Тамбера

Исцеление

Хотя Имбата и согласился вернуть семье Маруко мускатник, но сделал он это с нелегким сердцем. Он давно привык считать мускатник своим. Сколько трудов было в него вложено, сколько пролито поту! Имбата надеялся, что Маруко когда-нибудь и вовсе откажется от этой земли за некоторое вознаграждение. Поэтому требование вернуть мускатник застало его врасплох. С тех пор как Маруко с сыном побывали у него, Имбату не покидало беспокойство. Он начинал бояться Кависты, видя в нем возможного соперника.

Возвратившись с острова Кай, Маруко не мешкая обменял у Хайтена полученные от Веллингтона реалы на дуиты и отправился вместе с Кавистой к старосте кампунга. Имбата встретил посетителей, едва скрывая досаду. Куда девалось его всегдашнее красноречие! Кучка денег, выложенных на стол, особенно раздражала Имбату. Но он старался сделать вид, что утрата мускатника его не волнует и что он без сожаления возвращает землю ее прежнему владельцу. Кависта вел себя вызывающе, он или презрительно молчал, или бросал резко два-три слова.

Имбате очень хотелось ответить ему тем же, но он сдержался: старосте кампунга не пристало ронять свое достоинство, да еще перед таким мальчишкой.

Гапипо и Ламбару, которые были здесь как свидетели, попытались было вступиться за старосту. Они стали говорить, что Имбата еще не собрал с выкупаемого участка, над которым он столько трудился, весь урожай и поэтому они считают, что условия сделки несправедливы. Но Имбата великодушно отказался от всяких притязаний на урожай.

— Ничего, друзья, пусть они берут этот мускатник со всем, что на нем есть, — сказал он, обращаясь к своим защитникам. — Ведь у меня остается не так уж мало, в четыре раза больше, чем я теряю.

Но когда переговоры окончились и Маруко с Кавистой ушли, от напускного добродушия Имбаты не осталось и следа.

— Удивительное дело! Откуда у них завелись деньги? Не иначе, как кто-то стоит за их спиной, — сказал он со злобой.

Гапипо и Ламбару тоже вся эта история показалась подозрительной, и они посоветовали Имбате разузнать, где Кависта и его отец раздобыли столько денег. Имбата тотчас же решил этим заняться. Простившись с друзьями, он отправился к Хайтену, оставшемуся вместо ван Спойлта.

— Господин Хайтен, — начал он без обиняков, — как староста кампунга я хочу, чтобы вы мне объяснили, каким образом в руки некоторых наших жителей попадают большие суммы денег. Я сам, к примеру, видел очень много денег у Маруко. Откуда он их взял, мне неизвестно. Может быть, вы это знаете, господин Хайтен?

Имбата не ожидал, что Хайтен так сразу ему все и объяснит. Он знал, что тот, прежде чем что-нибудь сказать, долго взвешивает и обдумывает каждое слово. Однако на этот раз голландец, бросив на старосту удивленный взгляд, заговорил без обычного промедления:

— А я думал, ты это знаешь лучше меня!

— Я? — в свою очередь удивился Имбата.

— Кому же, как не старосте, знать, откуда Маруко достает испанские деньги? Он их мне приносит, а я обмениваю ему на голландские. Мне самому интересно, откуда он их берет. Я даже хотел спросить тебя об этом.

— У Маруко — испанские деньги?

— Да.

— И он меняет их у вас на дуиты?

— Да, я же сказал.

— Значит, испанские деньги тоже у нас имеют силу?

— Нет, Имбата, нет. Ты должен все это хорошенько понять. У вас должны быть в ходу только голландские деньги. Но мы принимаем на обмен и испанские. Чтобы можно было потом покупать на них в Испании то, что нам нужно. Но все-таки где мог Маруко раздобыть испанские реалы?

— Это и я хотел бы знать, господин Хайтен. Но кое-что вы мне уже сказали. Остальное я постараюсь выяснить сам.

А про себя Имбата добавил: «Никакого сомнения: воду мутит Веллингтон!»

Больше ему нечего было делать у Хайтена, он поблагодарил голландца и ушел, охваченный непреодолимым желанием узнать, с чего это вдруг Веллингтон решил облагодетельствовать Маруко.

И с той поры Имбата потерял покой. Он никак не мог понять, что связывает Маруко с Веллингтоном. Теперь ему все труднее было вести себя спокойно и сдержанно, как раньше. Один вид Кависты вызывал в нем ярость: этот выскочка накупил довольно много тканей, бойко торговал ими, не хуже Гапипо. И, судя по всему, день ото дня богател.

