Стану смелой для тебя

Глава 2

Глава 2

Трусость портит жизнь.

Санта знала это не понаслышке. Она тормозит тебя на каждом шагу, и на каждом же шагу тебе приходится прилагать вдвое больше усилий, чтобы заставить себя действовать.

Не потому, что ты по природе своей инертна, просто Боженька наградил тебя интересным сочетанием: амбициозность и неуверенность в себе.

Эта абмициозность происходит из желания соответствовать отцу. Стать гордостью даже в условиях, когда его уже нет.

А неуверенность – из неспособности оценить себя объективно и природной скромности.

Когда-то, на профессиональной этике, преподаватель делился с сидевшими в аудитории студентами своими размышлениями о том, что такое здоровая самооценка, насколько она важна для юриста, и какая встречается чаще – завышенная или заниженная. По его мнению, главные и куда более частые проблемы возникают, когда речь о завышенной…

Но Санта готова была поспорить. Правда не стала. Она никогда ни с кем не спорит. Разве что в себе и с собой. А всё почему? Потому что трусость. Портит. Жизнь.

Тяжело вздохнув, Санта села на кровати выше, продолжая держать в руках разблокированный телефон.

Уже больше года она жила сама в купленной когда-то отцом квартире. Дома, с мамой, ей было уютно. Переезжая, она не бунтовала и не пыталась доказать кому-то свою самостоятельность. Так просто было удобно. Отсюда ближе до университета. Меньше времени тратится впустую, больше можно уделить учебе.

В детстве жить загородом Санте очень нравилось. Утром отец завозил её в школу, а сам ехал на фирму. По дороге они успевала о многом поговорить, чуть-чуть серьезно, чуть-чуть шутя. Пётр рассказывал Санте обо всём, что знал. Она задавала интересующие её вопросы. Ради вот этого дополнительного часа с ним – вечно занятым – не жалко было раньше вставать и раньше же ложиться.

В то лето, когда Санта поступала, она предвкушала такие же совместные поездки, только уже до университета. Отец допытывался бы, как дела, а она делилась только победами, чтобы видеть в его взгляде гордость и слышать похвалу. Но не случилось.

После поступления ей было откровенно не до того, чтобы переезжать. Маме нужна была её поддержка, а самой Санте научиться жить в новой реальности, где всё изменилось слишком сильно и слишком быстро. Где их главной опоры, её самого любимого мужчины, папы больше нет. Мама в шоке, перерастающем в депрессию, первая семья отца говорит прямо: на имущество, принадлежавшее Петру Щетинскому, они будут претендовать в полной мере… А Санта не понимает: какое имущество? Что происходит? Что делать?

Первые полгода после смерти отца стали для неё персональным адом. Потом тоже было сложно, периодически гадко, но уже привычно. А поначалу она постоянно ощущала пустоту, которую ничем не заполнишь. И нехватку, которую не компенсируешь.

Отец не собирался умирать. У него было много планов и амбиций. Он ушел слишком рано. Он слишком рано оставил их одних.

Но зла за это на него Санта не держала – было бы глупо. Даже в самые сложные моменты на него не злилась. Просто скучала до невозможности. И училась находить отца в себе. Имитировать в голове его советы. Заручаться его больше несуществующей поддержкой.

Два первых университетских года одновременно тянулись и будто пронеслись. Вспоминая их сейчас, Санта могла только удивляться, как так быстро-то? Они были наполнены сложностями, бессонными ночами, перманентным стрессом, частыми сомнениями. А ещё грустными взглядами после неизменно задумчиво протянутых «Щетинская Санта Петровна…».

Потому что в университете все знали её отца. Все его уважали, а её вроде как жалели. Но только это не облегчало, а напоминало раз за разом, чего она лишилась… И до чего никогда не дотянется.

Санта всегда хотела быть в большей степени похожей на папу, чем на маму. Это тоже, наверное, шло из нехватки общения с ним.

Но, как часто бывает, желания разошлись с действительностью. Ведь по факту в ней было куда больше от мамы. Тоже когда-то студентки-отличницы. Умненькой. Красивенькой. Дотошненькой. Но совсем не пробивной.

Когда у них завязалось с отцом, Елене было двадцать с хвостиком. Петру – за тридцать. Если она и планировала свое профессиональное будущее, то быстро и без сомнений отказалась от него, получив предложение Щетинского. Он не смог бы сосуществовать с занятой женщиной формата «сука». Насколько Санта знала, его первая жена была такой. Из-за этого всё и развалилось. Елена же с радостью примерила на себя роль просто жены. Примерила и сжилась с ней максимально.

