Тамбера

Договор вступает в силу

Имбата очень обрадовался приходу нежданного гостя. Он усадил ван Спойлта на циновку, засуетился, велел жене скорей подавать еду, которую она как раз в это время готовила.

— Милости просим, господин. Чем богаты, тем и рады, — говорил он, угощая ван Спойлта. — Если бы мы знали, что вы придете, мы бы уж приготовили для вас что-нибудь повкуснее.

Ван Спойлт с плохо скрываемой брезгливостью разглядывал поставленную перед ним еду: казалось, он боялся к ней притронуться. Однако, поразмыслив, он решил, что отказываться неудобно. Имбата как-никак староста, с ним необходимо наладить дружеские отношения. Придется, видно, отведать местной пищи…

— Я пришел, Имбата, — начал он разговор, немилосердно коверкая слова, — чтобы обсудить с тобой одно важное дело. Но сперва я хочу поблагодарить тебя и всех твоих людей за дом, который вы нам соорудили.

— Ну, об этом не стоит говорить, — великодушно махнул рукой хозяин. — Это дело не хитрое. Я вот боюсь, может, что в доме не так, и господин недоволен нашей работой.

— Доволен, Имбата, доволен. Правда, мы тут думали, хорошо бы построить такой дом, какие строят в нашей стране. И, кроме этого, нужны еще помещения, где будут храниться мускатные орехи и многое другое. Вот об этом я и хотел с тобой поговорить.

— Построить-то можно, да только не из чего, — подумав, сказал Имбата.

— Как это не из чего? Я смотрел: у вас тут есть все необходимое. А у меня есть мастера. Но для склада и нового дома нужен участок, не очень большой, примерно в сотню квадратных тумбаков[11] и хорошо бы на берегу, рядом с нашим домом. Я и хотел узнать, Имбата, могли бы вы выделить нам такой участок?

— Конечно. Это очень просто. Вы можете арендовать у нас какую хотите землю.

— А как насчет рабочих?

— Это легче всего, господин. Мужчин на наших островах много. Сколько вам нужно человек, сто, двести?

— Ого! Сколько у вас народу?

— Тысячи две наберется. На одном только Лонторе человек пятьсот живет. Остальные на других островах. Но и они все под моим началом.

Ван Спойлт довольно кивнул.

— Да, вот еще что, — сказал он, помолчав. — Слышал я, кроме нас, здесь есть еще один европеец. Как к нему относятся в кампунге?

— Господин говорит об англичанине, который живет здесь со своим приемным сыном?

— С каким еще приемным сыном?

— Этот мальчик родился здесь, на Лонторе. Мать его лонторка, а отец — испанец, оба они уже давно умерли. Вот англичанин и взял его к себе. А дело было так. Мальчишка ни с кем здесь не дружил, никого не хотел слушать. Однажды англичанин приплыл на Лонтор, увидел мальчишку и сказал, что согласен взять его к себе, обещал заботиться о нем, как о собственном сыне, если только ему отдадут наследство, которое оставил отец этому мальчику.

— Большое, видно, было наследство! Но ты не ответил мне, какие у вас с ним дела?

— Да почти никаких дел нет, господин. Он все время ездит, не живет на одном месте. И, по правде сказать, никто у нас его не любит.

— Отчего же его не любят?

— Он сам виноват. Мы заключили с ним договор: жить всегда в дружбе и соблюдать интересы друг друга, а он то и дело нарушает договор.

— Соблюдать интересы друг друга? Что же это значит? — полюбопытствовал ван Спойлт.

— Это значит, чтобы всем было выгодно: он нам дает всякие вещи, мы ему за это мускатные орехи — и никакого обмана.

Ван Спойлт задумался.

— Все это правильно, Имбата, — наконец сказал он. — Но этого еще мало, чтобы люди были счастливы и жизнь их была прекрасна.

— А что же нужно еще, господин?

