На воскресенье был назначен новый сбор на Ангаре за мыловаркой, где летом удила рыбу «мушка».
За полчаса до назначенного срока я отправился к мыловаренному заводу. На берегу на полузасыпанных снегом лодках и бревнах уже сидело около дюжины пацанов, среди которых я увидел и Сашу. «Значит, свои, — подумал я с гордостью. — Не знакомые, а самые близкие мне друзья. Разве не здорово?» Двое пацанов остановили меня окриком:
— Пароль?
— Сарма!
Меня пропустили к лодкам.
Степка пришел с Андреем и еще двумя пацанами. По одному, по двое, по трое подходили еще мальчишки. Даже несколько старшеклассников.
— Все? — спросил наконец Степка.
Связные доложили о явке. Не оказалось только троих членов отряда, да и то по уважительным причинам. Степка остался доволен явкой, рассказал, что хозяин ресторана все-таки удержал с Беломестной почти половину жалованья, и теперь семья осталась без денег.
— Набить ему морду, гаду!
— Правильно…
Но Степка покачал головой:
— Да нет, надо листовки повесить. А не послушает, мы ему огненные рожи в окна покажем — такого страху нагоним! — И Степка пояснил, как делать огненные рожи.
Надо взять тыкву, выбросить из нее мякоть, вырезать в кожуре глаза, ноздри, рот, уши, а в середину вставить зажженную свечку. Если такую «рожу» показать ночью в окне, то посетители ресторана перепугаются и разбегутся.
Идею с огненными рожами мы приняли с хохотом и тут же стали составлять текст листовок:
Степке такой текст тоже понравился, но слова: «Смерть буржуям» и «Черная Борода» он велел зачеркнуть.
— Больше так не будем писать, а то враз догадаются, что это в нашей школе писали, — пояснил он. — Мы должны менять тактику, ясно? Дядя Егор говорит, что революционеры тоже завсегда меняли тактику…
— А дядя Егор про наш отряд знает? — не удержался я.
Все рассмеялись, а Степка едва улыбнулся и сказал:
— Да нет. Если про нас кто узнает — по головке не погладят. Эх, пионеров бы, тогда бы мы не прятались! — вздохнул он.
Текст листовки переделали:
И утвердили голосованием. Распределили и обязанности: кому размножать и вывешивать листовки, кому идти в разведку к ресторану «Казбек», кому доставать тыквы. На мою долю выпало принести к следующему сбору отряда одну тыкву.
Потом Степка говорил о будущей школьной библиотеке, для которой директор обещал купить книги, а шкафы, столы и все прочее мы должны сделать сами в школьной мастерской вместе с нашим учителем по труду. На этом сбор отряда «Черная Борода» закрылся.
Дома я рассказал только о библиотеке, а когда мама ушла в город, немедленно пристал к бабе Окте:
— Баба Октя, свари тыквенную кашу. Помнишь, варила?
— Где же я тебе тыкву возьму, внучек?
— На базаре.
— Эка! Вона мать в город пошла, надо было сказать… Раныпе-то чего думал?
— Забыл. Да я сам куплю, баба Октя! Я хочу тыквенную кашу! Ну, баба Октя, ты у нас такая хорошая!..
И баба Октя дала мне целый пятиалтынный. Мы с Сашей слетали на городской рынок и купили две большие тыквы. Одну из них сразу же отнесли в школьный сарай, а другую — бабе Окте на кашу.
Тыквенная каша появилась к обеду, но есть я ее не мог. Она и раньше не лезла мне в горло. Пришлось выслушать упреки от мамы и бабы Окти.
А в понедельник, сразу же после уроков, Степка, Саша, Петро и я пошли в мастерскую к Акимычу делать мебель для библиотеки. В первый же вечер мы сделали три табуретки и заготовили бруски и филенки для двух книжных шкафов. Акимыч строго проверял нашу работу и приговаривал:
— Делать все надо с чувствием, а не тяп-ляп. Оно, конечно, и быстро надо, а с чувствием.
А еще спустя несколько дней Степка объявил сбор тех бойцов отряда, которых он назначил идти в ресторан. Пришлось опять врать и упрашивать маму отпустить меня в школу делать мебель для библиотеки.
