Стану смелой для тебя

Глава 32

Глава 32

В её спальне Данила спрашивал, зажигать ли свет. В своей решал сам.

Снова провернул включатель, но на сей раз Санта могла только представлять, как движутся пальцы.

Ведь мужчина остался за её спиной, а она, улыбаясь, смотрела перед собой. На большую кровать.

На размеры своей Санта никогда не жаловалась, но эта – всё равно шире. Застелена по всем правилам журнальной красоты, которых придерживаются единицы. Да и он вряд ли делает это своими руками. Наверняка пользуется услугами специального человека.

И думать сейчас об этом – тупо. Но мозг – причудлив. Ведет Санту по непонятным дорожкам, пока резко не отключается…

Потому что Данила подходит, касается губами шеи, а пальцами при этом помогает разъехаться молнии на спине.

Сам не улыбается, конечно же, а Санта — только шире. И глубже дышит. Так, будто платье сковывало, хотя на самом деле – совершенно нет.

Просто на неё накатывает волнение. Хорошее. Желаемое. И ожидаемое.

Всё так, как она мечтала на протяжении недели.

Мужские пальцы сгоняют с плеч бретели, ткань стремится вниз, оголяя всё больше и больше кожи…

Которую он с удовольствием метит поцелуями.

Сначала оставляет их на плечах, лопатках, ведет вниз по позвоночнику, потом, развернув, спускается ещё ниже – целует живот.

Когда Санта – продолжая улыбаться — зарывается в его волосы, Данила начинает подниматься, идет по ребрам, груди, снова шее…

Параллельно стягивает платье уже с бедер. Не смотрит вниз, но оба знают – ткань оседает у ног.

Быть обнаженной рядом с ним Санте не страшно. Впрочем, как и проявлять инициативу.

Смотреть в глаза, улавливать, что он очень серьезен. Выпрямился. Вырос. Но слушается.

Она тянет с плеч пиджак – он позволяет. Стоит смирно, разрешая копошиться с пуговицами на рубашке.

Санта берется за ремень, Данила – за манжеты. В четыре руки всё куда быстрее.

И как только рубашка падает на пол, он тянет женское тело на себя, прижимая кожей к коже.

Они оба – горячие. Один другого греет.

Санта – фанатка его поцелуев. И сама тоже обожает целовать.

– Ты правда меня домой повез бы?

Заданный ею вопрос – неуместный. Да и глупый, наверное. Но Санта всё равно его озвучивает, послушно отступая к кровати.

Данила надавливает на бедренные косточки, она садится на край. Не знает, что он будет делать – просто слушается, а потом забывает вдохнуть, расплываясь в очередной улыбке.

Данила Чернов опускается на колено у ее ног. Берется за щиколотку, подтягивает ближе к себе, смотрит внимательно, оценивает, после чего поднимается вверх. Туда, где почти сошедший след от пореза стеклом. Прижимается к нему губами, расслабляет ремешок на обуви.

То же делает со второй…

– Сомневаюсь…

Отвечает же, только справившись. Заставляя саму Санту судорожно вспоминать суть своего же вопроса…

И таять-таять-таять, встречая его губы своими, вместе двигаясь по постели выше.

– Я же тоже тебя хочу, Сант. Неужели не понимаешь?

Данила произнес совершенно серьезно. Если и ждал словесной реакции – то быстро передумал. Сам же разорвал зрительный контакт. Сам же заменил необходимость отвечать необходимостью принимать ласку.

Санта же, наверное, понимала, но боялась себе же признаться. Тем более, ему.

Закрыла глаза, решила отдаться чувствам, получить максимум…

Прогнулась, позволяя спокойно расстегнуть бра. С дрожью и ускорившимся дыханием восприняла, что под ткань пробираются пальцы, сжимают кожу. Снова выгнулась – когда одну из вершинок накрыл рот…

Он был для неё первым во всем. Даже просто с ласками другого к себе она вряд ли смогла бы подпустить. Теперь-то понимала.

А даже если смогла бы – вряд ли это было бы так остро. Вряд ли она так быстро загоралась бы.

Вряд ли отбрасывала мешавшее белье, следя, как Данила расстегивает брюки, приподнявшись.