— Знаешь ли ты, Имбата, что такое культура, цивилизация? Конечно, не знаешь. Так вот мы, голландцы, приехали сюда не только за мускатными орехами, мы готовы научить ваш народ всему, что умеем сами. Представь себе, как бы изменился ваш остров, если бы вы научились строить настоящие дома, корабли, делать орудия, ткани, посуду.

— Да, да, господин, мы очень хотим все это уметь. Но как этому научиться?

— А вот будем строить дом, как строят у нас в Голландии, — вы смотрите и учитесь. Вам это будет полезно.

— Да, да, господин.

— Ну, ты, я вижу, понял, в чем дело. Так, значит, и решим: если жители Лонтора захотят заключить с нами договор, мы со своей стороны обязуемся обучать их строить дома и многим другим полезным вещам.

— Мы будем очень рады, господин.

Ван Спойлт поднялся.

— Вот, пожалуй, и все, о чем я хотел сегодня поговорить с тобой. Ну, а теперь мне и домой пора.

— Подождите минутку, господин. Моя жена сейчас нарвет вам папайи[12].

Ван Спойлт не успел ничего ответить Имбате, как послышались шаги: кто-то поднимался по лестнице в дом. У ван Спойлта было очень много дел, он спешил домой и стал было отказываться от папайи; но ему все-таки пришлось задержаться: уже в самых дверях он столкнулся с еще одним гостем Имбаты.

— A-а, господин Веллингтон! Входите, пожалуйста! — воскликнул Имбата. — Вы, конечно, уже знакомы с моим другом ван Спойлтом?

— Мы виделись издали. Не мешает и поближе познакомиться, — сказал англичанин, протягивая руку ван Спойлту.

— Господин ван Спойлт приехал на Лонтор как друг и учитель, — сказал Имбата, обращаясь к Веллингтону. — Он и его люди предлагают нам договор о дружбе. Но это не все. Они обещают научить нас всему, что умеют делать у них в Голландии. Так ведь, господин ван Спойлт?

— Именно так, — ответил голландец. — Когда человек богат, Имбата, он живет счастливо. Когда человек постигнет ремесла, науки, когда он узнает, что такое культура, цивилизация — он становится гордым, независимым и непобедимым. Я верю, что моя страна не напрасно послала меня сюда. Мы принесем вам счастье, процветание и могущество.

— Я не сомневаюсь, что вас здесь ожидает успех, — заметил Веллингтон, — ведь вы приехали не один, вас много.

— Я тоже не сомневаюсь, — охотно согласился ван Спойлт, перейдя неожиданно на английский язык. — Что же касается Англии, я полагаю, она должна радоваться нашим успехам на Востоке. Ведь наши страны связаны узами боевой дружбы. Это мы, голландцы, помогли англичанам разгромить Великую армаду! Так что, я думаю, мы будем друзьями. Кроме того, если я не ошибаюсь, вас привело сюда то же, что и нас.

— Что же именно? — спросил Веллингтон.

— Вы же знаете, что вся торговля в Европе находится в руках испанского короля Филиппа Второго. Поэтому Голландия с Англией и обратили свои взоры на Восток. Разве не так?

Веллингтон ответил не сразу.

— В общем вы, вероятно, и правы, относительно же меня вы ошибаетесь, — сказал он, усмехнувшись. — Я не представляю здесь мою страну.

— Ах, вот как? Прошу прощения. Кого же вы тогда представляете?

— Самого себя.

— Приехали на поиски счастья?

— А хотя бы и так. Если у человека есть немного денег и голова на плечах, здесь можно хорошо заработать.

— Нашли деньгам надежное и выгодное помещение?

— Пускаю их в оборот. Можете считать, что я наживаюсь. Пусть так. Но я тружусь до седьмого пота. И хочу, чтобы мои труды не пропали даром. Хотя, должен признаться, истинное удовольствие мне доставляет все-таки не самая прибыль, а весь этот сложный процесс оборота денег.

