Суженая мага огня

27 В святилище

Сердце ушло в пятки. Святилище в руинах?! Моя Идда, Грета с детьми, Альба! Они могут быть ранены, им требуется помощь! Я должна быть там!

Бросив напоследок взгляд на улицу, ведущую к дому Хакона, я побежала через площадь к родному святилищу. Оставлять Генри было так тяжело, но я знала, что с ним много верных людей, а с детьми Греты — никого.

Святилище стояло на окраине города, и ещё издали я увидела чёрный дым пожара. Огонь ещё не потушили, и языки пламени поднимались из-за каменной стены.

— Там дракон! Он — там! — услышала я возгласы из толпы.

Городская стена была частично снесена, словно от удара чего-то большого и мощного. Значит, вот где рухнул дракон! Вокруг ходили воины: я увидела несколько рыцарей из числа людей Генри.

Но дракон меня сейчас не волновал. Нужно было найти Идду.

Входя в перекосившиеся ворота святилища, искала глазами дом травницы и столкнулась с идущими навстречу с монахинями.

— Извините, — прошептала и подняла взгляд.

Дом горел, и на сердце у меня стало совсем черно. Вместе с домом полыхало и главное здание с молельным залом и библиотекой. Несколько стражей вместе с горожанами пытались потушить пожар и спасти хоть какие-то ценности.

Светлая Альба и ещё несколько старых монахинь стояли посреди двора с бледными и искажёнными болью лицами.

— Триса, помоги! — раздался голос.

Я обернулась и увидела Грету, машущую с крыльца монашеских келий.

Я побежала навстречу.

— Как дети? Идда?

— Живы. Все тут! Очень много раненых, если ты цела, помоги!

До вечера мы занимались ранеными. В святилище один за другим приходили люди, потерявшие кров. Монахини размещали их в кельях. Стало очень тесно и шумно, и у меня очень болела голова, пока я переходила от одного больного к другому. Дети у меня на руках переставали плакать, а терпящие сильную боль от ожогов говорили, что моё прикосновение облегчало их боль.

Я чувствовала истечение маны из меня. Она текла, словно кровь, от боли за Генри. Текла, согревала и исцеляла людей, находившихся рядом.

Что ж, мне было не жалко, и я заботилась и утешала каждого, кто нуждался. Сердце болело и не унималось ни на минуту: я ни на минуту не переставала думать о Генри. Как он там? Жив ли? Очень хотела пойти к нему, но пока всё ещё не могла. И только сдавливала подходившие слёзы.

Только когда наступила ночь, и люди, нашедшие укрытие в святилище, притихли, я смогла освободиться и вышла во двор, чтобы отправиться к Генри.

В морозном воздухе стоял тугой запах гари и дыма. Не веяло больше в нём северной свежестью и чистотой. Небо плотно затянули тучи. Скрылись звёзды и тени далёких горных вершин. Висела только плотная, холодная, серая мгла.

— Не спится тебе? — прошептал сдавленный старческий голос.

На скамье у входа сидела Альба. По тону я поняла, что она плакала, разглядывая в темноте тлеющие руины главного дома.

— Как ты, настоятельница? — прошептала я, присев с ней рядом и взяв за руку.

Ледяная.

— Сколько разрухи, — запричитала Альба. — Сколько горя… Не пощадила нас Пресветлая, не уберёг Арнос!

— Рыцари и паладины нас защитят… — попыталась утешить я.

— Сэр Рэндеваль убил чудовище, — вздохнула Альба. — Что было бы с городом, если бы рыцари не пришли, не представляю!

— Рэндеваль убил?

— Да, ещё в обед. И тушу чудища уже перевезли в конюшни, выставили охрану. Продадут задорого. Вроде рыцари, но ушлые…

Я расстроилась, что Рэндеваль присвоил лавры победы над драконом. Генри и я смертельно ранили чудовище, а он лишь добил…

— Триса, я слышала, ты помогла людям, говорят в тебе целительный дар.

— Я… не знаю. Они больные и уставшие, любое облегчение могут принять за магию, — попыталась отвертеться я.

— Триса, я ведь не просто так настоятельница, во мне есть отголоски дара, и я чувствую его в тебе. Чувствовала, с момента, как ты появилась у нас. Сперва ты не могла ни ходить, ни говорить, но потом окрепла. И теперь в тебе окрепла твоя магия. Ты светлая женщина и должна служить во благо людям. Надень платье и платок, выглядишь неподобающе!

— Ты возвращаешь меня в послушницы?

— А что ещё с тобой делать?

— Спасибо, Светлая! Но мне сейчас надо идти, я вернусь…

Я отпустила Альбу и попыталась встать, но ноги не удержали, и я снова опустилась на скамью.

— И куда ты в ночь собралась?

— Хочу узнать, как паладин. Он был ранен.

— На другой конец города, одна, ночью?! По разрухе?! Ты еле стоишь, Триса. На что тебе сдался паладин?

— Хочу знать, жив ли…

— Жив. Я только что говорила со стражником, расспросила о новостях. Он сказал, что Даренфорсом заняты лучшие лекари. Не пускают никого, оперируют. Так что, Триса, ты ничего там не сделаешь. Оставь до утра, иди помолись и ложись спать.

Усталость всего пережитого глыбой обрушилась на плечи. На другой конец города я, видно и правда, уже не дойду. Сил совсем не осталось. Я была голодна: не ела ничего весь день. Тело ныло и ломило от изнурения. Перед глазами стелился туман.

Пресветлая, прошу, дай Генри выбраться из лап смерти! Арнос, великий бог Света, дай Генри сил!

Ветер ударил в лицо и принёс слабое биение, отголосок силы, запечатанной в хранилище Генри. Я почувствовала — он жив.

Тяжко вздохнула, и вместе с Альбой мы вернулись в кельи. Настоятельница ушла в комнату к монахиням, а меня подхватила Идда, посадила в уголок на скамью и протянула миску жидкой каши.

Дети Греты уже спали по двое на узких скамьях. На столе горела лампа, при свете которой подруги ужинали.

— Ну, что трахнул он тебя? — прыснул Грета. — Признавайся, сколько заплатил?