Вряд ли снова обнимала бы – руками и ногами, прижимаясь всем телом к его…

Вряд ли стонала бы в губы, чувствуя, как сдвигает ткань стрингов, скользя по уже очень чувствительной и очень влажной промежности…

Ласкает недолго, стимулируя снаружи, ныряет пальцами внутрь, сходу даря ощущения, о которых она успела забыть…

Санта снова выгибается, раскрываясь сильнее… Издает не совсем внятный звук, который на ее языке – об удовольствии, а Данила на нём тормозит. Бодает подбородком, ловит взгляд, кивает, как бы спрашивая: «все нормально?».

Улыбается, ловя череду судорожных кивков. Двигает пальцами в ней, прижимается губами к губам Санты…

Выходит, проезжается по внутренней стороне бедра, оставляя влажные следы… Немного мучает. А может просто распаляет…

Снова спускается от лица вниз с поцелуями…

Прижимается к шее, ласкает грудь, гладит живот, бедра, обходит место, где уже откровенно пылает.

Когда наконец-то тянет вниз белье, Санту просто напросто потряхивает. Ей одновременно нестерпимо хочется и очень страшно кончить тут же – на первом новом прикосновении.

Она неделю об этом мечтала. Было бы обидно разрядиться слишком быстро.

Санта провожает затуманенным взглядом мужскую руку, которая тянется к тумбочке. Вид шуршащего квадратика пригоняет кровь к щекам… И не щекам тоже.

Данила надевает презерватив, Санта обвивает мужчину ногами.

Он приближает свое лицо к ее лицу, она подается навстречу, ловя губы, впуская язык…

Всё именно так, как одновременно боялась и хотела – в голове мелькает мысль: нужно только снова почувствовать, что он внутри, и можно сразу кончить. Но теперь такая неизбежность не пугает.

Первое движение Данилы – медленное. Он то ли пытается прочувствовать сам, то ли дает прочувствовать ей. Растягивает — её и удовольствие.

Санта снова выгибается, выдыхая хнык в сторону. Не потому, что плохо. Наоборот – слишком хорошо…

И хочется ещё…

Чувствовать давление носа на виске. Теплую влагу выдохов – на скуле.

Мучительно медленные глубокие проникновения, которые пока – непривычны, не совсем понятны. Которые хочется изучать, но делать это — сложно…

Ей хорошо настолько, что это слышно двоим.

Даниле не сложно входить – Санта более чем готова.

На каждом новом проникновении из неё вылетает новый же стон или выдох. Пальцы бродят по мужскому телу, то и дело вжимаясь в кожу ногтями…

Данилу всё это распаляет, его движения становятся резче. Он понемногу себя отпускает. Это могло бы пугать, ведь Санта пока не знает, есть ли риск возврата боли. Но его толчки несутся один за другим, а боли нет. Зато есть знакомое чувство заразности желания.

Санта полнится своим, но ещё и его в себя впитывает. На каждом проникновении. На каждом выдохе.

С тем, как мужская рука берется мять. Ныряет под спину, спускается вниз, сжимает бедро до боли, а член заходит глубже…

– Господи…

Санта шепчет, прикусывая губу, сжимает ладонями щеки мужчины, жмурится, чувствуя себя пружиной. Ей кажется, что в горле пересохло, но и вода сейчас не нужна. Куда важнее, чтобы он не прекращал…

И слава всем богам, что он не собирается.

Темп движений Данилы становится куда более быстрым. Сами они – сильными. Дыхание – рваным. Его скулы каменеют под пальцами.

Она ещё не умеет определять для себя момент, предшествующий мужскому взрыву, но на каждом его движении Санта ждет, что взорвет её.

Когда рука Данилы скользит вверх, проходится по шее, сжимает лицо, Санта перестает контролировать себя окончательно.

Её рот – приоткрыт, с губ срываются стоны, за которые потом скорее всего будет стыдно. Но ему они нравятся.

Он возвращает девичьи губы себе. Сначала целует, потом просто смотрит, продолжая двигаться…

Когда Санту накрывает – она впивается ногтями в мужские плечи.