— Который способствует процветанию этого острова, не правда ли? — подсказал ван Спойлт.

— Вот именно. Здешние люди так и считают.

— Ах, вот оно что. Значит, не только вы, но и здешние люди так считают?

Точно облачко набежало вдруг на самодовольное лицо англичанина: он понял, что ван Спойлт подсмеивается над ним.

— Нет, в самом деле, — поспешил он убедить голландца, — моя деятельность способствует процветанию туземцев. Посудите сами, благодаря мне лонторцы имеют теперь всякие необходимые им предметы, которые я получаю с Явы, из Японии, Китая и других стран.

— Понятно, но вы забываете, что мы живем в то время, когда европейские государства начинают крепнуть. И их правительства призывают всех состоятельных людей объединить усилия и капиталы, чтобы сообща развивать торговлю, потому что торговля — это основа основ каждого государства. Однако вас, очевидно, не заботит положение дел в Европе, или, выражаясь точнее, нужды вашей нации.

— Когда я уезжал из Англии, я не заметил всех этих изменений.

— Вы давно покинули вашу родину?

— В двадцать лет. А сейчас мне тридцать.

— Значит, вы на Востоке уже десять лет?

— Нет. Года четыре. До этого я странствовал по Южной Европе.

— Ясно… Что ж, господин Веллингтон, я рад нашему знакомству. Признаюсь, мы не ожидали встретить здесь европейца. И хотя мы с вами на многие вещи смотрим по-разному и привели нас сюда разные причины, — вы стремитесь к личному обогащению, я же думаю о могуществе моей страны, — делать мы будем почти одно и то же.

— Это верно. Но у меня при этом больше опыта и сноровки, господин ван Спойлт, — многозначительно произнес англичанин.

— А я, господин Веллингтон, привык рассчитывать на свои силы и свой разум, — холодно ответил голландец.

— Ну хорошо, будем заниматься каждый своим делом, — примирительно заметил Веллингтон и уже другим тоном произнес: — Прошу прощения, но я хотел бы поговорить с хозяином дома с глазу на глаз.

— Пожалуйста, не буду вам мешать. Я и так уже слишком задержался.

Ван Спойлт направился к выходу.

— Одну минутку обождите, — опять попросил его молчавший до сих пор староста. — Моя жена сейчас принесет папайю.

— Меня ждут дела, Имбата.

— Ну, тогда мой сын отнесет ее вам домой.

— Хорошо, пусть приходит. У меня для него тоже кое-что найдется. — И с этими словами ван Спойлт удалился.

Оставшись с Имбатой наедине, англичанин тут же почувствовал, что отношение к нему старосты изменилось. Всего секунду назад Имбата был необыкновенно учтив с голландцем, даже как будто бы заискивал перед ним, а сейчас его точно подменили.

— Какое у вас ко мне дело, господин Веллингтон? — спросил Имбата.

— Я пришел напомнить о нашем уговоре, — начал англичанин. — Я хочу знать, когда наконец получу обещанный мне участок земли.

— Господин Веллингтон, — внушительно заговорил Имбата, — хотя эта земля и принадлежит мне, но без согласия жителей кампунга я не могу ею распоряжаться. А они не хотят, чтобы я ее отдал вам. И вы это знаете.

— Но ты обещал все уладить, говорил, что сумеешь уломать их.

— Обещать-то обещал. А что толку? Уперлись на своем. Не отдавай, говорят, англичанину земли. Как тут с ними быть? А без их согласия я ничего не могу поделать. Нет у меня такого права.

— Послушай, Имбата, что-то мне не нравится, как ты стал разговаривать. Стоило здесь появиться голландцам, как ты изменился до неузнаваемости.

— При чем тут голландцы? Это вы изменились, а не я. Разве друзья так поступают? Ну, подрались мальчишки, так неужели из-за этого надо меня грабить!

