Глава 25
В кабинеты Данилы включен был только свет над столом. Получалось равномерно тускло. В помещении. За окном. На душе.
Как-то всё это… Безысходно, что ли…
Он долго смотрел в никуда, бессознательно перетирая что-то несуществующее между пальцами. Как будто пытаешься поймать… А не выходит…
Санты в кабинете давно нет. Впрочем, как и в офисе. Он отпустил её домой, когда чуть успокоилась.
Но прежде выплеснула так, что мало никому не показалось бы. И хорошо, что на него.
Может, странно, но Санту он понял на все сто. Если бы кто-то когда-то вот так же поступил с его матерью – он растер бы в порошок. А она – девочка. Ей по природе положено не защищать, а быть под защитой. Защищать она ещё не умеет, но изнутри её уже рвет. Судя по всему, давно. Судя по всему, братья не жалели. Хотя чему удивляться-то? Закономерно…
«Как тряпку рвали»…
Эти слова отпечатались в памяти, отобразились картинками. Данила не сомневался: так и было. Рвали. И он действительно просто предпочел за этим не наблюдать.
Наверное, в жизни не задумался бы и не пожалел. Но плачущую в его кабинете девочку жалко было до безумия.
И даже не верилось, что это та же, которая на похоронах Петра держала в руках мать. Наверное, все эти годы вот так же держала, изо всех сил старалась, а не уберегла. Теперь же каждую её слезу воспринимала как свою ответственность. Хотела не просто стать похожей на отца – хотела стать для мамы им. Потому что при Петре никто бы не посмел. Насколько бы сложными ни были его отношения с бывшей женой и сыновьями – он ограждал от этого Санту с Еленой без преувеличения стеной.
Упавшей вместе с ним. Задавившей, кажется. Слишком слабых, чтобы противостоять. Слишком гордых, чтобы просить о помощи.
Данила вздохнул, возвращая себя в реальность, взял в руки телефон, покрутил недолго, зашел в адресную. Телефон Игната у него был всегда. Но пользовался он им – реже некуда. Слишком разные. Слишком друг другу неприятны.
И сегодня как-то по-особенному ярко вспомнилось, почему…
– Приветствую, Данила…
Игнат не стал морозить. Взял на одном из первых гудков. Говорил, как всегда. Будто швабра в жопе придает важности. У Щетинских у всех одна осанка, но у Санты она выглядит иначе. Органично, что ли. А эти…
– Это скотство, Игнат. Тупое скотство…
Данила не сомневался, что пояснять не придется. Так и случилось. Невидимый собеседник явно улыбается.
– Понятия не имею, о чём ты…
После чего привычно же слился. В миллионный раз демонстрируя, что не перерос свой личный пубертат. Херню творить – на здоровье, а потом быстренько в песок. С университетских времен такой. Смелый. Ответственный. Достойный.
– Если ты думаешь, что я после этого у тебя из рук хоть что-то возьму – ошибаешься.
Реагируя на обещание Данилы, Игнат где-то там только улыбнулся шире, фыркая.
И снова есть в этом маленькое сходство… Но так это всё по-разному…
Тогда, на встрече после заседания, Игнат будто бы вспомнил о приглашении, когда шли к машинам. Придержал Данилу за локоть, попросил…
Как бы по-человечески. Как бы выражая добрую волю… Потому что у них со второй отцовской семьей отношения натянутые, но Петру было бы приятно, чтобы Лена поучаствовала…
Данила тогда ещё засомневался, но привычно решил: не его дело. И привычно же, получается, ошибся. Потому что впутали его. И потому что больно было смотреть, как мелочные козни приводят к желаемому результату. И одно из рукопожатий в этой череде – твоё.
– Ты просто не туда лезешь, Данил… Не туда ты лезешь…
Противореча своим же словам, Игнат сказал многозначительно, Данила же откинулся на спинку кресла, тяжело выдыхая, закрывая глаза…
– Ты в какие-то странные игры решил поиграть. Одну подобрал, вторую, видишь ли, на стажировку взял… Благородный весь из себя. Помощник. А мы как бы в говне вывалены. У меня спрашивают, как так получилось, что… Кхм... Сестра в Веритасе? А я даже не от тебя об этом узнаю… Не позвонил… Не посоветовался… Как всегда, Чернов… Корпоративная этика – не твоя сильная сторона. То клиентов заберешь и свалишь… То в дело вчерашнего нашего юриста поставишь. То оправдываться из-за тебя должны…
– А ты прям язык стёр оправдываться…
Речь Игната была настолько сюрреалистичной, что Данила не сдержался – хмыкнул, перебив.
