— Генриетта! — раздался звучный голос мужа.
Я разлепила один глаз: солнце только-только начинало заглядывать в комнату. Вытянула шею взглянуть на сладкое сопение маленького Фредрика в колыбели — и закрыла глаз обратно.
— Генриетта, где ты? — продолжал Генри из гостиной, смежной с нашей спальней. — Я всё равно найду! Тебя ждёт урок магии!
— Милый, пожалуйста, потише… — простонала я, накрывая голову подушкой.
Но бедной матери так и не дали урвать ещё пару минут сна. В спальню с воплями из прилегающей детской ворвались Роланд и Парсиваль, ударяя друг друга маленькими деревянными мечами, которые сделал для них Генри. Он также сделал для них щиты, шлемы и нагрудные пластины, и мальчики с утра до вечера сражались. И хорошо, когда оба на стороне Света против сил тьмы! Но иногда они объявляли турнир и громко барабанили друг о друга, как сейчас, например.
— Роланд, детка, ты отдавил маме ногу… — пискнула я, когда четырёхлетний карапуз в деревянных латах прыгнул на постель, защищаясь от пятилетнего брата.
— Я спасу тебя, моя леди! — воскликнул Парсиваль и отдавил мне вторую ногу.
Оба моих глаза распахнулись от неожиданности, и в этот момент заплакал Фредрик.
Пресветлая, мои утра просто прекрасны! Но если ты пошлёшь мне ещё хотя бы один часок сна, я буду самой счастливой женщиной на земле.
— Сейчас-сейчас, мой хороший! — запела я.
Пришлось выбираться из-под тёплого одеяла и брать малыша на ручки. Полугодовалый сынок широко улыбнулся, показав свой первый зубок, и весело загукал, увидев братьев.
Роланд и Парсиваль сняли шлемы и поластились ко мне — рыжеволосые курчавые красавцы, будущие паладины — обняла всех троих и расцеловала. Дети — наша с мужем мечта. Наше великое счастье.
Ох, Генри, скоро ты станешь ещё счастливее… Догадываюсь, что снова беременна, но поделиться с тобой радостью вчера не решилась. А то, зная тебя, следующие месяцев десять-одиннадцать наш секс будет медленным и осторожным и только на мягком матрасе. А я так люблю, когда ты не сдерживаешь себя ни в чём!
Вот, например, месяц назад у папы в замке, на свадьбе Сэмуэля и Либретты, когда ты прижал меня на балкончике верхних лоджий. Врывался в меня страстно и безудержно, а я махала ручкой проходящим внизу леди отчего то очень довольная. А в королевском саду, в гроте за водопадом! А на конюшне по пути в дальние имения во время выезда с целителями! Ох, милый, подожду ещё недельку, прежде, чем объявить…
— Генриетта! — снова прогрохотал Генри за стеной. — Осталось лишь одно место, где я тебя ещё не искал — это мои доспехи паладина! Если ты в них — то выбирайся немедленно!
— Хорошо-хорошо, папочка! Тут я, тут! — прозвенел весёлый голосок.
Раздался грохот железа. По-видимому, Генриетта опрокинула латы, пока выбиралась. Представляю, какие у Генри сделались глаза! Ха-ха — он никому не позволял прикасаться к доспехам, в которых побеждал Тёмного Лорда, они стояли в центре гостиной, и он даже сам протирал с них пыль.
Но Генриетте он прощал любую шалость. Она была его маленькая принцесса, которую он с момента, как впервые взял на руки, просто боготворил. Очень переживал, что сложное начало беременности отразится на здоровье. Но прошло уже семь лет, и ничего плохого мы не замечали.
— Я уже устала ждать, папочка, когда ты меня отыщешь! Папа-папа, а знаешь что… я тут поняла, что очень хочу стать паладином!
Ой, не-ет, этого только не хватало! Нужно срочно идти защищать Генриха и будущее нашей дочери. Ведь он сейчас ей пообещает — отказать не мог Генриетте никогда! Будь то пирожное или меч подержать. Он, конечно, контролировал, когда давал потрогать оружие, но никогда не отказывал. Никогда! Вот и сейчас не откажет! И что тогда будем делать?!
