Стану смелой для тебя

Глава 9

Глава 9

«Одобренное» Черновым свидание с Гришей Санта не отменила.

Ведь с чего вдруг?

Просто потому что кумир взял тебя с собой в заседание? Потому что тебе привиделось что вы стали чуточку ближе?

Из-за ничего не значащего «в следующий раз подвозишь ты?».

Было бы глупо.

А Санта – умница.

Он сам так не раз сказал.

Поэтому с Гришей всё было в силе. Единственное, что заботило девушку: осознание, что неправильно собираться на встречу к одному и думать о другом. Но… Тут уж как повезло.

Ей – не очень.

Да и можно убедить себя, что думаешь не о нём, а обо всей ситуации, которая, кажется, имеет значение лично для неё.

Санта была уверена, что тот самый Максим (подробности конфликта с которым Чернов ей не рассказал, но которого она успела пробить по верхам ) непременно донесет Игнату и Макару, что их "сестра" каким-то образом оказалась во вражеском лагере. Какой будет их реакция – вопрос.

Санте хотелось бы, чтобы реакции просто не было. Она не собиралась ни уколоть их тем, что даже не обратилась, ни поселить в головах мысль, что её присутствием рядом с Черновым можно было бы воспользоваться.

Просто жить, как жили всегда за исключением момента столкновения после кончины отца. Параллельно.

Но будет ли так – не знала.

На Чернова за то, что не предупредил, не злилась. В конце концов, в зале заседаний напротив него стоял не Игнат. А если вдруг… Вот это было бы действительно волнительно. Потому что внешне он очень похож на их общего отца. А внутри абсолютно другая начинка. И взгляд другой. И это больно. Потому что подсознательно ищешь «то» нутро. Каждый раз осознаешь его утрату и невозвратность.

Благо, встреч со старшими Щетинскими у Санты не было давно. Дай бог, долго же не будет.

А ещё почему-то немного мстительно хочется, чтобы Чернов их сделал. И самую малость: чтобы она ему в этом помогла.

Но сегодня об этом думать не стоит. Сегодня у них с Гришей свидание.

Он, конечно же, не послушался. У кинотеатра встретил Санту с цветами. Красивыми настолько, что и ругаться-то стыдно. Но «ярко» благодарить она тоже не умела. Поэтому улыбнулась просто, подставляя для приветственного поцелуя щеку, взяла пышную охапку, позволила увлечь себя за руку в сторону входа.

По поведению Гриши было видно, что он очень мотивирован произвести впечатление. Он волнуется, но рад.

Санта пыталась ответить по достоинству – улыбками, словами, поведением. В ней пока по-прежнему не ёкало, но и отторжения происходящее не вызывало.

Ей было в меру весело. Вполне интересно. Душевненько.

Хороший фильм, ненавязчивые касания, деликатный флирт, тихие разговоры, редкие, уместные шутки на ухо. Подразнивание губами мочки. Ими же – щеки.

Его взгляды — горящие. Её – неопределенные, но Гриша расценивал их скорее всего тормозящими, потому что не пытался перейти невидимую грань, за которую Санта никогда и никого не спешила пускать.

После сеанса – прогулка по набережной за руку. Обсуждение преподавателей, которые учили обоих. Рассказы Гриши о конфузах, случившихся с ними или их общими знакомыми во время учебы или уже на работе.

Немного злободневного юридического. Одиозных решений и неоднозначности норм. Переход в спор. Отступление в шутки.

Буйный ветер, от которого не хочется прятаться. Чувство свободы и легкого полусчастья. А ещё желание повторить вечер.

Не только у Гриши. У Санты тоже.

Вера в то, что с Гришей всё может очень даже…

– Ты голодная?

Парень спросил, сжимая руку Санты в своей с силой, сначала натирая очевидно прохладную кожу кисти ладонью, а потом поднимая к лицу, дуя теплом, после чего целуя костяшки, глядя в глаза…

Это было сделано интимно. Это чуть всколыхнуло. Санта улыбнулась, её щеки стали розовее.