Может даже слишком, потому что кончина мужа ударила по ней максимально же сильно. Она потеряла любимого человека и смысл существования. Ей было неимоверно сложно раскрутить свою планету заново. И видя это, Санта для себя решила, что ошибку матери не повторит… Да и в её случае, кажется, без шансов…

Она сознательно толкала себя же на стезю отца, до конца не понимая, а точно ли хочет этого...

Этим отчасти был обусловлен и переезд на третьем курсе, и решение о самостоятельной жизни. Этим же бесконечные порывы добиваться. Правильно ли это – вопрос, ответа на который у Санты не было. Но стремиться ей было проще, чем копаться в себе.

Чтобы не думать о грустном, девушка вздохнула, сначала мотнув головой, потом перебросила копну черных густых волос с одного плеча на другое, посмотрела в потолок, выдыхая, набираясь смелости…

Стыдно было признаться, но Санта скатилась в трусости настолько, что после серии первых отказов от юрфирм, в которые подавалась на стажировку, она просто создала отдельную почту, с которой рассылала свое резюме, а потом отключила уведомления о приходе писем на ней. Не хотела расстраиваться слишком часто. Лучше раз в несколько дней, зайдя и пролистав очередную череду…

Мама считала, что ей рано заморачиваться поисками работы и рано же воспринимать деликатные отказы или отсутствие ответов, как собственные провалы. Всё же впереди ещё поступление, два года учебы, но Санта понимала, что отец смотрел бы иначе. Он начал работать на третьем курсе. Она и так опаздывает на год…

Правда непонятно, зачем обманывает себя же… Всё равно ведь не догонит. Если судить по тому, что ей готовы предложить, максимум Санты Петровны Щетинской – конвертация файлов из джипега в пдф «из уважения к отцу»…

А так она не хотела.

И вроде бы самое время снизить ожидания, но и так Санта тоже не хотела. Снижать она не умела. Потому что не дура. И не бездарь. Просто… Невезучая, что ли. И не пробивная.

И в этом её беда.

Собравшись с силами, Санта опустила голову, заходя в настройки телефона. Сначала включила уведомления, потом увидела, что значок почты тут же загорелся сразу пятью письмами.

Сердце забилось быстрее. Пути назад нет. Надо заходить и проверять.

Слыша свое же, довольно громкое, дыхание, Санта открыла приложение. Два письма – условный спам. Три – от отправителей с корпоративными доменами.

Санта начала с последнего.

Сердце и так билось быстро, но всё равно оборвалось, потому что…

«Здравствуйте,

Спасибо большое, что проявили интерес к нашей организации. К сожалению, в данный момент набор стажеров прекращен. Мы сохраним Вашу почту и сообщим, если будем проводить донабор.».

Закрыв первое письмо, Санта вошла во второе, чтобы…

«Добрый день!

Санта, нам очень приятно, что Вы выбрали нас для…».

Санта впитывала буквы глазами с жадностью, пока не споткнулась о привычное «но»…

Закрыла глаза, выдохнула.

Дальше не читала. Просто вернулась в главное меню.

Желание отбросить телефон загорелось в ней вспышкой. Она быстро была погашена. В принципе, всё ожидаемо. Ничего необычного. Смысл истерить?

Вопрос в запросах. Возомнила ты из себя Санта…

Будь проще, а то вечно как замахнешься…

Чувствуя, что разочарование распространяется по телу вместе с расходящейся от сердца кровью, будто отбирая силы, Санта открыла последнее письмо, даже не глянув, от кого.

Читала новое: «Добрый день…» уже на автомате, без особых эмоций. Понимая, что это тоже скорее всего какой-то запоздалый ответ. И тоже отказ.

Гуляла взглядом по строчкам, даже не вникая. Просто искала то самое «но». Искала… Искала… Искала…

Пока не нахмурилась, понимая, что «но» нет.

Сердце снова зашлось. Санта снова села ровнее, сначала задержав дыхание, потом немного прищурившись, чтобы читать…

«Добрый день!

Санта, мы получили Ваше резюме. Хотели бы пригласить Вас на собеседование для обсуждения деталей стажировки в понедельник. Просим ответить на письмо до 18:00 пятницы. Собеседование будет проводить Чернов Данила Андреевич.

В приложении – задания, просим исполнить их в тот же срок, чтобы результаты можно было обсудить во время встречи.

С уважением,

Команда АО «Веритас».

Пробежавшись по тексту трижды, Санта испытала непреодолимое желание себя же ущипнуть, а вслед за апатией разочарования по крови побежал адреналин…

Потому что она не писала в Веритас. Она в жизни туда не обратилась бы. И потому что… Это было похоже не шутку. Или на сказку. Или на кошмар.

Санта на автомате открыла два файла, читая ещё и задания, чувствуя, что пальцы тут же чешутся сесть и сделать…

Только всё равно страшно.

