Степкина правда

Штаб-квартира

Два дня я просидел дома, а когда вышел во двор, пацаны рассказали мне, что Вальку после драки увезли в город и он живет у родни, а Сашу дома били.

Сашина мама сама открыла мне дверь, но даже не ответила на мое «Здравствуйте!» и, пропустив меня в избу, занялась стиркой.

Я прошел во вторую половину избы, отгороженную фанерой и оклеенную газетами, и нашел там моего друга. Печальные серые глаза Саши на мгновение осветились радостью и погасли. Я спросил его, за что он наказан.

— Яшка наврал, что я тоже за нос его таскал, — уныло сказал Саша.

— Да ведь тебя тогда во дворе не было! — поразился я такой гнусной Яшкиной выдумке.

— Не было. Я у Синицы был.

— А ты маме сказал?.. — И, не дожидаясь ответа, возмущенный несправедливостью, вернулся на кухню.

— Тетя Маша, его же тогда во дворе не было! Я точно знаю!

— Я сама знаю, милый.

— А за что?.. Он же не виноват, тетя Маша!

Женщина стряхнула с рук мыльную пену, устало разогнула спину и, тоскливо глядя мне в лицо, тихо произнесла:

— Бедность наша виновата, сынок.

Я не понял: при чем тут бедность, если Саша наказан зря? О чем говорит тетя Маша?..

— Ладно, ступай поговори со своим товарищем, — уже ласково опередила она меня. — Он тебе радый.

Я вернулся к Саше.

— А зачем ты к Синице ходил?

— Я-то? А так.

— А Степка у него был?

— Степка? Не, не был.

Разговор не клеился. Я посидел у Саши, понял, что все равно его никуда не отпустят, и, пообещав к нему зайти завтра, ушел.

Мальчишки слонялись без дела по двору, пилили с родителями на дрова выловленные из Ангары бревна, носили на коромыслах воду, мели у своих домиков двор. Ни игр, ни других каких-нибудь забав не было. Не было даже драк или споров. Я потолкался возле них, расспросил про Яшку, Вовку и Федьку, порадовался тому, что их тоже заперли дома, и отправился прогуляться на Ангару.

Утром в среду меня разбудил условный стук в ставню. Я высунулся в окно и увидел притаившихся в нашем палисаде Синицу и Сашу.

— Коль, айда сюда, дело есть! — прошептал Саша.

Тихонько, чтобы не разбудить Лену, я вышел на цыпочках из дому.

Утро было таким ранним, что во всем нашем огромном дворе не было ни души, если не считать стрижовских кур и индюшек. Солнце еще не успело прогреть воздух, и с Ангары дул холодный ветер. И суматошно орали на кустах птицы.

Мы спрятались между кладовками и зашептались. — Степка сейчас был.

— Зачем?

— Дело есть.

— Какое дело?

— После скажем, когда в город пойдем…

— Зачем?

— Зачемкал! Хочешь дружить, тогда слушай! А мы еще поглядим: можно тебе доверять или нельзя, понял?

И Синица с Сашей наперебой объяснили мне, что мы все должны делать.

Я — немедленно начать копить и прятать в Сашиной кладовке сухари, крупу, чай, сахар, то есть самые важные продукты. Синица — картошку, лук, соль, керосин, спички. Саше поручалось достать у отца рыбацкие сапоги, котел, фонарь «летучая мышь», охотничий нож и сетку.

— Пойдем в поход? — спросил я, когда все было перечислено.

— После скажем, — грубовато оборвал Синица. — Гляди, дома не проболтайся, понял?

— Понял! — ответил я, охваченный гордостью и восторгом. Еще бы: затевается что-то большое, таинственное и, может быть, побольше, чем бойскаутские походы, а мне предлагают стать его участником! Значит, меня не считают трусом и маменькиным сынком, как, например, Вовку и Федьку. — А когда в город? — спросил я.

— Сёдня пойдем, — буркнул Саша, подозрительно вглядываясь в мое сияющее лицо. — Мы за тобой зайдем.

За завтраком я ухитрился сэкономить кусок сахару, прихватить еще два куска из общей вазы и сунуть в карман большой кусок хлеба. А когда пришел за мной Саша, у меня под матрацем был уже целый сверток, который мы и отнесли в Сашину кладовку, заваленную всяческим барахлом и хламом. И не видели, когда Панковичам пришел вместе с Валентином целый отряд бойскаутов. Наверное, Валька привел их нарочно, чтобы напугать Волика и всех других пацанов, кто не дружит с ним и его свитой. Бойскаутов было человек двадцать, и все они были нарядными, как Валька. И у каждого был в руке длинный посох, а на безрукавке — перламутровый значок. Бойскауты важно расхаживали по двору и придирались ко всем мальчишкам, пока на крыльце не появилась дивчина в косынке и не позвала их всех в дом.

— А знаешь, почему она завсегда платок носит? — спросил меня молчавший до того Саша.

