Тамбера

Строится крепость

Значит, надо было покориться судьбе и терпеть.

Когда Вубани вернулась домой, она застала сына за странным занятием: склонившись над листком бумаги, он сосредоточенно выводил что-то углем. На вопрос матери, что он делает, Тамбера ответил, что учится писать. И Вубани оставила его в покое: пусть пишет, в этом, кажется, ничего опасного нет.

Наступил вечер. Тамбера уснул. Мать, как обычно, подошла к спящему сыну, чтобы окропить его голову водой; и, как обычно, в эти минуты она молила судьбу смилостивиться над ее любимым сыном, отвратить от него все грозящие ему беды.

Наутро Тамбера сразу же пошел в дом ван Спойлта. Мать не удерживала его. Она не стала упрекать сына и когда он вернулся. А о Кларе даже не заикнулась.

На третий день Тамбера отправился к голландцам. Вубани готовила еду, когда к ней пожаловала ее соседка, жена Ламбару. Хозяйка дома не успела и рта раскрыть, чтобы пригласить гостью сесть, как та прямо с порога начала:

— Послушай, Вубани, что же это делается, а?

— Что случилось, Ивари? — оторвавшись от стряпни, спросила Вубани.

— А то, что твой сынок и эта Клара сидят вдвоем в доме ван Спойлта и любезничают. Или, может, это мне показалось?

— Нет, не показалось. Так оно и есть, — тяжело вздохнув, ответила Вубани.

— И ты это разрешаешь? — Ивари прошла в комнату и села напротив хозяйки.

Вубани промолчала: она думала, как лучше объяснить любопытной гостье, что у них происходит. А Ивари тем временем продолжала:

— Я знаю, Вубани, тебе ведь тоже не нравится, что твой сын дружит с этой голландкой. Так надо помешать этому.

— Ах, Ивари, я с первого дня почуяла, что эта девушка принесет всем нам горе. Уж я ли не оберегала от нее своего сына, уж я ли не старалась отвлечь его. И все напрасно. Да ведь и ты не уберегла свою дочку. Ривоти только о Кларе и говорит, Хочет во всем быть похожей на эту голландскую девчонку. И ничего с ней нельзя поделать.

— А как ты думаешь, Вубани, почему Тамберу так к ней тянет?

— Видишь ли, все говорят, она очень красивая. Красота, видно, и привлекает его. Вот и сидит он возле нее целыми днями. Ладно бы я не предупреждала его, а то ведь сколько раз говорила: чем шкурка красивее, тем ядовитее змея. Того и гляди ужалит.

— А он все продолжает ходить к ней?

— Да…

— Хуже всего то, что он нарушает адат. Ты же знаешь, Вубани, по нашим обычаям, юноша может дружить с девушкой, только если они помолвлены или из одной семьи.

Лоб Вубани покрылся капельками холодного пота.

— Это невозможно, Ивари, — прошептала она. — Не может быть, чтобы Тамбера с Кларой надумали жениться.

— Он-то, наверное, только об этом и мечтает. Но разве можно допустить такое? На то у детей и есть матери, чтобы удерживать их от глупых поступков. Если их распустить, дать им волю, от наших старых добрых порядков ничего не останется. Вон моя дочь — да если бы я не держала ее строго, кто знает, что бы с ней сталось. Сегодня она с самого утра плачет, хочет, чтобы ей сшили платья, как у этой голландки. Ничего, золотая слеза не выкатится. А тому не бывать, чтобы моя дочь в заморских платьях щеголяла. Вот и ты должна быть построже с сыном. Что ты сделала, чтобы отвадить его от этой девчонки?

— Попробовала одно тайное средство.

— Дукун посоветовал?

— Да.

— Ну, раз оно не помогло, надо придумать что-то другое.

— А что другое-то?

— Женить его надо, вот что!

— Я уж и сама об этом думала. Самое это верное средство — женитьба.

— Да не теряй времени, Вубани, а то поздно будет.

Вубани уверила соседку, что она так именно и поступит, после чего Ивари не стала больше задерживаться. Она ушла довольная, с сознанием исполненного долга.