— A-а, почуял за спиной поддержку! Готов раздуть историю из пустяка. Так только трусы поступают. Пока не было здесь голландцев, ты не смел со мной так разговаривать, боялся, что я уеду с Лонтора. А теперь сам меня выгоняешь!

— Я выгоняю вас? Да кто вам это сказал?

— Так оно получается. Я вижу, что ты рад от меня избавиться.

— А разве был такой уговор, что вы тут останетесь навсегда? Или я обещал не пускать на острова никого, кроме англичан?

Веллингтон не ответил.

— Значит, ты не можешь выполнить мою просьбу? — спросил Веллингтон, переходя на обычный деловой тон.

— Нет, господин.

— Значит, я должен расстаться с мыслью об этой земле?

— Я же вам сказал, что не имею права распоряжаться землей.

— Ладно, Имбата, пусть будет так. Но помни, с этого дня ноги моей не будет в твоем доме!

— Господин собирается уехать от нас?

Веллингтон пробормотал себе под нос что-то невнятное и, не попрощавшись, вышел. Глядя ему вслед, Имбата тихонько засмеялся.

— А я вот что тебе скажу, — услышал он за спиной голос жены, неожиданно появившейся в комнате. — Хоть он и уедет с нашего острова, свободнее нам от этого не станет. Один уйдет, двадцать придут на его место. Тогда нам и вовсе нечем будет дышать.

Видно, когда Имбата разговаривал с гостями, Вубани находилась в соседней комнате и слышала каждое слово.

Имбата ответил, не оборачиваясь:

— Не равняй голландцев с англичанами. На днях я объявлю о договоре с голландцами, и тогда все поймут, что с ними куда лучше иметь дело, чем с этим Веллингтоном.

— А по-моему, все белокожие на один лад! — возразила Вубани. — И покуда они остаются на наших островах, не видать нам радости.

Имбата, нахмурившись, пристально посмотрел на жену.

— Не могу понять, — проворчал он, — почему ты вечно вмешиваешься в мои дела с европейцами.

— Я хочу, чтобы ты был осторожен.

— Не тебе меня учить.

— Пусть не мне. Но я сегодня видела очень плохой сон. Не к добру это. И я решила поговорить с тобой.

— Вечно ты лезешь со своими снами!

Я видела во сне огонь, — будто не замечая раздражения мужа, продолжала Вубани. — Сначала он был маленький, я дунула на него, и он совсем было потух. Но вдруг вспыхнул снова! И такое забушевало пламя, что мы все чуть не сгорели. Очень, очень плохой сон мне приснился, Имбата! Прошу тебя, будь осторожнее!

— Я и так осторожен!

— Ох, нет, ты неосторожен. Зачем тебе надо было водить дружбу с этим англичанином Он человек хитрый и нечестный. А ты даже поссорился из-за него со Сва-мином. Бедный Свамин! Ему пришлось уйти из дому куда глаза глядят!

— Просто ты жить не можешь без своего любимого братца!

— Нет, сейчас я думаю не о Свамине, а о Тамбере.

— О Тамбере? Причем здесь Тамбера, не понимаю. Или, может, ты хочешь, чтобы Тамбера попытался научить этого старого упрямца уму-разуму?

— Нет, Имбата. Но ты всегда обращал слишком мало внимания на сына и потому не знаешь, что у мальчика на душе. Разве ты не знал, что он был очень дружен с Ваделой, что они вместе ходили по утрам к морю, играли. А теперь, когда Вадела с отцом ушла, он не находит себе места. Тамбера очень тоскует. Пропадает где-то весь день. Возвращается домой поздно. Спрошу, где он был, одно только и отвечает: «Искал друга!»

— Ишь ты, друга ищет? Выходит, что, кроме Ваделы, других детей в кампунге и нет?

— Есть, да любил-то он больше всех Ваделу. А теперь Тамбера остался один. Чего только я не делала, чтобы разогнать его тоску, чтобы не бродил он целыми днями по лесам, чтобы сидел дома, да все напрасно.