Уже темнело, когда мы собрались в старом школьном сарае. Степка назначил дозорных, зажег свечу и рассказал отряду о результатах разведки, и нашем предупреждении хозяина ресторана «Казбек». Как он и предполагал, листовки на хозяина не подействовали. Он посрывал их со стен и окон, а Беломестной не только не уплатил, но и пригрозил выгнать с работы, если узнает, что это писал ее сын.
— Надо действовать, — заключил Степка. — Давайте тыквы, начнем делать рожи. А ты, Коля, пиши еще листовки. Вот с этой, — передал он мне одну листовку.
Степка дал мне тетрадь, сам разорвал ее на листы и велел исписать все, пока делают «рожи».
А когда первая огненная рожа была готова, Степка зажег свечу, вставил ее в отверстие в тыкве и сам отошел в темный угол. Получилось здорово! Глаза, широкий рот и ноздри пылали, и оттого вся рожа казалась таким страшилищем, что почище гоголевского «Вия». Потом Степка прикрепил горящую свечу к палке, надел на нее тыкву и поднял к самому потолку. Будто невидимый великан с огненным оскалом огромной пасти стоял в темноте сарая и зловеще ворочал башкой, ища глазищами жертву. Степка снял тыкву, погасил свечу.
— Ну как?
— Здорово! — ответили мы в один голос.
— Пошли!
Шли переулками, растянувшись на целый квартал, чтобы не бросилось в глаза редким прохожим. У главной улицы мы задержались, а Саша, Андрей и Степка ушли в разведку. В ожидании прошло минут двадцать, пока, наконец, снова не появились разведчики и раздалась долгожданная команда:
— Айда!
Какими-то дворами и заплотами[33] мы пробрались к ресторану «Казбек» и очутились во дворе, заставленном ящиками, бочками и всевозможным хламом. Сквозь освещенные, завешенные марлей окна огромной кухни тянуло запахами жареной рыбы и мяса, а из других окон неслась веселая музыка, гудели пьяные голоса мужчин, то и дело раздавался визгливый смех женщин, «стреляли» пробки бутылок. Толстый, как поросенок, повар подошел к окну и, громко сказав «Ух!», вытер фартуком мокрое от пота лицо. Женщины-повара возились у плиты с большими кастрюлями и бачками, крутили мясорубки, чистили рыбу. А там, откуда неслись пьяные голоса и писк скрипок, был самый разгар веселья.
Степка шепотом приказал подпереть доской дверь в кухню и зажечь свечи. Огненные рожи, насаженные на палки, ощерились пастями, запылали глазницами.
— Листовки готовь! Бросайте в окна, как только рожи подымем!
Сердце мое билось пойманной птицей, а секунды казались вечностью. Но вот повар отошел в дальний конец кухни, а мы с тыквами стали выползать из-за углов и подкрадываться под окна.
— Давай! — скомандовал Степка, и семь огненных рож одновременно поднялись перед окнами ресторана.
С минуту было тихо. И вдруг нечеловеческий вопль раздался над моей головой, что-то звякнуло, загремело. А следом послышались крики и визг в самом ресторане, звон разбитой посуды, стук падающих столов и стульев… Переполох был на славу!
— Бросай листовки! — крикнул Степка.
Я не видел, кто и когда отдирал марлю и швырял в окна написанные мною листовки: с тыквой и палкой в руках я во весь дух кинулся прочь и застрял в дыре забора. Кто-то толкнул меня сзади, палка лопнула, а я с тыквой растянулся на земле, уже по другую сторону забора. А сзади неслись крики: «Лови! Держи! Милицию!»
Только пробежав несколько полутемных кварталов, мы кое-как перевели дух и вдоволь насмеялись над перепуганными посетителями. А главное, над хозяином ресторана, которому придется теперь успокаивать пьяных гостей да считать перебитую посуду.
Домой мы возвращались победителями. Тыквы, как приказал Степка, бросили в овраг, а палки и свечи спрятали по пути в том же сарае.
— Ну, как поработали? — спросила встретившая меня на крыльце мама.
— Здорово! — выдохнул я.