Через полчаса мы все уже сидели на крутом берегу Ангары у понтонного моста и весело обсуждали случившееся, представляя, какой переполох был сейчас в бойскаутской штаб-квартире. А Степка в моих глазах стал настоящим героем, как Дуглас Фербенкс, которого я смотрел в кино еще с папой.
— А почему взрыва не было? — спросил я Синицу,
— Тебе же говорят: не беляки мы, — все еще смеясь, ответил тот. — Это дымный пакет, а не бомба…
— Дымовой, — поправил Степка. — А теперь давайте утверждать план.
Он вынул из-за пазухи настоящую карту Иркутской губернии и, расстелив ее на земле, стал объяснять значение линий, кружков и точек.
Я много раз держал в руках подобные карты, когда вместе с Юрой искал какой-нибудь город или страну, и брат научил меня понимать значения не только черточек и кружочков, но и множества других знаков и расцветок. Но показывать свои знания перед Степкой не стал — Степка не хуже меня разбирался в карте — и я только удивлялся: откуда он все это узнал? Ведь у него нет такого старшего брата, как у меня, а Степкина мама совсем неграмотная, как баба Октя.
— Вот это — озеро Байкал, — объяснял Степка, обводя стебельком синее пятно на карте. — Его морем потому называют, что он большой. Дядя Егор говорит, что если ученые докажут, что Байкал под землей с океаном соединяется, тогда его морем назовут, ясно? В него триста рек впадают, а вытекает одна Ангара. Вот она.
Я почти все знал, о чем рассказывал пацанам Степка, и ждал, когда он где-нибудь ошибется, чтобы поправить, его. Но Степка не ошибался, а, наоборот, говорил даже о том, о чем я слышал впервые.
— Предлагаю план следования на Ольхон, — заявил вдруг Степка и показал на красную карандашную линию от Иркутска до Хогота, от Хогота до Сахюрты и через Малое море на остров Ольхон. — С дядей Васей доедем до Хогота, а с бурятами как-нибудь договоримся, они добрые. Вопросы есть?
— А когда поедем? — спросил я.
Но пацаны весело переглянулись между собой, а Степка дружески положил мне на плечо руку и сочувственно проговорил:
— Тебе нельзя, Коля. Ты нам только поможешь, ладно? А тебе нельзя, ты слабый…
От такой обиды я чуть не заревел.
— А Сашка не слабый, да? Пускай со мной поборется — кто кого! А, думаешь, ты сильный, да?!.
— Погоди, Коля. Ну чего ты шумишь? Я ведь не про силу сказал, а вообще… Мы привычные, мы и на земле выспимся, и на картошке проживем, а ты нежный…
— Интеллигент, да? Маменькин сынок, да?!
— Да нет, не маменькин. Ленин тоже интеллигентом был — так он выносливый. Он себя вынашивал, ясно? Чтобы в ссылках не умереть…
— И я вынашивал! Я же в сарму на лодке не побоялся? И еще вынашивать буду! И у меня брат комсомолец, и ранен был, а у вас… — И осекся: Степка насупился, уткнул глаза в землю и надолго замолчал.
— Мы тебя не возьмем, Коля. А если хочешь дружить…
— А если не возьмете!.. Если не возьмете!..
— Мамке нажалуешься? — насмешливо перебил силач-«обозник».
Но Степка оборвал его:
— Нельзя над человеком смеяться, ясно? Он, может, по-настоящему хочет, а ты надсмехаешься!..
— А мне и отец разрешил, вот! — подхватил я.
— Отец? А он-то откуда знает?
— Он письмо написал. Он маме, знаешь, что написал? Что он сам путешествовал, когда маленький был! И про меня написал, чтобы я был смелым и выносливым, вот! И чтобы драться не боялся! И путешествовать!.. — врал я напропалую. — А Юра тоже говорит, что пусть лучше буду сорванцом, чем неженкой! И что мне надо всегда с вами быть, а не с Валькой Панковичем! А вы меня не берете!.. Что, я, хуже других, да?
— Погоди, Коля, — остановил меня Степка. И, подумав, спросил «обозников»: — А что, если возьмем Колю? У него брат, правда ведь, ополченцем был. Раненый. А Колю я с понтонки еще знаю…
Я замер. Моя судьба перешла в руки каких-то «обозников» и незнакомых мне знаменских пацанов. Но почему же молчит Саша? И Степка: сказал бы, как командир, чтобы меня приняли в путешественники, — и никто бы не посмел отказать мне…
— Я — за! — поднял руку один из «обозников».
— И я, — нерешительно поддержал второй.
И еще несколько рук вскинулось кверху.
— А ты? — спросил Сашу Степка.
— Не знаю, — мрачно ответил тот.
— Тогда ты мне не друг, вот что! — вскипел я, в один миг возненавидев предателя.
— Не ори! — оборвал Степка. — Мы не торговки на базаре! Говори, Саша.
Саша пошмыгал носом и, не глядя на меня, глухо проговорил:
— Я бы не против, да вот мать его плакать будет. А так я что, я не против.
На мгновение я представил себе плачущую маму, как она, узнав о моем исчезновении, бегает по двору и зовет на помощь всех, чтобы помогли ей найти и вернуть меня, но отступать было уже поздно.
— Я же не насовсем, правда? Мы же вернемся, да?
— Конечно, вернемся! — улыбнулся Степка. И решительно заявил: — Большинство «за». Я тоже. Берем! — сказал он мне и даже пожал руку. — А теперь давайте обсуждать план. Едем на той неделе. Дядя Вася как раз вернется из Качуга… Поедут: я, Саша, Коля Синица, ты, Коля, и ты, Петро, — показал он на силача-«обозника». — Остальные будут продолжать… — Степка запнулся, притворно закашлялся, а я понял, что он опять что-то хочет скрыть от меня. А может быть, и не от меня? И не стал спрашивать. Но самым удивительным оказалось то, что все мы поедем на Ольхон не просто так, а к Степкиной тетке, тете Даше, и не просто в гости, а помогать рыбакам и заработать Саше на лодку. Вот это была неожиданность! Значит, Степка не забыл о моем желании помочь Сашиной семье! И даже о Юрином совете: заработать на лодку!..
На обратном пути я рассказал Степке о драке Волика с атаманом.
— Знаю, — сказал тот. — Только глупый он, один хочет. А нешто ему одному сладить? А с бойскаутами мы еще встретимся. Они нами командовать хотят, чтобы на слабых верхом ездить… Погоди, вернемся — еще не то будет.
Но что именно «не то будет» — Степка не объяснил, а я выспрашивать не решился.
И стал думать о другом. Маму, конечно, мне будет жалко. Но зато как обрадуется отец, когда узнает, что я такой же смелый, как он! И Юра тоже. А женщины — они всегда жалеют и плачут…