«Вот уже и соседи все знают!» — с досадой подумала Вубани. Невеселые мысли завладели ею после ухода Ива-ри. Надо было что-то предпринимать. Сколько она ни думала, сколько ни прикидывала, а все оказывалось, не миновать разговора с сыном о Кларе. Она скажет ему, что дело зашло слишком далеко, что он нарушает адат и что даже соседи уже говорят о его поведении. Она не пощадит Тамберу на этот раз, пусть только явится домой. Ох, скорей бы уж он приходил! Вубани с нетерпением ждала сына.

Тамбера пришел в двенадцатом часу дня. Стоило матери взглянуть на него, как она поняла, что он чем-то озабочен и даже расстроен. Она хорошо знала своего сына и решила ни о чем с ним не говорить: сейчас это бесполезно, все равно он не станет слушать ее. Хмурый вид Тамберы встревожил мать. У него что-то произошло, в этом нет сомнения. Вубани сделала вид, будто ничего не замечает. Усилием воли она сохранила обычное спокойное выражение лица, только пристальнее, чем всегда, взглянула на сына. Тамбера остановился у окна террасы и не отрываясь глядел в сторону дома ван Спойлта.

Вокруг дома, где жила Клара, по всему краю участка, принадлежащего теперь голландцам, лонторцы копали ямы, начав строительство крепости. Так вот отчего приуныл ее сын. Нет, она не ошиблась. Может, кто другой и не понял бы, но родная мать видит все, что делается в сердце сына. Ее проницательность стократ умножена беззаветной материнской любовью.

Вубани все поняла: Тамбера боится, что крепостные стены, которые окружат скоро владения ван Спойлта, разделят их с Кларой, станут неодолимой преградой между ними. А ведь это и правда может случиться! Вубани порадовалась своей догадке, в ее сердце снова родилась надежда, что Тамбера и ненавистная ей чужеземка будут наконец-то разлучены, и она вздохнула с облегчением. Да, сейчас было не время говорить с сыном. Ивари своей болтовней разбередила ее рану, но она сумеет сдержать себя, ничего не скажет Тамбере. Мальчик и так расстроен. Теперь самое лучшее ждать.

Все обдумав, Вубани немного успокоилась и опять захлопотала у очага. Скоро вернется муж, надо успеть приготовить еду.

Имбата пришел около двенадцати. Взглянув на мужа, Вубани тотчас поняла, что он изрядно устал и проголодался.

— Обед давно готов, поджидает тебя, — приговаривала Вубани, как и подобает заботливой жене, подавая мужу кушанье. А затем и сама села рядом с ним.

Но не успел Имбата притронуться к еде, как послышались голоса: кто-то поднимался по лестнице на террасу. Делать нечего, Имбата встал и пошел гостям навстречу.

Их оказалось пятеро — Кависта со своими друзьями.

— Ах, вот кто ко мне пожаловал! — произнес Имбата, не скрывая удивления. — Видно, по важному делу?

— Да, по ваяшому. Мы пришли сюда, чтобы высказать тебе, паман, наше недовольство, — начал Кависта, усаживаясь без приглашения на циновку.

— Чем же вы недовольны, Кависта? — нахмурил брови хозяин дома.

— Мы недовольны тем, что наш староста все решает сам, ни с ком не советуется, ни у кого ничего не спрашивает. Мы говорим тебе это не только от своего имени, а от имени жителей нашего кампунга. Ты, паман, заставил наших людей работать на голландцев, строить для них крепость. А ты знаешь, что из этого может получиться?

— Но послушай, Кависта…

— Почему, — перебил его тот, — почему, паман, ты не посоветовался сначала со всеми нами?

— А о чем тут советоваться? — возразил Имбата. — Людям нужны деньга. Их надо как-то добывать. А тут голландцы предлагают работу, за которую они согласны платить. От денег никто не отказывается. Ты, я, Гапипо — мы торгуем. И у нас ость деньги. Ты вон как разбогател. Но не все ведь живут, как мы с тобой, надо и о других подумать. Да, я послал людей строить голландцам крепость. Они работают и получат за свой труд деньги. Что тут плохого?

— Паман! Я тоже хочу, чтобы у наших жителей были деньги. Но ты выбрал опасный путь. Голландцы хотят построить крепость. А для чего им крепость на нашем мирном острове? Неужели наш староста стал так доверчив, что не видит в этом ничего подозрительного?