– Стёр, не стёр, а, уж прости, место твое тебе же показать могу.
Прозвучало излишне пафосно и самонадеянно. Но в этом весь Игнат. Он вроде как над головами. Своё же дерьмо – вне поля зрения. Чем выше задран нос – тем меньше слышишь вони.
– Зачем тебе мелкая, Данил? Про Альбину молчу. Но зачем ты достал эту проблему и перед носом у меня трясешь?
Обозначение человека «проблемой» и явное нежелание даже по имени Санту называть, разозлило, напоминая звуки сдавленного плача.
– Убери её. Пусть учится. Рано ей соваться…
Игнат озвучивает требование, Данила молчит, глядя через стол туда, где фото больше нет, опять скользя подушечками пальцев по большому…
Потом усмехается…
– Сами решим. Ты мне в Веритасе не указ, слава богу…
– Пожалеешь тогда…
И снова – реагируя на «угрозу». Потому что с приглашением лажанул сам. Не думал, что в голову Щетинского может прийти настолько мелкая подлость. Теперь хоть знает – нижней грани нет. Ждать можно чего угодно.
– О чём, Игнат? Мне только отца твоего жалко. И хорошо, наверное, что он до этого не дожил.
Данила прекрасно знал, как болезненно Игнат реагирует на подобные слова. Специально их себе позволил. До поры до времени, старший сын изо всех сил пытался доказать Петру свою пригодность. Не понимал, что Пётр ждет от него не столько результата, сколько человечности. Злился. Продолжал идти не туда. Не то делать. В итоге же…
– Всё сказал?
Спросил сухо, очевидно не ожидая ответа от Данилы.
– Если ты решил собрать «коалицию обиженок» – зря взялся. Понял меня? Они должны знать свое место. А забыли – напомню… И тебе напомню, Чернов… Мы тебя по-хорошему тогда отпустили. Клиентов дали увести. Думали, жизнь длинная, и память тоже, а оказывается – быстро забыл-то.
– Извинись перед Леной, придурок…
По десятому кругу слушать одну и ту же Игнатову ересь Данила не собирался. Произнес отрывисто, чтобы дальше слушать недолгую тишину…
Конечно, он не извинится. У него в прошивку не заложено.
– Сам перед своей Леной извиняйся, Чернов. Глядишь, простит… Если достаточная дура – даже поверит, что ты тут ни при чем. Тебе же это важно… Лишь бы самому не замараться… Но так не бывает, Дань. Никто из нас не свят. Отец не был святым. Любовь его долбучая, на бабки падкая… Их недоразумение, на которое можно кое-что переписать… И ты тоже не святой, как бы ни пытался… А раз лезешь в семейные дела – будешь и сам по уши в дерьме…
Слушать такое было гадко. Не потому, что угрозы. А потому, что в очередной раз показывает, насколько в этом человеке глубоко сидит уродство. Данила даже на секунду будто Петром себя почувствовал. У которого ещё тогда после разговора с сыном лицо всегда серело…
– Чему ты сына можешь научить… – формально это был вопрос, но ответа Данила в принципе не ждал.
Резко повернул голову, услышав, что в дверь стучат. Знал, кто и зачем. На часах – восемь. Основная масса сотрудников уже не в офисе. А с Алей они так и не поговорили.
Данила ждал даже, когда Примерова остынет, смирится, придет, но вот сейчас – не вовремя.
– У меня дочки. Ты что-то путаешь.
Щетинский отвечает безразлично, дальше – скидывает. А Данила следит, как в кабинет гордо вплывает Альбина с листом бумаги в руках.
И её вдруг пздц жалко.
Альбина шла к его столу молча.
Молча же опустила лист, развернула пальцами, подтолкнула к Чернову.
По выражению на лице было видно – она до предела зла, до предела же много хочет сказать…
Но молчит, делая это максимально показательно.
Он же…
Выравнивается в кресле, тянется за ручкой, ставит росчерк без жалости, после чего повторяет за ней – тоже разворачивает, тоже подталкивает, тоже смотрит.
Тоже молча.
Пока её губы не кривятся в саркастичной улыбке, а в глазах не проблескивает горечь…
– Думала, пугаешь…
Альбина сказала задумчиво, Данила ничего не ответил. Просто смотрел, потом кивнул на кресло. Мол, присядь…
Готов был к тому, что не станет. Распсихуется, уйдет, хлопнув дверью.
Это уже не разочаровало бы. Просто доказало: он правда ошибся, рискнув. Не надо было.