— Генриетта?! — ворвалась я в гостиную с Фредриком на руках.
Генри сидел на полу посреди раскиданных лат и бережно держал дочь на руках. Тёмные курчавые пряди змейками спускались у малышки по плечам — в отличии от мальчиков, Генриетта внешностью пошла в отца. Довольный папа вместе с дочкой прикрепляли отлетевшую от нагрудника защёлку для наплечника.
— Генриетта, что значит “хочу стать паладином”?! — упёрла я одну руку в бок, второй покрепче прижала Фредрика. — Пусть папочка покажет тебе свои шрамы, и ты ещё раз подумаешь, хочешь ли ты такие же, ага?
— Шрамы, ой, не-ет, — сморщила прекрасное личико наша девочка. — Пожалуй, шрамы не хочу! Доброе утро, мамочка!
— Беатрис, милая, ты проснулась? — брови Генри удивлённо взмыли вверх.
У меня из-за спины с криками вырвались два деревянных рыцаря и устроили сражение за то, кто первый захватит шлем отца, лежащий на ковре.
Я пожала плечами.
— Роланд, Парсиваль! — окликнул мальчишек Генри. — Зачем вы разбудили маму? И где ваше пожелание здравия отцу?!
— Не жури их, Генри! — улыбнулась я. — Доброе утро! Самое доброе из всех!
Я улыбнулась мужу и детям, Фредрик весело загукал, протягивая ручки к отцовским латам по примеру братьев.
В двери постучалась леди Элизабет.
— Слышу, слышу вы проснулись! Идёмте завтракать!
— Доброе утро, мама! — поднялся Генрих. — Возьмите детей, мы с Беатрис сейчас спустимся.
Я передала Фредрика на руки бабушке, рыцари и принцесса застучали каблучками по лестице. Мы остались в гостиной одни.
Генри приблизился, обнял, сдвинул прядку у шеи, шумно вобрал воздух.
— Такая сонная… тёплая, сладкая, родная… — прошептал он низким хриплым голосом, дурманя разум ароматом дикой вербены.
По коже побежали волнующие мурашки. Я вжалась в грудь любимого, ощущая, как бьётся его сердце. Большое, горячее, любящее. С каждым его ударом мана из хранилища паладина выплёскивалась через край и проливалась на меня. Генри ласкал и подпитывал меня своей силой каждый день.
За семь лет, что прошли после победы над силами тьмы, мой паладин сделался ещё сильнее, ещё шире и крепче, и считался самым сильным магом за всю историю Ниртании.
Но мне он всегда признавался, что без меня был бы обычным паладином. Таким сильным его делает моя любовь.
Моё хранилище, как и описывалось в манускриптах, после родов перестало удерживать ману. Она утекала из меня, растворяясь в пространстве, укрепляя силу и здоровье детей и всех, кто жил со мной рядом, но Генри удавалось наполнять меня своей силой каждый день. И не только в постели, хотя да, так выходило быстрее, но ему достаточно было просто взять меня за руку и соединить невидимыми нитями, по которым его мана перетекала в меня.
Потому моя магия целительства осталась жива. И я всегда буду благодарить за это Пресветлую и Генри.
Раз в месяц я делала объезд дальних имений, помогая больным людям, которые сами приехать ко мне не могли. А в Ревоше мы открыли школу для одарённых девушек, которых я обучала целительству.
Генри коснулся моих губ, любовно, бережно, ласково. С трепетной нежностью погладил по лицу. И я подумала, что медленный и осторожный секс — это совершенно то, чего я хочу ближайшие месяцев десять…
— Ты снова станешь папочкой, Генри, — поглядела ему в глаза, которые от моих слов засеребрились искорками тепла и умиления.
— Трис, как же я люблю тебя!
Он поднял меня на ручки и прижал к себе.
— Думаешь, мама не рассердится, если мы немного опоздаем к завтраку? — запустила пальцы в тугие локоны мужа и игриво погладила по шее.
— Она у нас понятливая и просит ещё внуков…
Генри закрыл дверь в спальню, и мы приступили иступлённо опаздывать на завтрак, а возможно, и на обед.
Конец.