— А что ты, например, делала?

— Даже к колдуну ходила.

— Все это бабьи выдумки. Проучить его надо хорошенько. Тогда блажь из головы-то выскочит.

— Это, Имбата, не поможет. От побоев тело страдает, но душа не исцеляется. Так мы и совсем Тамберу не будем видеть дома.

— А где он сейчас?

— Не знаю, опять ушел куда-то.

— Когда придет, вели ему отнести домой господину ван Спойлту папайю.

Не успела Вубани ответить, как входная дверь стремительно распахнулась и в комнату влетел запыхавшийся Кависта. У парня был такой вид, будто кто-то гнался за ним по пятам.

— Что случилось? — быстро спросил Имбата.

— Убью его, вот этим ножом заколю! — хрипло проговорил Кависта, и в руке у него блеснул нож. — Если вы, дядя Имбата, так это оставите, я сам с ним расправлюсь!..

— С кем?!

— С голландцем!

Имбата даже попятился от неожиданности, а у Вубани глаза округлились от страха.

— Что случилось? — спросил староста.

— Моя овца забрела к ним во двор. Ходит по двору, травку щиплет. А этот голландец давай гоняться за ней. Бедная овца ногу себе сломала!

— И ты из-за этого хочешь человека убить? Разве можно так, Кависта! С голландцами нужно жить в мире. Они приехали сюда, чтобы научить нас всему.

— Ну, пока от них один только вред. И если вы, дядя, не вмешаетесь, я с ним расправлюсь по-своему.

— Что же я должен делать?

— Пусть они мне что-нибудь дадут за овцу.

— И я должен попросить об этом?

— Да. А не то я сам пойду к голландцам. И вы будете виноваты, если прольется кровь.

Подумав немного, Имбата сказал парню:

— Ладно, ступай домой, а с господином ван Спойлтом я поговорю сегодня и все улажу.

Кависта ушел. А Имбата, у которого и так было испорчено настроение после разговора с женой, сделался еще мрачнее. Хмурый и молчаливый, расхаживал он по комнате. Вубани хорошо знала, что ожидает Тамберу, когда мальчик придет домой. Тяжелые были кулаки у Имбаты, когда он гневался. Вубани не отходила от окна, поджидая сына, который должен был вот-вот вернуться. Увидев приближающегося мальчика, она выбежала во двор и провела его на заднюю половину дома, чтобы он не попался на глаза отцу.

Вубани накормила сына, а когда он поел, ласково спросила:

— Где ты был, сынок?

— Далеко.

— Я ведь просила тебя не уходить так надолго из дома.

— Но сегодня я ходил не напрасно, ма.

— Не напрасно, сынок?

— Теперь я знаю, где живет дядя Свамин.

— Правда? — В голосе матери послышалась радость: ей самой так хотелось получить хоть какую-нибудь весточку о брате. — Где же они теперь живут?

— У самой горы Бадера.

— Кто их приютил?

— Никто. Там в лесу есть пещера, вот они в ней и живут.

— Ох, горе, горе… Не говори об этом отцу, ладно, сынок?

— Зачем я буду ему говорить!

— Ты запомнил дорогу?

— На обратном пути я чуть не заблудился и долго плутал по лесу. Но теперь я могу их легко найти.

— Как выглядит дядя Свамин? Здоров?

— Говорит, ноги у него болели. Но теперь ему уже лучше.

— А как Вадела?

— Хорошо.

— Как же они там живут, в лесу-то, вдвоем?

— Ты знаешь, ма, мне совсем не хотелось от них уходить. Если бы я мог остаться там…

— Ты хотел бы жить с дядей Свамином, сынок?

— Да, хотел бы. Какая мне радость дома? Отец вечно ругает меня.

Едва мальчик произнес эти слова, как в комнату вошел Имбата.

— Хорош, нечего сказать! — обрушился он на Тамберу. — Только и приходит домой, чтобы поесть!