– Не очень.

Девушка ответила честно, пожимая плечами, позволяя поцеловать костяшки ещё раз. Прислушивалась к себе и непроизвольно отмечала реакции. В глубине души понимала, что это неправильно. Когда между людьми химия – засекать не приходится, но…

– Если наверх поднимемся – там будет рыбный ресторанчик. Хороший. Я был там раз, на корпоративе Веритас. Мне очень зашло…

Гриша говорил, неотрывно смотря Санте в глаза. В его читалось нескрываемое желание заполучить согласие. А в голове у Санты – сомнение. Потому что видно ведь – стремясь произвести впечатление, он уже потратился. А с рестораном будет ещё хуже. И ей неловко, что она всего лишь прощупывает почву для себя, а он будто уже во всё поверил, всё решил… Но и отказаться тоже неловко, поэтому:

– Пойдем, – Санта просто позволила потянуть себя в нужную сторону, когда Гриша улыбнулся шире, явно расценивая её сомнения как самую обычную застенчивость.

И снова говорили, поднимаясь по выложенной брусчаткой пешеходной улице. Шутили снова. Улыбались.

Проходили мимо завлекающих иногда приглушенным, а иногда ярким освещением и витринами заведений, и с тем, как они минуют новую дверь, Санте становилось чуть не по себе.

Потому что почти на сто процентов понятно, куда ведет её Гриша…

И сразу неловко. А ещё грустно. И снова обидно…

Гриша начинает немного подталкивать её ко входу когда-то любимого ресторана её отца. Дорогого, конечно же. Санта помнила местный ценник прекрасно, пусть и была здесь после смерти папы всего раз, а до – ни разу не заглядывала в счет.

Они с Еленой приехали сюда на первый мамин День рождения после потери Петра. Хотели сделать вид, что могут и дальше… Уже вдвоем… Так же чувствовать себя. Так же радоваться. Так же веселиться.

Но просто не получилось. Они ушли, не заказав десерты. Еда не лезла в горло. Обеим было невыносимо тоскливо. Вместо вечера, наполненного светлой грустью и верой в лучшее, они получили час беспросветной тоски.

Наверное, тогда им было рано. И даже можно понадеяться, что сейчас воспоминания не нахлынут. Но дело не только в этом. Ведь Гриша столько точно не зарабатывает, просто очень хочет произвести впечатление. Но для Санты это – только лишний повод чувствовать ответственность. Потому что пусть не феминистка, но и не любительница излишне широких жестов в свой адрес.

А ещё потому, что душу царапает сказанное невзначай «я был там раз. На корпоративе Веритас».

Зная отца, Санта не сомневалась: это он водил Данилу сюда. Но для Чернова с тех пор – это просто хорошее место. Не значащее ничего сверх меры. Здесь можно провести корпоратив. Сюда можно завернуть поужинать. Здесь у него сердце не болит.

И фото на тумбе – ничего не значит.

– Может в кондитерскую сходим?

Уже поднимаясь по ступенькам, Санта сжала пальцы Гриши чуть сильнее, привлекая к себе внимание.

Он затормозил и обернулся. Приподнял бровь, глядя вопросительно. Уловил грустную смущенную улыбку… Скользнул взглядом над плечом Санты. Туда, где кондитерская.

Тоже хорошая. Попроще. Менее претенциозная. И менее памятная.

Потом вернулся к ее лицу.

Повернулся всем телом, опустился на ступеньку, приблизился к ее лицу, заглянул в глаза…

– Ты "ровно" к сладкому. Я всё помню, Сант. А тут очень вкусно, правда…

И пусть понятно было, что настои Санта на своем, Гриша сдался бы (не станет «мачиться» на ровном месте), но чтобы стоять на своем – тоже нужна смелость, которой в Санте почти ноль.