— Кто — Настя? А почему?

— Она косу парикмахеру продала. А теперь в платке ходит. Яшка рассказывал.

— Зачем? — удивился я.

— Мать у нее помирала, а денег на леченье не было. Вот она косу и продала, — объяснил Саша. — А мать все одно померла, — добавил он глухо.

— Жалко как, — сказал я в тон товарищу.

Мы подождали Синицу, а когда он явился еще с двумя пацанами, отправились в город.

— А «обозники»? — струхнул я, видя, что Синица и Саша смело идут прямо к ушаковскому мосту.

Но те только переглянулись и ничего не ответили.

Мы миновали Знаменское и вышли к открытому месту, откуда хорошо был виден мост и стоявшие на другом конце мальчишки. «Так и есть: „обозники“! — мысленно воскликнул я, и неприятный холодок пробежал по моей спине. — Сейчас будет драка!..» И вдруг узнал в одном из них Степку. Так вот почему Синица не боялся идти мимо обозных мастерских!

Среди «обозников» было несколько «силачей», гораздо больше и старше меня года на два. А один из них даже дымил цыгаркой. Все они поздоровались с нами за руку, и при этом каждый назвал свое имя. И этому, наверное, их тоже научил Степка.

Мимо обозных мастерских мы прошли, как по своему Знаменскому. Никто из мальчишек не задирался, и только некоторые из них смотрели на нас враждебно, показывали языки и шептались. Словом, таким героем, да еще в самом логове врага, я себя не чувствовал никогда в жизни. Вот бы сейчас увидал меня Юра!

Народищу на главной улице было много. Из хлопающих дверей ресторанов неслись буйные и слезные песни, вывертывали коленца гармоники и баяны, надрывна пищали скрипки. Взлохмаченная, с ярко накрашенными губами, худая девица схватила за рукав Сашу и, выпучив на него пьянющие, зареванные глаза, гнусавила:

— Вот ты!.. Что ты понимаешь в жизни? Что?.. Ничего ты не понимаешь в жизни, потому что ты сопляк!

— А ты дура!

— Верно!.. А кто меня дурой сделал? Кто меня…

Свернув с Большой на Мясную, мы наткнулись на похоронную процессию. Три попа в черных рясах, вышагивая перед иконами, громогласно басили на всю улицу:

Хороша радость! А за черным катафалком и благообразной процессией ковыляла целая толпа калек, нищих стариков, старух, ребятишек.

— Гляньте, пацаны, кренделев[15] сколько!

Я обернулся на большое окно. За зеркальным стеклом действительно висели самые различные крендели, от крошечных до огромных, обсыпанные маком. Над парадным входом в лавку висела вывеска:

Это была единственная булочная в Иркутске. И та частная. Вот и баба Октя говорила Юре: «Частники-то и кормют, а что с вашего совдеповского пайка толку? Одному на месяц не хватит, ежели досыта».

Мы зашли в лавку, но здоровенный детина в картузе и плисовых шароварах цыкнул на нас с прилавка:

— А ну, вертай назад, бублики!

Даже не дал осмотреть полки.

И снова остановились возле красивого кирпичного здания:

— Вот да-а! — сказал пораженный Саша. — Стал быть, и Валька хозяин, да? Вот это магазинище! Айда, глянем!

В просторном и светлом помещении магазина было людно. За длинными крашеными прилавками суетились франтоватые напомаженные приказчики, на полках, до самого потолка, лежали толстые, тугие тюки чесучи, шелка, льняного полотна, ситца. Откуда это все опять у Панковичей, если, говорят, в революцию у них все отобрали?

— А вам что угодно-с, молодые люди? — заметил нас один из приказчиков. — Ничего-с? В таком случае прошу выйти вон!

Валькиного отца в магазине не было. А, может, он сам и не торгует?

Вот и площадь, где должна быть бойскаутская штаб-квартира, о которой мне дорогой рассказал Степка. По другую сторону площади около небольшого каменного дома стояли мальчишки. Они были в таких же, как мы, штанах и рубахах. Значит, не все бойскауты ходят в формах? Мы пересекли площадь и приблизились к сурово встретившим нас пацанам.

— Чего надо? — спросил один из них, самый рослый.

— А вам что?

— А мы караульщики, вот кто!

— Подумаешь! Мы же вас не трогаем, верно?

Нахохленные, сердитые лица бойскаутских караульщиков подобрели. Да и мы-то не очень боялись их: нас ведь больше.

— А вы там тоже бываете? — показал Саша на загадочную штаб-квартиру.

— Мы-то? Не-е. Караульщики мы. Мы завсегда караулим. Нас еще в бойскауты не прописали.

— А они что делают?

— Бойскауты? В штаб-фатере сидят, книжки слушают. Им их артисты читают — все про страшное!

— А вы почем знаете?

— А мы в окошки глядим. Вон в те, — показал маленький караульщик на самые дальние открытые окна. — Только их еще нету, после придут.