Имбата наморщил было в раздумье лоб, но быстро нашелся, что ответить:

— Подозрительно это или нет, но мы не можем запретить им строить крепость. Ты же знаешь, Кависта, этот участок теперь их собственность.

— Да, это верно. Но если бы ты, паман, собрал вовремя сходку и обсудил со всем народом, строить эту крепость или нет, то мы бы что-нибудь придумали, нашли бы, как обмануть голландцев.

— С каким народом, Кависта? Ведь почти все согласились работать. Это была их воля.

— Ты говоришь, почти все. Это неправда! Многие не хотят строить голландцам крепость. Я-то знаю, я говорил с людьми.

— С кем это ты, интересно, говорил? Со своими дружками, которые во всем стараются тебе угодить? Ну, их не так уж много. У голландцев куда больше народу работает!

— Ах вот что! Мое мнение для тебя ничего не значит! Я, по-твоему, уже не житель Лонтора? А ты знаешь, что на моей стороне сейчас не два-три лонторца, а гораздо больше? А может, ты нас испугался и строишь эту крепость для защиты от нас?

Кависта говорил громко, резко. Его слова ранили, как удары кинжала. Имбата даже немного испугался. Занятый в своей комнате разучиванием новых слов, написанных Кларой, Тамбера услышал доходящий почти до крика голос Кависты. Он вскочил и подошел к двери. Встревоженная Вубани замерла с куском во рту и тоже прислушалась.

— Ну что ты говоришь, Кависта, — примирительно ответил Имбата. — Разве я не считаюсь с твоим мнением? Еще никогда не было, чтобы староста кампунга не посчитался с интересами хотя бы одного человека.

— Но ты же не стал с нами советоваться насчет крепости. Все решил сам. Нет, я вижу, для тебя не все равны в кампунге. Но нас этим не испугаешь, паман. Мы знаем свои права. Знаем, что староста должен считаться со всеми. А если староста этого не делает, мы будем с ним бороться и, если надо, скинем его.

— Ох-хо-хо, до чего дожили! Как рассуждает теперь молодежь! — сокрушенно покачал головой Имбата. — Да кто же после этого захочет быть старостой кампунга? Сколько я кампунгу сил отдал, только и думал, как бы людям получше жилось, — и на тебе! Ну, хорошо, пусть я немного ошибся. С кем не бывает? Так тебя готовы живым съесть. А ведь ближнего прощать надо.

— Ну, если ты просишь прощения, — сказал Кависта, — мы прощаем тебя. Но помни, паман, такие ошибки впредь не должны повторяться. И ты должен сейчас же сделать все, чтобы голландская крепость не была построена.

— Это невозможно, Кависта, теперь все зависит только от ван Спойлта.

— Значит, наш староста ничего не может сделать?

— Сам посуди, Кависта, как я могу запретить людям работать. Что я им скажу? Им нужны деньги, а голландцы обещали хорошо платить за работу. А самое главное, Кависта, ты ведь не знаешь, почему голландцы строят крепость. Ван Спойлт говорил мне, что в любое время на наш остров могут напасть испанцы или португальцы. Вот для защиты от них и нужна крепость.

— И ты, паман, поверил голландцу? Нет, ты, видно, совсем из ума выжил и не понимаешь, что происходит. Крепость голландцам нужна, чтобы мы, лонторцы, не могли отобрать у них землю, если захотим. А ты подумал о том, что будет дальше? Что еще они от нас потребуют? Тебя давно должно было насторожить их поведение.

Имбата промолчал.

— Да, паман, живешь ты только сегодняшним днем. А ведь староста кампунга должен думать и о завтрашнем.

Имбата опять не проронил ни звука. Да и что он мог сказать? Каждое слово Кависты отдавалось у него в ушах, как свист хлыста. На этот раз он потерпел поражение. Это ясно. Так уж лучше молчать, не дразнить Кависту.

Так и не добившись от старосты толку, Кависта и его друзья удалились, оставив безмолвного хозяина размышлять над тем, что ему было сказано.