Вслед за ртом широко распахиваются глаза. Она чувствует, как плотно обхватывает. Чувствует, что он замер — дает прожить момент полностью. А она теряется. Будто подбросило куда-то в невесомость. Сначала – мощно взметнуло. Потом – потихоньку вниз. Обратно на скользящее покрывало. Туда, где по коже искры, они же из глаз…

Туда, где она глубоко и быстро дышит, где продолжает сокращаться. Где вслед за страстью приходит нежность. И непобедимое желание потянуться к напряженному мужскому лицу, прижаться к плотно сомкнутым губам, по щеке пробежаться…

– Это… Очень…

Шепнуть несвязно, а потом снова стонать в губы, пока он дает такую возможность. Потому что чем ближе его пик – тем настойчивей он целует. Санте даже дышать сложно, но вроде как и не хочется.

Данила парой движений догоняет Санту. Его оргазм вызывает в ней ту же радость, что и в первый раз. Когда он пытается выйти почти сразу, Санта переживает страх. Не дает. Придерживает. Прижимается. Ловит взгляд.

– Мне с тобой безумно хорошо…

Понимает, что Даниле вряд ли вот сейчас нужна эта информация. Но слишком хочется признаться ему в любви. А если нет – то хотя бы вот в таком.

Он реагирует, как и стоило ожидать.

Дает себе секунду на осмысление, потом улыбается. Целует в висок, всё же выходит, но не бросает её тут же, а падает на бок, прижимает Санту к себе, забрасывает девичью ногу на свое бедро, утыкается в волосы.

Дышит глубоко и, почти сразу, снова ровно. Молчит долго.

– Мне тоже. Сам себе завидую.

А когда отвечает, Санта слышит звон тишины.

Затихло всё. Даже гул её улья.

– Сант…

От скрытых одеялом ягодиц вверх по голой спине поползли мурашки вместе тем, как вдоль позвоночника двинулись мужские пальцы.

В лицо бил свет, но Санта изо всех сил ему сопротивлялась. Ей было слишком хорошо, чтобы просыпаться, открывать глаза и признавать очевидное: в мире – новый день.

– Ммм?

Она промычала вопросительно, но к Даниле голову не повернула. Он же продолжил нежно будить.

А может просто исследовать.

Ему нравится её касаться. Санте — тихонько наслаждаться тем, как лаской будит улей, который всю ночь удовлетворенно урчал.

В эту субботу им снова было очень-очень хорошо. У Санты приятно ныло тело. Немного саднило между ног. Но это тоже отдавало сладостью.

Думать о том, что у него могут быть воскресные дела и надо бы действительно проснуться, собраться, свалить, не хотелось.

Хотелось украсть себе ещё пару часов. Хотя бы. А то и день.

– Сант…

Данила окликнул во второй раз, придвигаясь. Его рука скользнула под одеяло, погладила ещё и там…

И пусть это не было очевидно эротичным (скорее ласковым), но Санте тут же захотелось прогнуться навстречу ладони, а ноющее чувство сменило ощущение нехватки его внутри…

Секс понравился ей очень быстро. А может всё дело в том, что он – с Данилой.

– У тебя планы на день есть?

Под веками мелькали картинки того, как она хотела бы, чтобы закончились его поглаживания. Но вопрос – огорошил. Настолько, что она открыла глаза, приподнялась на локте, оглянулась…

Как выглядит сама – не знала, просто хотела верить, что не очень страшно. Макияж смывала ночью, а значит хотя бы без подтеков.

Но Данила утром выглядел по-особенному для неё привлекательно. Взъерошенный. Домашний. К такому ей не страшно прижаться. Такой он – без любой брони.

– А что?

Отвечать вопросом на вопрос – дурная привычка. Это читается в мужском взгляде. Это же значит его ухмылка.

Но Данила не злится. Смотрит в её лицо, продолжая поглаживать.

– Мне надо на несколько часов уехать. Хочу, чтобы дождалась. Ты собиралась ехать за машиной. Я предлагаю чуть переиграть. В какой-то из вечеров на неделе я заброшу тебя в поселок. Оттуда утром поедешь на работу. А сегодня останешься у меня. Хорошо?

Предложение удивило настолько, что восторг облачился в страх. Санте бы тут же соглашаться, а она застыла в сомнении…

– Одежды нет…

Сказала невпопад, чтобы дальше покраснеть. Потому что мужской, прошедшийся по голому телу, взгляд намекает, что это – не проблема. Или, если и проблема, то точно не его.