Но еще больше раздражал Имбату его собственный сын. В то время как у него, Имбаты, появился соперник, молодой, удачливый, полный рвения, в то время как новый способ обмена втягивал в свой круговорот все население кампунга, Тамбера по-прежнему взирал на происходящее отрешенно, с полным равнодушием. Другие подростки ежедневно появлялись на базаре, приносили с собой что-нибудь на продажу; получив деньги за рыбу или бананы, они тут же покупали что-нибудь. И шли счастливые домой. Один Тамбера приходил на базар как безучастный зритель.

Казалось, его вовсе не коснулись перемены, происшедшие в жизни родного кампунга. Он словно не видел, что одни теперь плавают на далекие острова за редкими плодами, другие целый день плетут циновки, сандалии, вытачивают драконов, рыб. Продают все это голландцам и на вырученные деньги обзаводятся тем, что теперь им кажется необходимым. И первым среди всех был Кависта. А Тамбера будто и не замечал, что взошла наконец-то звезда его соперника, что тот стал приобретать вес и влияние в кампунге.

В один из базарных дней, когда люди уже начали расходиться по домам, Тамбера, по обыкновению безучастно наблюдавший за шумной толчеей, долго провожал взглядом Кависту, который удалялся в окружении нескольких приятелей. «Вот уже у него пятеро дружков, — подумал Тамбера. — Конечно, Кависта пригласит их к себе. Они будут пить и есть, болтать и веселиться, говорить Кависте всякие приятные слова: как у него много денег, какой он умный, какая у него красивая новая одежда. А может быть, кто-то скажет, что теперь ему самое время жениться… на Кларе…»

Тамбере стало жаль себя. Никто не знает, что творится у него на сердце, какая буря кипит в его душе. Ни о чем люди не догадываются, зато он все видит, все понимает, — как изменилась жизнь, как изменились лонторцы. А они, глупцы, считают, что он, Тамбера, не изменился. Сокрушенно вздыхая и жалея его, они, конечно, поддакивают отцу, который вечно ругает сына за пустое фантазерство. В самом деле, посмотрите на него! Вот он бродит, волоча ноги и понурив голову, одинокий, молчаливый. Базар кончился, и он не знает, куда себя деть. С тех пор как голландский корабль увез ван Спойлта с племянницей, уныние не покидало его.

Правда, если внимательней понаблюдать за Тамберой, то можно было видеть, что царившее на берегу оживление порой захватывало и его: то в его глазах вдруг сверкнет любопытство, то ноги сами понесут в толчею. Но вот базар опустел, все разошлись по домам, и лицо Тамберы опять стало мрачным и печальным. Его истосковавшаяся душа искала забвения, и он находил его в пестром, многоголосом, суетящемся сборище на берегу. Когда же базар кончался, он снова не знал, куда себя деть, что ему делать.

Тамбера шел по берегу моря. И в шуме волн ему еще слышался базарный гомон: крики, зазыванья, смех, споры. Он шел все дальше и дальше от кампунга и походил сейчас на странника, которого неодолимо влечет неизведанное. Одна увлекательная картина осталась позади — а он уже ищет другую.

Вдруг Тамбера остановился как вкопанный: в двух шагах от него, за большим обломком скалы, торчавшим на берегу моря, раздался звонкий девичий смех. Смеялась Ривоти. Тамбера узнал ее. Это защищенное скалой от нескромного взгляда местечко было известным приютом влюбленных. Сколько оно хранило сердечных тайн! И Тамбера сразу решил, что Ривоти не одна. «Хорошо, если она там с девчонками, — подумал он. — Если же с ней ее дружок, надо поскорее уносить ноги».

Помешкав немного, Тамбера двинулся дальше. Он не повернул головы, когда проходил мимо. И только отойдя уже довольно далеко, на мгновение обернулся — отсюда вся внутренняя сторона этого укромного местечка была видна как на ладони: рядом с Ривоти, как он и предполагал, сидел мужчина. Тамбера почувствовал себя неловко. Он весь как-то съежился, напрягся, ускорил было шаг, ощущая на спине взгляд двух пар глаз, и вдруг услыхал:

— Куда идешь, сынок?

Тамбера вздрогнул от неожиданности, но тут же вздохнул с облегчением: голос принадлежал Маруко. Тамбера повернул обратно к скале. Подойдя ближе, он проговорил:

— Это вы, дядя Маруко! А я думал…

Маруко был догадливый человек, он понял, что хочет сказать Тамбера, и, не дав тому кончить, проговорил:

— Мы тут с Ривоти отдыхаем в холодке, сынок. И я ей рассказываю о своих семейных делах.

— У вас что-нибудь произошло? — спросил с беспокойством Тамбера.

— А как же. Садись послушай, и тебе интересно будет.

Тамбера присел на камень.