К столику их провел администратор зала. Гриша ещё раз доказал свою дальновидность и нацеленность на успех: забронировав стол заранее, ведь посетителей вечерами в выходные здесь всегда было и осталось много.

Для цветов принесли вазу. Для них: воду и снек-комплемент.

Гриша вооружился меню, одновременно углубившись в его изучение и рассказывая Санте, что он помнит из местного вкусного и что они обязаны сегодня попробовать.

А сама Санта чувствовала растерянность и легкую фантомную боль, понимая, что с Гришей ею не поделится. Он расстроится. Сама же прохаживалась взглядом по знакомому помещению и пыталась одновременно впитать атмосферу, максимально прочно связанную с воспоминаниями об отце, и не уйти в неуместную грусть.

Тогда с мамой им было сложно, потому что времени прошло слишком мало. А теперь…

Четыре года ведь. Четыре. Долбаных. Года.

Санта повернула голову к окну. Знала, что посмотри сейчас Гриша на неё – посчитал бы, что Санта чем-то недовольна. Она же просто нуждалась в паре мгновений, чтобы прийти в себя, производя в такие моменты впечатление очень холодной, хотя внутри может пылать.

– Я не большой знаток, да и не любитель, если честно, но вот эти…

Гриша заговорил после паузы, сначала просто глядя в меню, а потом чуть приближаясь к нему же, щурясь, и по слогам читая одно из сложных названий местных блюд, вызывая у Санты непроизвольную, чуть кислую улыбку…

– В общем, вот эти штуки ты должна попробовать.

После чего посмотрел на девушку напротив, улыбаясь откровенно лучезарно.

Так, что элементарно стыдно погружаться в свои личные драмы. Его совершенно не касающиеся. Ему не нужные.

Быстро выдохнув, Санта улыбнулась шире, кивнула, как бы соглашаясь, выпрямилась на стуле, расправляя плечи, вытягивая шею… Потянулась к наполненному водой бокалу, чтобы сделать небольшой глоток.

Боковым зрением уловила момент, когда к их столу приблизился официант, спросил, готовы ли они…

И пусть Санта не была, но всё в свои руки взял Гриша.

Озвучивал названия позиций, явно переоценивая их силы, глянул на Санту только после вопроса официанта: «А по напиткам?».

Кивнул, когда она произнесла быстрое: «манговый лимонад». Дальше о чем-то спросил парня в белом, но суть вопроса Санта не уловила. И сама не знала, какой черт дернул, но снова повернулась в сторону окна. Туда, где уже взглядывалась в пустоту чуть раньше. Просто сразу не заметила. А теперь…

У Петра Щетинского был любимый столик в этом ресторане. Он всегда бронировал именно его. И заходя, Санта чуть боялась, что их могут подвести к «тому самому». А ещё чуть боялась на него смотреть. Наверное, не зря.

Просто не знала, что причин на то две.

Сегодня за ним сидит Данила Чернов. С легкой улыбкой смотрит на ножку бокала, в котором явно красное вино. Немного кивает. Слушает…

Женщину, с которой пришел. Поднимает на неё же взгляд, встречается с глазами, которые Санта при всем желании видеть не может – она сидит спиной – и улыбается шире, уже с зубами.

А у Санты вслед за смелостью в ноль окончательно падает настроение. И хочется тут же уйти.

– Сант, всё хорошо? – Гриша отложил вилку, одновременно чуть горбясь, чтобы склониться ниже к столу и попытаться всё же поймать взгляд сидевшей напротив девушки.

Это было сложно, Санта понимала.

Потому что она уткнулась взглядом в тарелку. Туда, где больше колупала, чем ела вкусный на самом-то деле десерт.

Вздохнула. Посмотрела на парня, вымучивая улыбку. С кислинкой и оттенком сожаления. Потому что он не виноват. Он всё сделал на десять из десяти. Он заслужил, чтобы девушка, которую выбрал для ухаживаний, светилась счастьем, порхала на крыльях и уже мечтала о повторении. Только эта девушка не могла.