– На завтра…

А Санта – упрямый тугодум. Поясняет, и тут же чувствует, что хочется долбануть себя по лбу. Потому что да! Да-да-да-да!!! Она останется, конечно. Она здесь на всю жизнь осталась бы, предложи он…

– Встанем раньше, отвезу тебя домой. Соберешься…

У Данилы же, слава богу, на любой ее аргумент есть свое решение. Он подвигается ещё ближе, прижимается губами к голому плечу, ждет ответа, смотря в глаза вроде бы ещё с просьбой, но уже зная, что она не откажет…

– Хорошо…

Получив своё – улыбается. Но не встает, чтобы тут же начать куда-то собираться, а просит Санту повернуться, подминает под себя…

Она обнимает, он оставляет на ее губах поцелуи. Снова гладит тело, будто никуда не спешит. Спокойными собственническими движениями. В них нет скуки, но сколько же удовлетворенности…

Он смело может ставить галочку напротив цели «хочу тебя себе». Она его с потрохами.

– Тебе надолго?

Санта спрашивает, проходясь пальцами по колючим мужским щекам. Хочет услышать: «нет». Получает же:

– Часа три. Встреча важная. Отменять – плохая идея. Но ты можешь поспать. Взять ноутбук, я оставлю. В холодильнике есть еда. Не устроит – закажи что-то, наличка в…

Данила не договорил. Его губы накрыла ладонь. Санте пофиг, где наличка.

Реагируя на такую откровенно хамскую попытку закрыть рот, Данила улыбнулся в ладошку. Потом её же поцеловал, придержал за запястье.

– Я поняла. Займу себя чем-то. Дождусь…

Прежде, чем Данила что-то сказал, это сделала Санта. Его, судя по всему, устроило. Потому что просто кивнул. Потянулся к лицу.

И чем закончилось бы дело – понятно. Видимо, у него есть немного времени прежде, чем нужно начинать собираться. Но в их план вмешались.

Санта понятия не имела, какой у Данилы в квартире звонок. Но если первую серию трелей проигнорировали они дружно, то на второй Данила от неё все же оторвался…

– Ты кого-то ждешь?

Встал с кровати, достал из комода белье. Дальше – штаны и футболку. Обернулся, прошелся взглядом по Санте. Вынул ещё одну – бросил рядом.

– Нет. Не жду. Соседи, наверное.

Санта кивнула, села на кровати, начала натягивать футболку, хоть и понимала: сама-то будет здесь, высовываться не станет.

Следила, как Данила выходит.

То ли забывает закрыть дверь плотно. То ли нужным не считает, но факт остается фактом.

Дверь открыта на щель. И Санта слышит.

Сначала его босые шаги. Дальше – что тихо ругается. Потом – щелкает замками. Следом – реакции Санты идут в разрез с логикой. Потому что ей должно быть безразлично, а кожу покрывают мурашки…

– Привет, Чернов. Давно не виделись…

Этот голос с иронией, граничащей с издевкой, Санта долго не забудет. Может, не забудет никогда. И не потому, что приятный или значимый. Просто… Альбинин.

– Аль… Ты адекватная? – ответный Данин – раздраженный. Но он будто сдерживается. Старается быть воспитанным.

– Я более чем адекватная, Данила Андреевич. У меня просто жизненные обстоятельства…

– Какие жизненный, что ты мелешь? Я тебе всё сказал, в принципе. Повторять не стану. Ты зря пришла…

Слушая, как Данила говорит, и представляя, что вот сейчас собирается сделать – закрыть дверь, Санта не сдержала облегченный вздох. Да только… Нужно знать Алю.

– А я тебя услышала, Данила. Я прекрасно тебя услышала… – которая прет хуже танка. Явно придерживает дверь, не давая Даниле её закрыть. Отвечает. – Я к тебе не как к бывшему работодателю, Данила Андреевич. И не как к бывшему другу. Я тебе напомню, ты перед богом обещал…

– Я перед богом обещал, что воспитаю, если тебя грохнут раньше времени, Аль… И если это сделаю не я. Потому что если сделаю – отсижу без вопросов. Оно того будет стоить…

Данила сказал что-то странное, у Санты сильнее забилось сердце. Она встала с кровати, зачем-то подняла с пола вещи, которые они дружно разбросали ночью, опустила на кровать, сама же подошла к двери.

