневиков делать, когда огонь пробудится, — спокойно возразила она.

— Очень надеюсь, — искренне выдохнул муж, задумчиво глядя на бутылку в руке.

— Правда, непонятно, что делать, когда ветер и земля проявятся, — и она вынула бутылку из руки остолбеневшего мужа, откупорила, сделала глоток. Пусть стихии обещали, что дочь не пострадает от своей уникальности, но страхи-то остались.

— Что? — на нее посмотрели в недоумении, и Юля кратко пересказала события ночи.

— Как четыре? — муж пошатнулся, хватаясь за сердце. Она вернула бутылку, и тот сделал крупный глоток. Выругался. Посмотрел на потолок. Погрозил кому-то. Потом снова глотнул вина.

— Почему не разбудила⁈ — возмущенно выдохнул он. — Опять все сама?

Юля пожала плечами, выразительно посмотрела на вино. Ей безропотно вернули бутылку.

— Прости, я не знал, что нужен тебе. Эта вода… Зараза какая! А Оля? С ней все в порядке? Она точно не пострадала? И ты уверена про ее восприимчивость к стихиям?

Юля кивала. Просто кивала. Сил не осталось даже на слова. Только сейчас она поняла, в каком напряжении пребывала после бессонной ночи.

— Мы справимся, — пообещал муж, обнимая. — Я только Ларсу дам знать, что мне его головорезы понадобятся. Маленькая армия. Пусть лучших отберет.

— Зачем? — удивилась Юля.

— Женихов отгонять, — пояснил муж, кровожадно оскалившись.