Взгляд сам то и дело притягивался к сидевшим за тем самым столиком. Мысли сами туда же сворачивали.

Внутри Санта переживала бурю. Она отчасти злилась. Ей было неприятно. Всё это время хотелось уйти, но приходилось сидеть.

И чтобы не выплескивать на Гришу, она почти сразу притихла.

Было бы полным детством вести себя нарочито громко, чтобы привлечь внимание Чернова. Детством было бы придумывать, что увидь он их с Гришей – приревновал бы.

Категорически нет.

Он слишком увлечен. Ему слишком всё равно.

Напротив него сидит интересная женщина, которая определенно не уступает Санте ни внешне, ни в широте тем, которые с ней можно обсудить.

Даниле с ней приятно. Он улыбается, слушает, кивает, пьет из бокала… У него выходной. Он проводит субботу, как считает нужным. Для него сегодня: вино, улыбки, вальяжность. Наверное, отличное продолжение отличного вечера.

А для Санты – пустые нервы, которые даже вином не заглушишь. Она сегодня не пьет. Только трижды попросила обновить лимонад и добавить туда побольше льда. Потому что щеки горели, жар будто распространялся по телу из области грудины, в которой – пожар.

И не улыбается особо.

Да и не говорит.

Отсиживает.

Ощущая сюрреалистичность, ведь по сути-то свидание шикарное, а она…

– Всё хорошо, – собравшись с силами, Санта тоже отложила приборы, чтобы посмотреть наконец-то на Гришу.

Улыбнуться. Тоже наконец-то.

– Тебе Чернов аппетит испортил, что ли?

Получить в ответ вроде как шутливый мягкий вопрос, почувствовать, что становится ещё жарче. Особенно всё тем же щекам. Очевидно, Гриша не имел в виду ничего из того, что крутилось у Санты в голове, но… По сути-то попал.

Её глаза же, получив вроде как легальное разрешение посмотреть на мужчину открыто, им тут же воспользовались.

В данный момент Данила был за столиком сам. Его спутница удалилась в уборную.

Пока шла – Санта успела рассмотреть её лучше, сильнее же приуныть. Потому что… Ну хороша же. Очень хороша. И уже не успокоишь себя тем, что какая-то сестра, коллега, что просто не больно-то красивая…

Всё при ней. И всё нравится Чернову. Будь Санта мужчиной – ей бы тоже нравилось. И это неприятно.

Нерационально, но собрать себя, расстроенную, Санта не могла.

Гриша увидел Чернова чуть позже, чем сама Щетинская.

В отличие от неё, не заморачивался тем, чтобы постараться остаться незамеченным. Повернулся на стуле, руками не махал конечно же, но дождался, пока непосредственный начальник его увидит, кивнул, приветствуя…

Искренне улыбаясь. Без малейшей задней мысли.

Чернов же… Санте показалось, был немного удивлен. Кивнул в ответ Грише, перевел взгляд, задержавшись на букете, посмотрел чуть дольше, потом на Санту. Усмехнулся, тоже кивнул.

После чего быстро отвлекся. Это и понятно, он-то явно пришел сюда не затем, чтобы тайно подглядывать за своей детской любовью, раз за разом разбивая себе же сердце.

Но дело в том, что Санта пришла-то тоже не за тем, а занималась весь вечер этим…

Вздохнула, чуть отъехала на стуле, упираясь основаниями ладоней в стол, посмотрела на Гришу извинительно…

– Я отойду на минутку, хорошо? Здесь душно, даже голова разболелась. Охлажусь немного и вернусь, ты не против?

Санта спросила не исключительно для проформы. Действительно застыла, ожидая, что скажет Гриша. Конечно, он не возразил бы. Но Санте хотелось хотя бы вот так показать, что она с ним считается.

Не стерва ведь.

Хотя вот сейчас – спорно.

Ведь использует хорошего парня, ухаживания принимает, видит, что она для него уже что-то значит, а он для неё…

Меркнет.

