Решительным шагом папа приблизился, взял мои пальцы одетой в белую перчатку рукой и прижал к груди.
— Всё. Успокойся, — утешительно погладил по плечу и накинул на лицо полупрозрачную накидку. — Если Генрих обидит тебя, разрешаю пожаловаться. Но завтра утром. А сейчас — прими свою судьбу, Беатрис!
Мы вышли в торжественно украшенный зал. Лепестки усыпали мраморный пол, и запах погубленных цветов сделался ещё более печальным и невыносимым. Отец прижимал мою руку к своему боку и уверенно вёл меня вперёд. И если бы не его рука, я бы непременно рухнула со страха и растеклась по полу.
Мы приближались к Генриху, одетому в белый камзол с золотыми лентами, и сердце моё выпрыгивало из груди от страха.
Бах. Ба-бах. Ба-бах.
Оказавшись совсем близко, впервые так близко к Генриху, я почувствовала едва уловимый аромат вербены. Дикой, свежей, волнующей. По коже прокатились мурашки и волна тепла. Близкого, родного.
Страх исчез.
Через накидку я старалась разглядеть его лицо, глаза, губы человека, который станет для меня всем. Я уже это чувствовала.
Магистр произнёс все нужные слова, но я их не слушала, сосредоточившись на неясных, но очень приятных ощущениях. Меня будто ласкали невидимым прикосновением. Всю меня. Нежно и бережно.
— Теперь вы муж и жена, можешь поцеловать супругу, герцог, — закончил магистр. Последняя фраза вырвала меня из дурмана, напущенного ароматом вербены.
Генрих повернулся и убрал с моего лица накидку. Мы поглядели друг на друга.
Упрямый, чистовыбритый подбородок с ямочкой, под которым небрежно топорщился ворот сорочки. Очевидно, герцог старался понравиться невесте, быть опрятным, но у вояки это не особо вышло. Захотелось прикоснуться и заправить выступающий край ворота под камзол, ощутить под пальцами эти широченные мускулы на груди.
Не такой уж он и страшный вблизи. Возможно, даже симпатичный. И совершенно точно мужественный. Мой муж.
Муж?! И может со мной теперь всё, что угодно сотворить!
От откровенных мыслей и страха лишиться дара кончики пальцев предупредительно закололо, и тупая боль завихрилась в животе.
Магистр Ристус говорил, что, возможно, это отголоски магии огня, наследие отца, ведь он паладин. И что с рождением детей пройдёт.
Всё пройдет…
Генрих не дождался от меня ни намёка на благосклонность, наклонился и прижался к губам. Горячие и влажные, приятные… Какой он приятный на вкус… какой стыд… За вторжение в мой рот, я буду жаловаться папе!
Паладин отдалил лицо и поглядел мне в глаза, счастливо улыбнувшись.
— Поздравляю, леди Беатрис, моя герцогиня, — пророкотал он и поцеловал руку.
Я засмотрелась в его лучистые глаза и поняла, что пропала.
— Поздравляю, герцог! — отец пожал руку моему мужу. — Береги жену. Лучшие покои для вас уже готовы.
— Благодарю, мой Лорд! Буду беречь, — поклонился Генрих. — Но позвольте, я желаю увезти жену в Ревош. Сегодня же.
Мои глаза округлились. Ревош? Старый маленький замок Даренфорсов. И почему я думала, что мы будем жить здесь, в столице?! Рядом с папой и мамой! Что мне делать одной в Ревоше, когда паладин уйдёт в поход?!
— Что ж, я не могу повелеть тебе, где приходовать жену. Твоё право, Генрих. У тебя есть месяц домашней жизни, сделай наследника. А затем орден вновь призовёт тебя. Война, мой паладин!
Голос отца был строг и печален.
Генрих низко поклонился королю и повёл меня из Собора. На улице уже ждала повозка Даренфорсов. Муж помог забраться на сиденье и сам сел рядом. Неприлично близко.
Или прилично? Ведь я теперь принадлежу ему…
Я отодвинулась и отвернулась к окну. Меня лихорадило от страха грядущей жизни. От того, что придётся лишиться силы, когда я только-только сумела научиться ей управлять. С моей наставницей, целительницей Эстель, мы ездили в лагерь раненых и спасли десятки, сотни жизней! Люди благодарили меня… Голова шла кругом, всё случилось так быстро — я уже замужем!
Повозка затряслась при движении, и от удара на очередной кочке меня подкинуло в руки мужу.
Генрих положил мне на плечо тяжёлую руку, надёжно заперев в объятии. Находиться в руках мужчины, от которого так умопомрачительно пахло моей любимой вербеной, было приятно, но слишком страшно.
— Беатрис, не бойся, — хрипло сказал он. — Я не причиню тебе боли.
— Так уж и не причинишь! — ощетинилась я, прожигая его испытующим взглядом.
— Я постараюсь.
Генрих находился так близко, и я поглядела на его рот, тот которым он меня целовал. Тот, на который я хотела пожаловаться папе.
— Уж постарайся! — с вызовом сказала я, не сводя взгляда с мужественно очерченного рта.
Генри улыбнулся и бережно прикоснулся к моим губам. Я позволила себя поцеловать. Вихри пламени в животе закрутились тугими спиралями, меня пронзили доселе неиспытанные чувства.
Умопомрачительного желания. Безумной страсти! Переполняющей. Обжигающей, подобно открытому пламени.
Это мой мужчина!
Я ухватила паладина за плечи и без робости притянула к себе. Не знаю, кто создал этого мужчину, но он создал его явно для меня!
Прервав поцелуй, чтобы отдышаться, мы вновь поглядели друг на друга.
— Постараюсь быть нежным… — прошептал Генри.
Мне уже было всё равно, будет ли он нежным! Или будет грубым! Я хотела лишь, чтобы был моим.
Мы занялись любовью прямо в повозке. Но перед тем самым я остановила его и сказала:
— Буду твоя, если позволишь мне три года не беременеть. Я хочу укрепить дар и помочь людям. Идёт война, и я не могу сидеть в замке, нянча младенцев! Не могу лишиться такого дара, который не каждому дан! Целительница Эстель говорит, девочки с таким сильным даром не рождались двести лет!
Генри поглядел на баночку в моих руках, которую перед свадьбой преподнесла мне Эстель в качестве подарка. Потёр подбородок с ямочкой, подумал немного и согласно кивнул.
***
— Ну, что отдохнула, принцесса? — произнёс Расс. — Вроде порозовела. Едем?