Тамбера не пропустил ни одного слова из того, что говорили на террасе. Да, его отцу здорово досталось от Кависты. Поэтому Тамбера нисколько не удивился, когда через несколько минут Имбата вошел в комнату и, бросив на него хмурый взгляд, разразился градом упреков:

— Хорош у меня сынок, нечего сказать! С утра до вечера бумагу марает, вот и все у него заботы. Когда ты наконец, Тамбера, за ум возьмешься? Ведь уж не маленький.

Тамбера не ответил. Спорить с отцом бесполезно, только еще больше его разозлишь, а так — поворчит-поворчит и перестанет…

Покинув дом старосты, Кависта со своими приятелями направился к владениям голландцев, где уже вовсю кипела работа. Они подошли к двум лонторцам, Аре и Индалу, которые размешивали в большом чане цементный раствор.

— Друзья, — обратился к ним Кависта, — не могли бы вы ненадолго прервать работу?

— А что случилось? — спросил один из них.

— Мы хотим потолковать с вами. Только давайте отойдем подальше, чтобы голландцы нас не увидали.

Ара с Индалу переглянулись. Интересно, какое у Кависты к ним дело. Ну что ж, можно послушать, да и отдохнуть малость. Разогнув спины, оба пошли следом за Кавистой и его «телохранителями». Отойдя подальше и укрывшись от постороннего взгляда за кустами, вся компания остановилась.

— Вот какое дело, — начал Кависта, — скажите-ка, вы знали, на какую работу нанимают вас голландцы?

На лицах лонторцев выразилось удивление.

— А зачем нам это знать? — вопросом на вопрос ответил Ара. — Нам за эту работу дают деньги. Чего же еще нужно?

— Но ведь вы трудились для тех, кто хочет нашему народу зла. Ну вот хотя бы ты, Ара, знаешь, для чего они строят эту крепость?

— Нет, не знаю.

— Они хотят отгородиться от нас надежными стенами. А это значит, что у них в мыслях недоброе. Того и гляди, вспыхнет у нас с голландцами вражда. Только их это не испугает. У них будет надежное укрытие. Мы сами им его строим. Вот и выходит, что мы помогаем своим врагам. Поэтому я считаю, что надо немедленно бросить эту работу.

— Но нам заплатили вперед, — с сомнением в голосе промолвил Ара.

— Что, они вас на всю жизнь наняли?

— За пять дней вперед деньги дали. Сегодня мы работаем второй день, осталось еще три.

— Хорошо, отработайте эти три дня, но больше на стройку не выходите.

— Вот ты сказал, Кависта, — неожиданно вступил в разговор молчавший до сих пор Индалу, — что голландцы строят крепость, потому что хотят враждовать с нами. А откуда ты это знаешь?

— Я, Индалу, все знаю.

— Тебе хорошо говорить, Кависта. У тебя есть деньги. А нам каково? Бросить работу просто. А домой придешь с пустыми руками, и есть нечего, и ругани не оберешься.

— А разве нельзя по-другому заработать деньги?

— Можно. Только где еще мне станут платить по десять дуитов в день? А чтобы торговать — надо иметь большое состояние.

— Пойди в море, рыбы у нас много, да и рыбак ты удачливый. Будешь продавать рыбу — вот тебе и деньги.

— В море ходить куда опаснее, чем мешать цемент.

— Но подумай и о другом, Индалу. Как по-твоему, что лучше — помогать своим врагам и получать за это десять дуитов в день или ловить рыбу в море?

— Обо всем этом надо хорошенько поразмыслить, — чуть помолчав, ответил Индалу. — Еще неизвестно, хотят ли голландцы нам зла.

— Так, значит, ты больше веришь этим белокожим, чем мне, который одной с тобой крови?

— Конечно, я верю тебе больше, чем иноземцам. Но у меня есть и свое понятие. Сейчас я могу кормить жену и детей, потому что голландцы дают мне деньги и работа нетрудная. А насчет того, враги нам голландцы или нет, так в этом я должен сперва сам убедиться. Или пусть нам это староста кампунга скажет.

— Ну что ж, ладно, — после недолгого молчания сказал Кависта. — Но помни, Индалу, настанет день, когда ты все поймешь и сам бросишь эту работу.

— За предупреждение спасибо, Кависта, — поблагодарил Ара.