— Ну и мы после придем, — сказал Степка.

Мы вернулись на площадь, заняли пустовавшую сейчас старую серенькую трибуну и стали ждать. А мне не терпелось узнать, для чего так таинственно Степка велел копить продукты и походные вещи. В том, что это все исходило от него, я уже не сомневался. А мой рыжий друг преспокойно щурился на солнце, улыбчиво оглядывал случайных и редких прохожих и молчал. Молчали и мы. Молчал и я, не решаясь спросить, зачем понадобились запасы и вообще зачем мы все торчим на этой трибуне.

— Идут, — сказал один из «обозников».

Из-за угла улицы, на которой была штаб-квартира, показалась большая группа бойскаутов и с ними несколько здоровенных парней и мужчин с бойскаутскими значками на обычных пиджаках и рубахах.

— А разве бойскауты взрослые бывают? — не удержался я от вопроса.

— Это командиры ихние. А вон тот, в котелке, — бывшая контра, — объяснил Степка. И в свою очередь обратился к Синице: — Принес?

— Ага, принес.

Синица нерешительно полез в карман, кивнул на меня и задержал руку.

— Давай, можно, — приказал Степка.

Тогда Синица вытащил из кармана небольшой бумажный сверток и передал его Степке.

— А фитиль?

— Есть тоже. — Синица снова полез в карман, подал Степке небольшой провод. Как электрический, но не сплетенный из двух, а очень толстый и черный.

— Порядок! — похвалил Степка. — Пускай понюхают, гады!

— Взорвете?! — даже испугался я.

— Да нет, мы же не беляки. Попугать только. Они все про страшное читают, храбрыми хотят быть, вот мы им в самую точку…

Степка развернул бумагу, осмотрел какой-то синий, туго набитый пакет и завернул снова.

А бойскауты все подходили и подходили. Пришел и Валькин отряд вместе с Яшкой, Коровиным, Федькой, Вовкой и другими мальчишками. Зазвенел колокольчик, и все бойскауты поспешили в подъезд штаб-квартиры.

— Пора, — сказал Степка. — Сбор у понтонки. А ты, Коля, смотри: сболтнешь кому — будешь предателем. А с предателями мы строго.

— Я не сболтну.

— У понтонки, как соберемся, будем утверждать план. И ты тоже, понятно?

— Понятно, — загорелся я.

— Тогда пошли! Ты же штаб-квартиру хотел посмотреть, верно? — улыбнулся он своими веснушчатыми глазами.

Караульщики теперь встретили нас враждебно.

— Чего опять надо?

— А тебе чего? — передразнил силач-«обозник».

— Я на посту стою. А посторонним сейчас нельзя. Тогда можно было, а сейчас нельзя! — упрямо повторил он.

— А мы тоже караульщики! — сказал Степка.

— Врешь! А пароль?

— Чудо ты: пароль! Вас же на пост ставили, а нас в «секрет», ясно? А ты знаешь, что такое «секрет»? Мы тайные разведчики — вот кто! У нас и пароль свой… Да нас завтра в бойскауты принимать будут!

Караульщики переглянулись и, пошептавшись, пропустили нас к окнам.

— Да слушайте, жалко, что ли.

Я тоже заглянул в окно большого и необычно сумрачного зала. Бойскауты чинно сидели за столами, занимая все первые ряды, а позади них — все остальные. За небольшой, покрытой синим сукном тумбой сидел пожилой человек в пенсне, загробным голосом читавший какую-то страшную историю с летающим гробом. Он все время отдувался, тер платком потную шею и шевелил черными косматыми бровями.

— А тебе страшно? — спросил меня караульщик.

— Что?

— Да что он читает: ведьмы, черти разные…

— Сказка это. Летающих гробов не бывает.

— Сам ты сказка! Это господин Гоголь писал! А прозывается «Вий». Нам про это бойскауты говорили.

Я снова прислушался к тому, о чем читал артист, и мне тоже, по правде сказать, стало жутко. Только в летающий гроб я все равно не поверил.

— Это еще что! А намедни другой артист читал — еще пострашней было! — опять зашептал мне на ухо караульщик, но в этот момент артист захлопнул книгу и прогудел:

— Ну, что скажете, гренадеры?

— Давай! — тихо скомандовал позади меня Степка.

Силачи-«обозники» потеснили караульщиков, заслонили от них Синицу, а тот зачиркал спичками и, когда что-то задымилось, швырнул в окно бойскаутской штаб-квартиры.

— Ложись! Бомба! — заорал Степка и, схватив меня за руку, кинулся догонять Синицу и других наших мальчишек.

Караульщики попадали на дощатый тротуар, а из распахнутых настежь окон штаб-квартиры раздались отчаянные вопли, и повалил дым. Но мы забежали за угол, пересекли булыжную мостовую и скрылись в таком же, как наш, огромном проходном дворе…