Не по своей вине.

Просто её телескоп настроен не на ту звезду.

– В уборную? – Гриша уточнил, Санта кивнула. Лучше бы на улицу, конечно, но тогда Гриша предложит просто рассчитаться и уйти, а ей хотелось бы несколько минут побыть наедине.

Поэтому хотя бы в дамскую комнату.

– Хорошо, а я пока счет прошу, да?

Парень уточнил, поймал быстрый сомневающийся взгляд, улыбнулся, прекрасно его расшифровав…

– Я всё равно тебе не разрешил бы заплатить, прости…

А потом всё так же, улыбаясь, провожал Санту взглядом.

Она, конечно, не оглядывалась. Хотя понимала: можно было бы…

Просто идешь, держа спину ровной, покачивая бедрами, как чуть раньше в уборную шла та – другая – бросаешь взгляд через плечо за свой столик. Улыбаешься оставшемуся за ним молодому человеку…

Потом будто невзначай скользишь дальше…

И тут возможны два варианта: пафосно-сериальный и реальный.

Первый – это поймать на себе взгляд Чернова. Желательно, что-то выражающий. Желательно, ревность.

Второй – это осознать, что ему до тебя привычно ровно. Он ждет свою спутницу, пользуясь её отсутствием, чтобы уткнуться в телефон.

Это было бы унизительно, поэтому Санта не оглядывалась.

Вышла из зала, поднялась по ступенькам, прекрасно помня, где здесь что расположено, миновала ещё один – такой же заполненный, свернула…

Уже почувствовала облегчение, но очень хотела опустить руки под холодную воду, чтобы потом их же приложить к шее.

Только думая об этом – ей становилось с каждым шагом всё лучше.

Пока сердце не забилось сильней, потому что из двери в дамскую комнату показался сначала подол знакомого платья и знакомая же босоножка. После – её незнакомая владелица.

Их с Сантой разделяло не больше семи шагов.

И пусть это было глупо, но Санта замедлилась.

Понимала: ей незачем разглядывать женщину, а разглядывала.

Ровесницу Данилы. Рыжеволосую и высокую. С островатыми крупными чертами и деланными губами. При этом утонченную, а то и худую, но красиво. Накормить не хочется. Да и откуда-то понятно: попробуй раскрыть рот с некорректным предложением – быстро пожалеешь.

Она не из племени безмолвных красивых кукол. Она – женщина-партнер.

Вероятно, Чернову нравятся сильные.

Несколько первых шагов женщина делала, глядя в область своего же бедра – прятала что-то в аккуратную сумочку, висевшую на плече. Потом подняла глаза, скользнула по Санте – без особого интереса. Где-то как на торшер или кресло. Дальше – за спину. Улыбнулась тепло… А у Санты по спине пошел холодок…

– Боишься, заблужусь?

И голос у женщины тоже оказался вполне приятный. Не тихий, не девичий. По-женски низкий. Красивый.

Особенно, когда она хочет, чтобы звучал красиво.

Сейчас хотела.

А мурашки побежали уже по плечам Санты. Потому что обращено явно не к ней. Она – торшер.

А сзади теперь отчетливо слышатся шаги.

– Боюсь, сбежишь…

И ещё слышен ответ.

Который заставляет Санту на секунду закрыть глаза, благодаря небеса за то, что хотя бы шаг не сбился. И пусть это миллион раз глупо, но ей снова больно и зло.

Она не хотела это слышать, а Черновский бархатный баритон предательски звенит в ушах.

Она знает, что им всё равно.

Она знает, что ей тоже должно быть.

Но вместо того, чтобы зайти в уборную с гордо поднятой головой, минует её. Поворачивает чуть дальше, делает несколько шагов по пустому коридору, толкает одну из дверей, чтобы тут же почувствовать, как ветер разметывает волосы и бьет прохладой в лицо.

Один из пожарных выходов открыт, что не может не радовать.