И всё равно непонятно. Ведь она совершенно точно туда не обращалась. Она в жизни не написала бы в компанию Чернова, разве что… Руки с телефоном опустились на колени, из груди Санты вырвался тяжелый вздох…

– Мама…

– Сантуш, привет…

Голос матери в телефонной трубке звучал чуть радостнее, чем показалось бы натуральным. Санта это отметила. Пусть ещё до того, как набрать, всё понимала, но убедилась уже на приветствии…

– У тебя всё хорошо? – вслед за которым прилетел осторожный вопрос, в ответ же первым дело – тяжелый вздох… Потому что, по мнению Санты, Елена поступила неправильно.

Возможно, кто-то другой радовался бы тому, что у него есть такой замечательный старт – отец-профессионал, чье имя для многих до сих пор знакомо и значимо. Возможно, кто-то более смелый… Или просто менее замороченный… Пользовался тем, что многие могут считаться если не должниками, то определенно теми, чью благодарность Щетинский и его семья заслуживают, но она не могла.

Мысли об этом заставляли Санту кривиться. А понимание, что мама схитрила за неё, ещё и обратилась к человеку, фирма которого в перечне Санты в принципе не значилась по ряду причин, откровенно разозлило.

Но она не любила ругаться. Особенно с мамой. Они ведь кулак, а пальцам ссориться нельзя. Тем более, что когда одной из них плохо, вторая всегда поддерживает. Это сложно сделать, если плохо из-за ссоры между ними.

– Мне написали из Веритас, ма…

Взяв себя в руки, Санта сползла с кровати, сделала несколько шагов к окну, снова перебрасывая волосы с одного плеча на другое. Свободную руку сложила на груди, сжимая пальцами согнутый локоть второй…

Сначала слушала тишину, глядя на аккуратные ногти темного шоколадного цвета, потом подняла подбородок, расправила плечи, чтобы смотреть уже перед собой…

И мама, и университетские подружки, да и парни часто говорили, что когда она смотрит так – выглядит будто бы пренебрежительной. Горделивой.

Вздернутый нос, взгляд словно свысока, пусть рост у неё и вполне средний. Ноль эмоций на лице. И абсолютное непонимание, что слетит с её губ, попытайся подойти и заговорить…

Поначалу Санту эти замечания забавляли, потому что в такие моменты она обычно о чём-то своём переживала, чувствовала сильный дискомфорт, и вот эта "холодная маска" лезла наружу неосознанно. Но люди неизменно связывали её с реакцией на себя. А ещё с несуществующим чувствовам собственного величия и недостойностью окружающих Санту людей. Часто это от неё отталкивало. Только самые близкие понимали, что в этом просто её защита.

Санта ждала ответа мамы.

Понимала, что правильно будет отчитать, попросить больше никогда не лезть и написать в Веритас, что ждать её в понедельник не надо. Но сердце всё равно билось в бешенном темпе, а перед глазами мелькали картинки из её несбыточных профессиональных мечт.

Потому что Веритас – это величина. Потому что Чернов – это кумир. Только есть оговорка…

Первым Санта услышала тяжелый мамин вздох, потом быстрое, но уверенное:

– Я должна была это сделать, малыш. Ты заслуживаешь. И ты получишь…

– Мам… Заслуживают не так! Я не хочу, чтобы со мной возились из жалости…

Санта сказала правду, слышала, что мама цокнула языком.

– А кто тебе сказал про жалость? Тебе просто шанса не дают. Это нечестно, Сантуш. А Данила…

Елена только имя произнесла, а Санта тут же непроизвольно опустила взгляд, чтобы смотреть на руку и поднявшиеся дыбом волоски… Предательски выдающие с потрохами…

– Ты ведь помнишь, как отец им гордился. Он очень много ему дал, Санта. Поверь, Данила знает, как никто, насколько важна поддержка… И поверь, у него не настолько короткая память, чтобы…

Санта знала, что будет после «чтобы». Забыть всё добро Щетинского и их тоже забыть.

Так сделали почти все когда-то друзья. Партнеры. Товарищи. Должники.

Из широченного круга людей, заглядывавших Петру в рот при его жизни, после смерти слились без преувеличения сотни.

И речь не о том, что Елена или Санта требовали слишком многого. Они вообще ни от кого ничего не требовали. Но всё лицемерие этих людей сводилось к тому, что в День рождения Щетинского или в годовщину его смерти посторонние люди находили времени на то, чтобы написать пост о том, какая величина ушла и как много они не успели сделать вместе…

А позвонить Елене и спросить, ничего ли не нужно, – нет.

