Степкина правда

Ледоход

Однажды ранним апрельским утром меня разбудил Юра:

— Вставай, брат, ледоход проспишь. Ангара тронулась!..

— Что? Где?!

— Ты же хотел ледоход посмотреть? Одевайся!

Стараясь стряхнуть с себя сонную одурь, я сидел на кровати и долго не мог понять, о чем говорит Юра. Надо же, в такую рань поднял! Самый сон… Но сообразил, схватил рубаху, штаны, загремев стулом.

— Тише! Лена спит! — зашипел Юра.

Но Ленка уже подняла голову.

— Разве этот урод может что-нибудь сделать тихо! Юра, а я пойду с вами?..

Тихо, чтобы не разбудить маму и бабушку, мы все трое вышли из дому. Даже отсюда, с крыльца, было слышно, что на Ангаре творилось что-то ужасное: трещало, лопалось, скрежетало. На берегу мы оказались не одни: посмотреть на ледоход пришли и наши соседи. С ведрами на коромысле появился Волик и тоже присоединился к нам. Рассвело. И, хотя почти не было ветра, казалось, там, внизу, на скрытой за плотным туманом реке, билась и клокотала страшная буря. И шла эта буря с верховья реки, с Байкала, вспарывая на своем пути ледовую толщу со всеми ее бугристыми торосами, потемневшими дорогами и тропами. Не дай бог очутиться в это время на Ангаре зазевавшемуся путнику или подводе! С каждой минутой все новые трещины черными стрелами впивались в нетронутый ледяной покров, ширились, рассыпались, бесчисленными зигзагами, полукружьями нитей, пухли, дыбились, кроша огромные льдины, окутываясь туманом. И тогда отсюда, с берега, трудно было что-либо различить в этом хаосе.

— Туда бы пойти. Поглядеть, как там, — предложил Волик.

Я так загляделся на бунтующую, клокочущую Ангару, что даже забыл о своем друге.

— Юра, — сказал я, осторожно подвинув к нему Волика, — вот познакомься: это тот самый Волик Рудых…

Я так много рассказывал о партизанском разведчике и сыне Черной Бороды Волике, что ожидал от брата удивления и расспросов, а тот только на секунду оторвался от ледохода и совсем равнодушно сказал Волику:

— Ну, здравствуй. — И, чуть пожав ему руку, снова уставился на Ангару.

— А меня почему не знакомишь? — задорно спросила сестра, будто и в самом деле не знала Волика. И рассмеялась, затараторила: — Правда, пойдемте, посмотрим поближе, что там делается. Юра, ну что мы тут увидим?..

Волик улыбнулся ей, как-то виновато взглянул на меня, на Юру и вдруг схватил Ленку за руку, потянул вниз:

— Пошли! Я держать буду, не бойся!..

С хохотом и визгом они сбежали с кручи на лед, и оба почти растворились в тумане.

— Лена! Волик! Вы с ума сошли! — кричал Юра и тоже почему-то смеялся. — Пойдем, брат, спасать сестру, покуда не поздно, — позвал он меня и тоже побежал вниз, осыпая вмерзшие в грунт мелкие камни.

Я кинулся следом. Волика и Лену мы догнали на льду, в самом туманище, в котором за десять шагов не увидишь друг друга. Они стояли недалеко от воды, продолжая держаться за руки. А перед ними стремглав проносились маленькие и большие льдины — просыпалась от зимней спячки бушующая река. Юра попробовал их отозвать подальше от кромки, но Ленка замахала свободной рукой, закричала:

— Нам ничуточки не страшно! Никуда нас не унесет!..

Я осторожно подошел к ним и стал рядом, чтобы тоже не показать себя трусом, а Юра остановился за нами.

— Смотрите, какая огромная! Целый остров! — закричала сестра, показывая на проплывавшую мимо нас льдину. — Вот бы проехать на ней. Кто храбрый?..

И не успела Ленка договорить, как Волик сорвался с места, подпрыгнул и — очутился на льдине, прокатившись по ней на ботинках, как на коньках. Это было так неожиданно и смело, что ни я, ни Юра, ни сама Ленка не успели пошевельнуть и пальцем. Только опомнясь, Юра схватил сестру за плечи и почти отшвырнул назад, приказав немедленно убираться домой, а сам побежал в туман, вдоль ледяной кромки за уносившей Волика льдиной. Через секунду он скрылся в парящих клубах, и надо было видеть, какое бледное, полное ужаса лицо стало у Ленки! Будто не Волик, а она сама прыгнула в бездну. И засияла, запрыгала, когда Юра с Воликом появились, наконец, на берегу, уже вне всякой опасности. Только тогда Ленка ускакала домой.

— Задал же мне страху твой Волик, — сказал брат, поднявшись на берег. — Еще пух на губе, а вон уже какой рыцарь! А что будет, когда усы вырастут?

При чем тут пух и усы, я, конечно, не понял, но вполне согласился с Юрой насчет рыцаря. А Волик пошел один с ведрами к проруби. Эх, если бы все могли видеть с берега, как он прыгнул!..