Небеса! Если в вас, в глубине синевы,
Еще жив старый Бог на престоле
И лишь мне он незрим, — то молитесь хоть вы
О моей окровавленной доле![18]
У меня больше нет ни молитвы в груди,
Ни в руках моих сил, ни надежд впереди…
О, доколе, доколе, доколе?
Ищешь горло, палач? На! Свой нож приготовь,
Режь, как пса, и не думай о страхе:
Кто и что я? Сам Бог разрешил мою кровь,
В целом мире я — будто на плахе.
Брызни, кровь моя, лей, заливая поля,
Чтоб осталась навеки, навеки земля,
Как палач, в этой красной рубахе…
Если есть Высший Суд — да свершится тотчас!
Если ж я в черных муках исчезну,
И тогда он придет, слишком поздно для нас, —
То да рухнет престол его в бездну,
Да сгниет ваше небо, кровавая грязь,
И убийцы под ним да живут, веселясь
И глумясь над Десницей возмездной…
И проклятье тому, кто поет нам про месть!
Мести нет, слишком страшны страданья:
Как за детскую кровь казнь отмерить и счесть?
Сатана б не нашел воздаянья…
Пусть сочится та кровь неотмщенная в ад,
И да роет во тьме, и да точит, как яд,
Разъедая столпы мирозданья…
1903
Перевод В. Жаботинского