Заглянула, пусть толком ничего не разобрать.

Только его спина и то, что одной рукой держит дверь, а другую вжал в косяк. Его позиция как бы говорит: я тебя не пущу.

– Фу, Чернов… Вот просто фу…

Но Альбина то ли не понимает этого, то ли не хочет признавать. Парирует, привычно обесценивая.

– На ровном месте угрожаешь… Я же с гостинцем к тебе… Я же не с пустыми руками… Да и будем честными, ты меня уволил, а мне как-то работу ведь найти надо… За няню платить, уж прости, благодаря тебе я временно не могу. Поэтому…

– Аль…

Что происходит за дверью, Санта не видит, но слышит, что голос Данилы становится ещё более требовательным. Он просто обращается, делая шаг в сторону, а там что-то должны понять…

– Это плохая идея. И время сейчас плохое. Ты меня слышишь?

Чернов спрашивает, Альбина или не отвечает, или делает это тихо. Санта не различает. Её взгляд чуть спускается, она щурится… Ей что-то кажется… И сердце снова обрывается…

– Время всегда хорошее…

Альбина пытается отмахнуться, Данила чуть тянет дверь, готовясь закрыть. Это более чем откровенный намек. В самой Санте в жизни не хватило бы наглости продолжать переть. Но Альбина – не Санта.

– Если ты решила через малого зайти – это очень глупо и очень низко, Аль. Не совершай ошибку. Ты сделала, что считала нужным. Я объяснил, что в твоей опеке не нуждаюсь. В данный момент – это всё. Прими ты. Поняла меня?

Сложно было поверить, что эти слова принадлежат тому же человеку, который еще несколько минут назад нежничал с ней. Но сейчас Данила действительно был груб. С Альбиной. И это должно бы разлиться медом по обиженному сердцу Санты, но действовало наоборот – сеяло тревогу…

– Не придумывай, Дань. Мне на собеседование нужно. Побудь с ним, пожалуйста…

– Аль, твою…

Данила не сдерживается… Опускает руку, но это не спасает.

Под произнесенное Альбиной бодрое:

– Вперед, Данечка… Бери штурмом…

В квартиру влетает ребенок. У Санты сердце – на разрыв, впрочем, как и мозг. Дыхание учащается, становится страшно…

Это темноволосый мальчик. Ему года четыре…

– Дань, стой, где стоишь…

Чернов оборачивается, обращается к ребенку, который замирает, смотрит на него, потом на маму…

Но Альбина тоже уже почти в квартире. Кивает, мол, давай… И малыш предпочитает слушаться её. Поэтому несется вглубь. Четко на дверь, от которой шаг за шагом отступает Санта.

Проходит пара секунд – и она с размаху распахивается, впуская внутрь маленького человека.

Который при виде Санты издает протяжное «о-о-о-о», смотрит с интересом и абсолютно не стесняясь. После чего, улыбнувшись, оборачивается, выглядывает в коридор и кричит:

– Ма, у большого Дани тут тетя!!! Кр-р-р-рас-с-с-сивая!!!

Санта же застывает, тянется руками к лицу, смотрит во все глаза, ждет, когда он снова повернется.

– Привет. Я – Даня. А ты кто?

Маленький спрашивает почти сразу, снова смотря на неё… Подходит, протягивает руку, а Санта стирает о его лицо глаза, не в состоянии ни пошевелиться, ни слова сказать.

Слышит, как в прихожей Альбина шипит:

– Что за тетя?

Слышит, что Данила отвечает:

– Я тебя предупреждал, Аль... А ты – как всегда...

Дальше – что что-то грохается о тумбу, истеричный стук каблуков в их направлении. Яростно распахнутая дверь. Острый взгляд на неё. Будто это она виновата. Приказ:

– Дань, разворот. Мы уходим.

Попытка схватить ребенка за руку. Абсолютно не успешная.

Шустрый малыш выворачивается, забегает за спину Санты, ухватывается за голую ногу, будто прося защиты…

И Санта знает, что это худшее, что может сделать (ведь нельзя прятать львенка от львицы), но она опускает руку на его макушку. За что получает самый страшный в своей жизни взгляд. Но он не пугает так, как то, что в голове потихоньку складывается…

Вслед за Альбиной в спальню заходит Данила. Он не спешит. И злости не источает. Просто трет лоб. Смотрит вниз. Туда, где Даня…

– Зацьот, дядь Дань!