— Оставь ты его в покое. Он сегодня не провинился ни в чем, — вступилась за сына Вубани.

— Шлялся где-то весь день, вместо того Чтобы делом заняться, — сердито выговаривал Имбата.

— Я уже его поругала. У тебя, Имбата, и так много забот. Дома уж я как-нибудь сама разберусь.

Спокойный тон Вубани подействовал на Имбату, и он продолжал без раздражения:

— Дай-ка ему папайю. Пусть отнесет господину ван Спойлту. Голландец обещал дать ему что-то взамен.

— Я еще не нарвала ее.

— Что же ты до сих пор делала?

Чтобы не вызывать ссоры, Вубани, ничего не ответив мужу, сходила в сад и нарвала спелой папайи.

— Передашь это самому господину ван Спойлту, — напутствовал сына Имбата. — Понял? Отправляйся немедленно!

Тамбера молча повиновался и нехотя побрел к построенному для голландцев дому. Вступив во двор, он остановился. Ему не хотелось идти в дом, откуда доносились громкий смех, разговор, пение на незнакомом языке…

«А что, если я возьму и выброшу эту папайю в море, — подумал Тамбера. — А сам уйду из кампунга и никогда больше не вернусь. Пусть тогда отец поищет меня…»

Мысли его прервал вышедший зачем-то во двор один из голландцев. Увидев Тамберу, он спросил, что ему здесь надо.

— Я должен повидать господина ван Спойлта, — ответил мальчик.

Голландец повел его в дом, на заднюю половину, и движением руки указал на комнату ван Спойлта. Тамбера открыл дверь и вошел. За столом, на котором были разложены какие-то бумаги, сидел ван Спойлт.

— Подойди сюда, — подняв голову, сказал он.

Тамбера подошел к столу.

— Ты сын старосты кампунга?

Мальчик молча кивнул.

— Хочешь, я дам тебе штаны? Или лучше рубашку?

Тамбера не ответил.

— Так что же, рубашку или штаны?

Опять молчание.

— Значит, штаны?

— Все равно, — еле слышно произнес мальчик.

— Дикарь дикарем! — недовольно пробормотал голландец.

Тамбера вздрогнул, как от удара. Он не мог понять, почему этот человек вдруг рассердился на него. Если б не отец, который велел что-то принести от этого голландца, он бы сию секунду убежал отсюда. Тамбера молча положил на стол папайю и, беспокойно переминаясь с ноги на ногу, ждал, что скажет ему голландец.

Ван Спойлт поднялся из-за стола, открыл крышку сундука, стоявшего у стены, вынул оттуда пару штанов и бросил их Тамбере.

— Вот, бери! Это подарок от меня.

Тамбера поднял штаны с пола и не помня себя выскочил из комнаты. Через несколько минут он уже шагал по улице, вдыхая полной грудью свежий воздух и чувствуя себя так, будто бы только что освободился от тяжелых цепей.

Он шел и думал: «Я надену новые штаны, и мама очень обрадуется, когда увидит, какой я красивый. И даже отец посмотрит на меня и улыбнется. Хотя, может быть, он и не улыбнется. А потом я пройдусь по улице. Все мальчишки будут мне завидовать. И Вадела не будет сводить с меня глаз. Она тоже обрадуется. И мы пойдем с ней к морю…»

Вдруг Тамбера остановился: за густым придорожным кустарником беседовали двое людей. Они стояли почти вплотную друг к другу и говорили вполголоса. Кто эти люди? Почему они прячутся в кустах, кого они боятся?

Тамбере их фигуры показались знакомыми. Надо подождать — может, они чем-нибудь выдадут себя. Вот они поменялись местами, и Тамбера увидел их лица. Ну конечно, это Веллингтон и Маруко! О чем они разговаривают здесь, стараясь быть незамеченными? Жаль, что ничего не слышно. А впрочем, Тамбере это не интересно. У него хватает своих забот.

И он зашагал дальше.