В ПОЛЕ


Не птицею, вольно и гордо раскинувшей смелые крылья,

Не львом, раздробившим затворы в стремленьи к пустыням и

воле, —

Собакой, побитой собакой, стыдясь своего же бессилья,

Бежал я сегодня далеко в широкое чистое поле.


И полем иду я и внемлю беседе меж Богом и нивой,

И слышу под ласками ветра шуршанье высокого стебля,

И шорох ползущего гада, и лепет потока ленивый,

И то, что рокочут колосья, тяжелые космы колебля.


Уйду я глубоко и скроюсь, зароюсь в рокочущий колос,

Сольюсь и отдамся в истоме волненью могучего жита:

В далеком молчании леса учую загадочный голос,

И станет великая тайна и мне на мгновенье открыта,


И кинусь на влажную землю, прильну и приникну, рыдая,

И стану пытать я печально у лона праматери вечной:

Скажи мне, о мать и царица, скажи мне, родная, святая,

Зачем и меня не вскормила ты грудью живительно-млечной?..


Все тихо. На западе солнце склонилося к горному краю,

И стебли меня, как родного, как будто бы с ними же рос я,

Укутали нежною тенью, и в ней я неслышно ступаю —

И небо вверху надо мною, а справа и слева колосья.


И тучки по синему небу плывут-расплываются, тая,

И крадутся тени по ниве, исполнены медленной лени;

Но миг — и рассеется тучка, и нива блестит золотая,

И дремлет под ласками ветра, и грезит в игре светотени...


Вдруг повеяло вихрем, пронеслася прохлада,

Встрепенулись колосья, поклонились глубоко

И, шумя побежали, словно робкое стадо,

Побежали далеко-далеко.


Побежали в долину, прокатились как волны,

Рокоча докатились до зеленого бора,

И разлился невнятно, светлой радости полный,

Бодрый шум золотого простора.


Что бежите, колосья, и куда, золотые?

Саранчей что шумите в беззаботном разгуле?

Отчего засверкали ваши брови густые,

Мотыльков легкокрылых спугнули?


Не вдогонку ль несетесь пробегающей тени,

В синий край, где раздолье, ширь и вольная воля?

Или мчитесь в отчизну сонных грез и видений,

О, колосья широкого поля?


Но вихрь улетел, и колосья забыли минуту испуга,

И замер взволнованный ропот тревожно-веселого гула,

Но в сердце моем зашумела другая жестокая вьюга,

Уснувшую боль разбудила, угасшее пламя раздула.


Как нищий стою перед нивой, могучей, веселой, богатой,

И мучусь своей нищетою, и сердце так шепчет упорно:

Не я вас, колосья, взлелеял, не я в вашем поле оратай,

Не я эти зерна посеял, не мне и собрать ваши зерна.


Жемчужными каплями пота не я поливал эту ниву,

Не я призывал на побеги дожди с благодатного неба,

Не я приходил улыбаться их росту, подъему, наливу,

И песня моя не раздастся в день жатвы обильного хлеба...


И все ж я люблю тебя, нива, и в сердце, тобою согретом,

Мне вспомнились пахари-братья на нивах моей Палестины.

Быть может, вот в это мгновенье они отвечают приветом

На мой молчаливый, но страстный привет из далекой чужбины.


1894

Перевод В. Жаботинского


Загрузка...