Пытается улыбнуться в ответ на детский комментарий, когда женщинам – не до улыбок.

– Ребенка моего отпустила.

Голос Альбины – откровенно пугает.

– Успокойся, Альбина…

И предупреждение Данилы на неё не действует. Она делает шаг к Санте, маленький Данила сильнее сжимает её ногу.

– Дань, мы домой идем. Отпусти зачетную тетю. Это игрушка для большого Данечки. Поверь, машинки лучше…

Она умудряется сыпать оскорблениями, даже разговаривая с собственным ребенком. Но и это не злит.

Ничего не злит, потому что наконец-то всё понятно. Очевидно даже.

Понимая, что у неё есть максимум пара секунд, чтобы окончательно убедиться, Санта снимает детскую руку, сжимает в своей, оборачивается и присаживается на колени.

Так, что лицо мальчика – напротив её лица. Так, что смотреть можно во все глаза.

И пусть на них против воли выступают слезы – их легко смахнуть и всё равно смотреть…

– Ребенка отпусти, я сказала. Ты мне его пугаешь, дурище!

Пальцы Альбины вжимаются в маленькое плечико в клетчатой рубашке.

Её саму за локоть придерживает Чернов.

– Это ты его привела, Аль. Успокойся. Поздно…

Он взывает к разуму, но разумом в Альбине и не пахнет.

А в Санте как дыра образовалась.

Она изучает лицо с жадностью. Так, будто за сходством может скрываться возвращение.

– Сант… Только осторожно, хорошо?

Голос Данилы меняется, когда он обращается к ней. Что точно имеет в виду – она не знает, но и вытолкнуть из себя ничего не может. Смотрит и смотрит. Как плачет, но это не точно.

А маленький тянется к её лицу. Ведет вверх по носу, скользит по бровям, спускается по щеке до губ, обводит их. Делает то, что она сама бы с радостью…

– Ты красивая… Не плакай. Как тебя зовут?

– Санта…

Ответ получается очень тихим.

– А я – Даня. Даниил…

Малыш серьезно и по-взрослому уточняет. Поднимает взгляд, указывает на Чернова…

– Как он, только Иил…

Комментирует подобным образом явно не впервые. Потому что пусть момент до невозможности нервный, у старшего «неиила» вызывает улыбку. Он трясет головой, отпускает Альбину, присаживается у Санты за спиной, накрывает её руки, тянет в стороны.

Мол, пусти… Пусть идут…

– Спасибо…

Альбина цедит сквозь зубы.

Хватает мальчика за руку и тянет прочь, не смотря на детскую растерянность.

Маленький Даниил не протестует. Просто долго смотрит на Санту, путаясь в ногах, когда она провожает взглядом его.

Обе двери (в спальню и входная) хлопают с грохотом. Альбина любит громкие уходы.

После этого же в квартире становится мертвенно тихо.

Санта чувствует тепло Данилы сзади. А ещё себя будто преданной. Она понимает, что ей никто ничего не должен. Что это всё её не касается. Но как же так…

– Я не мог тебе сказать, Сант. Это не наше дело… Нельзя лезть. Понимаешь?

Данила спрашивает, а Санта не может ни согласиться, ни возразить. Её сковало.

Она не злится на Данилу. Она ему ничего не вменяет. Она просто понять хочет. Понять, правильно ли…

– Чей он, Дань?

Спрашивает, повернув голову. В её взгляде – шок и просьба. Данила не торопится. Зубы сжаты. Взгляд неодобрительный. Он не хочет отвечать. Он, наверное, обещал, что никому не скажет.

Но случаются утра, которые меняют всё. Это – одно из таких.

– Он так похож…

Санта шепчет, по её щеке скатывается слеза. Данила вздыхает, закрывает глаза…

– Он папин что ли? – Санта спрашивает, а потом сбивается на всхлип. Потому что она в жизни такого не допустила бы, не увидь вот сейчас.

– Нет, Сант. Не папин. Это сын Игната. Но он его не признаёт.