— Ты разве не слыхал, сынок, что Кависта собирается жениться? — спросил его Маруко.

— Нет, не слыхал, — волнуясь, пробормотал Тамбера.

— Ну как же, послезавтра свадьба.

— А на ком он женится? — едва слышно произнес он.

— На Супани, конечно, на ком же еще! — ответила вместо Маруко Ривоти. — Теперь за тобой черед!

Ничего не ответив, Тамбера вскочил, вздохнул всей грудью, будто сбросил с себя непосильную ношу, и быстро зашагал прочь.

Он уже не брел куда глаза глядят. Он шел обратно домой, насвистывая веселую песенку. На пороге его встретила Вубани, кончавшая подметать пол.

— Смотрите-ка, еще утро, а он уже вернулся, — удивилась она. — Что это с тобой сегодня?

Ничего ей не сказав, он не сел, а плюхнулся на топчан. Тамбера понимал, что мать шутит. И лицо его расплылось в улыбке.

— Чему ты так радуешься? — спросила Вубани.

— Скоро у нас в кампунге свадьба, ма.

— Кто же это женится?

— Кависта.

— A-а, ну что ж, ему теперь можно семью заводить, богатый стал. А ты-то с чего развеселился? Тоже невесту подсмотрел?

Тамбера тотчас переменил разговор:

— А поесть нечего, ма?

— Еще не готово.

— Отец в саду?

— Да.

— Пойду и я в сад, помогу ему.

В один миг он буквально кубарем скатился по лестнице во двор. Мать не знала, что и подумать. Она глядела ему вслед, шепча про себя:

— Неужели исцелился? Вот было бы счастье-то…

Если только и впрямь ее Тамбера исцелился, если произошло наконец то, о чем она, Вубани, мечтала дни и ночи, как легко тогда будет ее материнскому сердцу! Вот сейчас здесь перед ной был ее прежний Тамбера. Но можно ли верить, что враг-искуситель совсем потерял над ним власть?

Однако и на другое утро Тамбера пошел с отцом в сад. Правда, Имбата был не особенно обрадован неожиданным рвением сына, так как пользы от Тамберы в саду оказалось мало, но мать вздохнула свободно, надежда её укрепилась.

А еще через день, хотя Тамбера и не пошел работать в сад вместе с отцом, Вубани уже не сомневалась, что от тяжкого недуга ее сына не осталось и следа. В тот день, как только начало смеркаться, к Тамбере зашли три его приятеля, чтобы вечером всем вместе идти на свадьбу. Вубани было приятно смотреть на их веселую компанию, и ей невольно подумалось: «Как счастлива мать, когда ее сын доволен, весел и в окружении друзей».

Когда совсем стемнело, все четверо отправились к дому Кависты. В ночном небе светился узкий серп месяца и мерцали крупные звезды. Они запутывались в густых, шелестящих кронах деревьев и тысячами искр рассыпались по темной, гладкой поверхности моря. Вечернюю тишину разрывала глухая дробь барабана, который звал всех принять участие в праздничном танце.

Четверо юношей ускорили шаг. Настроение у них было отличное: приятно было вдыхать ночную прохладу, болтать и перебрасываться на ходу шутками. Но у дома Кависты их ожидало разочарование. Хотя, по-видимому, здесь готовились к большому празднеству, народу собралось так мало, что ничего интересного не предвиделось.

— Правильно мой брат говорил, что незачем сюда идти, — сказал один из ребят.

— Кависта еще не всех задобрил своими угощениями, — добавил другой.

— Пойдем отсюда, — предложил Тамбера. — Узнали, что он и в самом деле сегодня женится. Чего тут еще делать?

— Верно, — поддержал его первый, — пошли лучше на берег, там хоть с девчонками наперегонки побегаем.

И шумная, веселая компания отправилась обратно. А звезды по-прежнему мерцали сквозь густые кроны. Вот и берег моря. Тихо, пустынно кругом. Лишь всплески волн да стрекот неутомимых цикад уютно наполняли тишину.

— Никого нет, — подосадовал тот, кто предложил пойти сюда.

— Наверно, разбежались по домам, — сказал другой.

— Нет, они… — начал было Тамбера, но тут же умолк: что-то мягко упало ему на голову. Вздрогнув от неожиданности, он снял с головы цветок.

И в тот же миг рассыпался поблизости смех Ривоти и ее подружек, спрятавшихся за выступом скалы.

— Вот они где! Сейчас поймаем!

И ребята бросились к скале. Только Тамбера не последовал за всеми. Опять он остался наедине с собой. Но теперь это не угнетало его. Он был счастлив. Звезды светили в эту ночь только для него, ликовали вместе с ним, ласково ему улыбались. Ему, а не Кависте.