— Нам пора возвращаться, — заторопился Индалу.

— Пойдем скорее. До свидания, Кависта.

— Неужели и впрямь голландцы станут нашими врагами? — с некоторой тревогой проговорил Ара, направляясь обратно к своему чану.

— Поживем — увидим, — пожал плечами Индалу. — Мало ли что говорят. Не всему сразу верь, так и в беду недолго попасть.

А Кависта делал свое дело. Он решил поговорить со всеми, кто работал у голландцев. Вслед за Индалу с Арой он отозвал в сторонку еще троих. Эти все по-разному отнеслись к уговорам Кависты, спор разгорелся не на шутку. В конце концов порешили на том, чтобы вечером пойти к старосте кампунга за разъяснениями.

После работы большая группа лонторцев во главе с Амбало отправилась к Имбате. Староста встретил народ приветливо, предложил всем сесть и приготовился слушать.

— Мы пришли сюда потому, — начал Амбало, — что один человек посоветовал нам бросить работу. Он сказал, что голландцы не зря строят крепость, что они задумали против нас недоброе.

— Это вам Кависта наговорил? — едва дослушав, задал вопрос Имбата.

— Выходит, ты уже все знаешь?

— Знаю. Он и ко мне приходил.

— Так что же, правду он говорит или нет?

Подумав с минуту, Имбата спросил:

— А сами вы как думаете? Может быть, вы тоже считаете, что голландцы станут нашими врагами?

— Вот этого-то мы и не знаем, — сказал Индалу.

— Значит, среди вас нет таких, кто согласен с Кавистой?

— Есть и такие, — отозвался Амбало.

Имбата опять замолчал. Он не спешил с объяснениями, надо было взвесить каждое слово.

— Что ж, давайте это обсудим, друзья, — осторожно начал он. — Я уже говорил вам о том, что сказал мне ван Спойлт. Голландцы хотят построить крепость для защиты от португальцев или испанцев, которые могут в любую минуту напасть на остров. Мы помогаем им строить эту крепость, потому что она будет защищать и нас. А потом мы ведь заключили с голландцами договор о дружбе. И у нас нет никаких причин подозревать их в измене, смотреть на них как на врагов. Если мы первые нарушим договор, то, значит, вражду начнем мы, а не голландцы. Тогда, конечно, от нашей дружбы не останется и следа.

Он опять выждал немного, наблюдая, какое впечатление производят его слова. Пришедшие вопросительно переглядывались друг с другом.

— Друзья мои! — продолжал Имбата. — Если мы бросим сейчас работу, значит, мы нарушим наш договор о дружбе и голландцы будут считать нас врагами. Вот о чем я хочу предупредить вас. Это моя обязанность, как старосты кампунга. Ведь я отвечаю за то, чтобы наши отношения с голландцами были мирными.

— Вот и я так думаю. Глупо сейчас бросать работу, — решительно заявил Индалу.

— И почему мы должны поднимать шум из-за чьих-то подозрений? — поддержал его еще кто-то.

— Ну, теперь нам все понятно, — сказал Амбало. — Нашему старосте мы верим больше, чем Кависте.

На том и окончился разговор. Попрощавшись с Имбатой, все разошлись по домам.

Следующий день прошел без неприятностей. Заглянув на стройку, Имбата с радостью убедился, что работа идет своим чередом. Миновал еще день, и опять ничто не нарушило покоя старосты кампунга. К нему вернулся аппетит и крепкий сон. Все, казалось, обстояло благополучно.

Однако через три дня после объяснения с лонторцами произошло то, чего Имбата невольно ждал и боялся. Когда в дверях его дома появился ван Спойлт, Имбата по его лицу понял, что разговор будет неприятный.

— Послушай, Имбата, — без обиняков начал голландец, — у меня к тебе серьезные претензии. Твои люди на постройке крепости стали плохо работать. А пятеро так и вообще сегодня не вышли.

— Они объяснили почему, господин? — поинтересовался Имбата.

— Да несли какую-то несусветную чепуху!

Решив уклониться от разговора о причине, Имбата сказал:

— Но я в этом не виноват, господин.