И особенно болезненно Санте было переживать тот факт, что Чернов – в числе этих людей. Он не кичился своей связью с Петром, которая была, пожалуй, куда более сильной, чем у других. Но со смертью отца он просто ушел из жизни оставленных им жены и дочери.

Ничего им не должен был, Санта это понимала… Но его безразличие всё равно делало ей больно.

Потому что к нему у Санты было особое отношение. Очень-очень особое…

По предплечьям снова пошла волна мурашек, Санта на секунду зажмурилась, чтобы вернуться в реальность, кашлянула несколько раз…

– У него такая же память, как у всех, мам. И ты не должна была… Я не хочу чувствовать себя обязанной… Чернову.

Произнести заветное «Данила» Санте было сложно. Правда она в жизни не обращалась к этому мужчине по имени. Она вообще к нему никак не обращалась. Обычно просто глотала язык и терялась. Выглядела, наверное, как недоразвитая дура… А он усмехался немного иронично, слегка искристо и говорил: «привет»…

Чернов просто проявлял дружелюбие к дочери начальника, а дочь… Наверное, действительно дура, раз ей хватило этих улыбок и тихих приветствий, чтобы влюбиться. И не хватило четырех лет, в которые он продемонстрировал лучше некуда: она ему не интересна как человек, чтобы успокоиться.

– Санта, – с тем, как голос младшей Щетинской уверенность терял, голос старшей становился всё более твердым. Иногда Елена тоже пыталась достать из закромов памяти тон и аргументы мужа. Очень редко. Но всегда умело. – Я уже позвонила Даниле. Данила уже сказал, что с радостью поможет тебе со стажировкой. Раз ты мне звонишь – тебе уже написали и наверное пригласили на собеседование…

– И задания отправили…

Санта перебила тихо, признаваясь на выдохе.

– Вот видишь… Тем более… А теперь подумай, как мы будем выглядеть, если после всего этого ты напишешь, что произошла ошибка и стажироваться в Веритас ты не хочешь… Ну это же глупость, Сантуш…

Под конец тон Елены снова стал нежным. А уверенность Санты в том, что она ни за что в жизни… Улетучилась.

– Сделай задания. Сходи на собеседование. Да хотя бы просто привет от меня передашь, скажешь, что я скучаю. На чай зову…

Лена попыталась перевести в шутку, а Санте стало откровенно неловко. Мама не знала, что этот человек значил для Санты в детстве и значит до сих пор. Никто не знал.

– Я видела, ты его читаешь. Он тебе нравится. И отец говорил, что профессионал он хороший. Петя не промахнулся бы, малыш. А я хочу, чтобы тебя учили лучшие. Пожалуйста… Для меня…

Ответом младшей Щетинской снова был вздох. Тяжелый… И пораженный. И как с таким неумением стоять на своем она будет хоть кого-то представлять в судах? Да она же сольет любое дело…

Чтобы пресечь попытку удариться в самобичевание на взлете, Санта мотнула головой, задерживаясь на ростовом зеркале у кровати.

Она молодая. Она красивая. Она – выпускница престижного юрфака с почти полученным красным дипломом. Она заслуживает лучшего. Беда в одном: это нужно чувствовать, а не повторять для себя же.

– Только больше никогда, мам…

Санта попыталась замаскировать свою капитуляцию под требованием.

– Конечно, Сантуш… – Елена с радостью подыграла, но по голосу было слышно: она чертовски довольна! Даже улыбается… Как-то заразительно. Настолько, что Санта чувствует, что руки начинают подрагивать от волнения и нетерпения, а губы растягиваются… – Больше ни в жизни! – И Елена клянется, а Санта понимает: это всё до первой необходимости дать дочке подобный новый пинок.

Которые, по идее, раздавать суждено было отцу, но его нет.

Проговорив с мамой ещё несколько минут, Санта скинула вызов, вернулась к кровати, опустилась на уголок, открыла Фейсбук…

Почувствовала, что уши немного краснеют. Ей стыдно, что мама настолько прозорливая. Ведь первый же пост в её ленте – «Черновский».

Только ей не просто «нравится» Чернов. Она немного его сталкерит. Читает все блоги и заметки. Следит за страничкой. Стесняется лайкать, но в душе лайкает всё. Мониторит дела на сайте судебной власти и новости на сайте "Веритаса", радуется победам фирмы, как своим… Она убеждает себя, что просто учится. Что влюблена в профессионализм. А на самом деле, в улыбку.

Но признаться в этом слишком сложно даже себе.

Ведь трусость. Портит. Жизнь.

Взяв себя в руки, Санта вернулась на почту, открыла письмо, напечатала:

«Добрый день!

Спасибо за возможность! Понедельник меня устроит, на какое время подойти?

С уважением,

Санта Щетинская».

И отправила, пока не успела снова слиться.