Данила следил, как Альбина обходит кресло, опускается, как умеет – грациозно, забрасывает ногу на ногу, устраивает локти на подлокотниках, смотрит, приподняв бровь. Мол, удиви…
– Ты руку хотела на человека поднять, Аля. В моем офисе. На моего стажера. Ты правда думаешь, что я такое съесть могу? Я в твоей голове совсем тряпка?
Данила задавал вопросы, губы Альбины подрагивали.
– Нет, Данил… Ты – не тряпка. Ты – тигр. Защитил девочку свою. Молодец. Она оценит…
Ответила, заставляя Данилу глубоко вздохнуть, мотнуть головой, а потом устроить на столе руки, к нему же приближаясь.
– Включи мозг, Аля. Включи, блин, мозг. Ты понимаешь, до чего ты скатываешься? Тебе начальник не раз и даже не два сказал: не трогай человека. Словесно не трогай. А ты посмела…
– Я посмела…
Альбина повторила, глядя задумчиво в сторону. Потом – снова на Данилу. И как бы холодно…
– Твоя крошка зарвалась. Ты уже топов увольняешь по её прихоти…
– Санта здесь ни при чем, Альбина. Ты показала, что не способна вести себя адекватно. И как бы я ни ценил твой талант, ты не поменялась…
Реагируя на очевидное разочарование Чернова, Аля только улыбнулась.
– Зато ты поменялся, Дань…
– Подрос, наверное… Это бизнес, Альбина. Мой бизнес. Он должен приносить мне деньги и удовольствие. А то, что ты попыталась сделать – это дно, которое в моей фирме пробито не будет. Ты должна понимать: я не шучу, и я не пугаю. Я предупредил тебя дважды. Ты дважды сделала вид, что уяснила. Ты дважды проигнорировала мой приказ. Я не буду ждать третьего раза. Ты перешла черту. Почему-то решила, что ты здесь – на особых…
– Но на особых здесь Санта…
Аля всегда умела выезжать на этом – цеплять мелочи, тянуть нити, распуская линию защиты, как шелковый шарф.
Но если с судом это иногда работало – Дане просто давным-давно надоело.
Он опустил голову ненадолго, потом снова посмотрел на Альбину, щурясь:
– Нахера ты к ней придолбалась? Вот нахера? Неужели ты действительно считаешь, что она перед тобой хоть в чём-то виновата?
– А может это она ко мне придолбалась?
Альбина попыталась свернуть, в ответ же получила только тяжелый предупреждающий взгляд. Потому что не надо считать его идиотом.
– Она – девочка, Аль. И она – стажер. Её не надо обгрызать со всех сторон, чтобы воспитать характер. Он в ней есть. И это, блять, не твоя задача! Я тебя просил ее в проектах задействовать.
– Ты постоянно о ней просил, Дань… То задействовать, то не трогать… Только в попу целовать не попросил… Сам справлялся походу…
– Вот сейчас я бы тебя ещё раз уволил, Аль.
Данила сказал совершенно серьезно, Альбина улыбнулась, пожимая плечами. Потому что уже. И язык как бы развязан.
– Она меня бесит. Это правда. Но я знаю границы, Дань. Знаю. Просто…
Альбина заговорила серьезно и честно, потом же – снова отвернулась. Молчала, смотрела в стену, думала о чём-то… Злилась…
– Она такая же, я это чувствую… Она сегодня так легко нашла, куда долбануть… Она же и с тобой так сделает…
Во взгляде вновь повернувшей голову Альбины промелькнула неподдельная тревога. Она умеет волноваться за самых близких. Данила – в их числе. Но творимая ею дичь тревогой не оправдывается.
– Санта сказала, что ты собираешься обклеить город плакатами. И что следишь за мной. Дур отваживаешь… Что она имела в виду?
Данила задал вопрос, склоняя голову к плечу и подмечая все, до мельчайших, изменения на лице Альбины.
Она не удивлена. Она понимает, о чём речь. Она даже, кажется, собой гордится.
– Спроси у своей Санты…
После чего – сладко для себя же огрызается, получив в ответ от Данилы долгий взгляд.
– Аль… Сейчас я тебя как друг спрашиваю. Там ты всё поняла. Давай теперь тут…
После взгляда – обращение, первой реакцией на которой у Альбины – плотно сжатые губы. Потом – сомнение. Дальше – вздох.
– Дань, ну ты ж как придурок, уж прости… Я поднялась тогда в офис. Ты ушел на пять минут, а пропал на полчаса. А мне как бы домой надо… Захожу, ни о чём не подозреваю, а вы в кухне… Ты хотя бы понимаешь, как это выглядит? Думаешь, намного лучше, чем то, как мы сремся в коридоре? Ты на неё запал, как дурак последний, но она того не стоит! Она тебе всё поломает! Над тобой смеяться будут! Она тебе жизнь к чертям пустит!
Альбина даже голос повысила на последних фразах, а Дане – как-то гадко…
– Что ты ей сказала?
И лучше отключить эмоции, просто суть понять… Поэтому он спрашивает, Альбина же фыркает, утверждаясь в своей правоте: дурак, который не хочет слышать голос её разума, раз свой стек в область паха.
– Я много знаю про Щетинских, Дань. Мне есть, что рассказать… Они – гордые. Не потерпят, чтобы их бельишко перетряхивали. А я так много подскопила…
Аля пояснила, Данила не сдержался.
Снова откинулся на спинку, выдыхая длинно и шумно. Закрывая глаза, в голове прокручивая всё, что рвется с уст.
В разговоре наступила пауза, воздух заполнило молчание. У Данилы как-то резко закончились слова. У Альбины, кажется, тоже. Наверное, самой план по спасению казался гениальным. Наверное, и сейчас она думает так же. Но ему не четыре года. И он – не Данечка. Его не надо спасать. За него не надо решать. К нему вообще не надо лезть.
– Это перебор, Аль. Это предательство.
Данила сказал, заставляя женщину снова скривиться.
– Я волнуюсь, Дань. Я за тебя волнуюсь. Я не хочу, чтобы тебе тоже было плохо из-за них. Я не верю, что с ними может быть хорошо.
– «С ними»… – Данила повторил, усмехаясь. – Твоя главная ошибка, Аль, что ты всех под одну гребенку вечно. А ты знаешь, что твой Игнат отправил Лену в ебеня? Просто, чтобы утвердиться? Потому что я посмел «у него перед глазами проблемами трясти». Он дал мне приглашение, попросил уговорить Лену поприсутствовать. Думаешь, я прям счастлив был с ним вручать? Там должна была быть Лена, она готовила речь, платье там, настроение… А её привезли на какие-то гаражи. Передали привет от Игната…
Данила даже с легким удовольствием пересказывал историю, которая самому царапала совесть и душу. С ним же отмечал, что Але слушать это неприятно.
– Ты в упор очевидного не видишь, Аль. У вас с Сантой куда больше общего, чем у Санты с Игнатом. Но и с Игнатом у тебя тоже больше, блин, общего, чем у неё. Ты, как и он, нашла себе «врага», которого можно пинать, не боясь получить в ответ. А когда получила – руки в ход.
– Не сравнивай… – Альбина попыталась притормозить.
– А ты херни не делай! – Но как бы поздно. – Честно скажи мне, ты знала, что он такое сделает? Ты специально сегодня к ней доебалась? Тоже решила по гордости потоптаться? Свой кусочек получить?
Данила перебил довольно громко, а потом снова понижал голос с каждым новым вопросом, ответы на которые могут в принципе вычеркнуть её из его жизни. Если она ещё не вычеркнута.
– Нет. Я не знала про планы Игната. Сегодня я хотела узнать у неё по заданию, она попросила «себя не трогать», я не сдержалась…
Но на сей раз Альбина ответила честно, не кривя душой. Данила принял, кивая, снова молчал, смотрел на свои же руки…
– Я тебя услышал…
Обоим было понятно – они за шаг до вынесения приговора. Его обжалование – проблематично… И дело не в сроках или основаниях.
Оба не торопились. И не торопили тоже.
– Веритас в твоих услугах больше не нуждается, Альбина. Спасибо за недолгое, но продуктивное сотрудничество.
Данила встал, протянул руку над столом, произнося максимально официально, смотря стеклянно. Губы Альбины искривились в финальной улыбке. Она сначала смотрела на мужские пальцы, потом тоже встала, вложив в них свои.
Это было отчасти фарисейство, отчасти дань процедуре. Им ведь положено уважать.
Они сделали несколько покачиваний, после которых Альбина снова взяла в руки лист, пробежалась по нему взглядом…
– Это всё, Данила… Андреевич?
Задавая новый вопрос, Альбина приподняла бровь, смотря наигранно лукаво. Но Дане больше не до игр. Второе решение, наверное, для него куда более сложное. И куда более важное.
– Почти. В твоей дружбе я тоже больше не нуждаюсь, Альбина. Не лезь в мою жизнь. Спасай себя. Меня не надо.