— Виноват ты или нет, сейчас это к делу не относится. Мы с тобой заключили договор о дружбе. И ты обязан заботиться о том, чтобы этот договор выполнялся. Мне нужны люди, которые будут работать. Я тебе уже говорил: крепость необходимо построить как можно скорее. А если твои люди начнут отлынивать, мы и через год ничего не построим.

Имбата молчал. Между ним и ван Спойлтом появился холодок отчуждения.

— Ты что же, не можешь дать мне еще людей? — прервал затянувшееся молчание ван Спойлт.

— Боюсь, что это не в моих силах, господин, — вздохнул Имбата.

— Что, на твоих островах не стало народу? Вымерли все?

Староста кампунга был, видимо, смущен. Это не ускользнуло от проницательного взгляда ван Спойлта. Он первый раз видел Имбату таким, и это его насторожило.

— Я сделаю все, что смогу, господин, — справившись со смущением, ответил Имбата. — Но если у меня ничего не выйдет, то господин не должен гневаться на меня.

С языка голландца готов был сорваться вопрос: «Как же сам староста относится к происходящему», но, услыхав его последние слова, ван Спойлт решил пока больше ни о чем не спрашивать. Пристально посмотрев на Имбату и увидев в его глазах растерянность и даже беспокойство, ван Спойлт поднялся и сказал:

— Ну что же, Имбата, я пойду. До свиданья.

Оставшись один, Имбата еще долго сидел на террасе, ломая голову над тем, как выйти из этого трудного положения. Если он будет настаивать, чтобы лонторцы строили крепость, с Кавистой хлопот не оберешься. Если окончательно отказать ван Спойлту, то что будет с договором о дружбе? Так ничего и не придумав, Имбата решил пойти посоветоваться к Ламбару.

Подойдя к дому соседа, он еще со двора услыхал громкие голоса Ламбару и его жены. Супруги о чем-то яростно спорили.

Имбата тихонько постучал в дверь и вошел.

— А, Имбата, как раз кстати явился! — кивнул ему хозяин дома. — Садись.

— Что у вас случилось, Ламбару? Из-за чего такой шум? — опускаясь на циновку, спросил Имбата.

— Ривоти пропала, ушла утром из дому и до сих пор нет, — ответила за мужа Ивари.

— А я-то подумал, что у вас горе какое-то.

— Все вы, мужчины, на один лад, — возмутилась Ивари. — Вот и Ламбару знай свое твердит: чего, мол, тут страшного.

— Да вернется твоя Ривоти, никуда не денется, — успокаивал жену Ламбару.

— Никуда не денется! Много ты понимаешь. Если бы она просто погулять пошла, а то ведь я ее отчитала утром хорошенько, вот она и убежала из дому. Сердце у меня от горя разрывается!

— Зачем же тогда ты ее вечно ругаешь? — без особого сочувствия спросил Имбата.

— Как это зачем?! Ей, видишь ли, подавай такое платье, как у Клары. С самого утра была не в духе. А потом начала плакать, кричать на меня. Мало того, пригрозила, что уйдет совсем из дому, если я не исполню ее желания. Думала, дочка это так говорит, сгоряча. А она до сих пор не возвращается!

— Мой сын, бывало, и по два дня домой не приходил, и ничего, цел оставался, — хладнокровно заметил Имбата.

— Твой сын — мужчина, — возразила Ивари. — Он хоть на месяц уйдет, ничего страшного не случится.

Имбата промолчал, решив не вмешиваться в эту историю. Несколько минут стояла тишина. Все были заняты своими невеселыми мыслями.

— Послушай, Ламбару, — нарушил наконец молчание Имбата, ко мне только что приходил ван Спойлт. Он жаловался, что многие наши жители бросили строить крепость. Я знаю, это все Кависта воду мутит. Ходит тут и всем наговаривает, будто голландцы затевают против нас недоброе, потому, мол, и крепость решили строить.

— Я тоже слышал, что все это от Кависты идет, — согласился Ламбару.

— А что ты сам думаешь?

— Насчет чего?

— Насчет голландцев. Прав Кависта или нет, что они хотят с нами враждовать?

— Что тут скажешь, — неторопливо ответил Ламбару, — если в народе такой слух пошел, значит, дело не совсем чистое, Имбата. А Кависта, сам знаешь, говорить умеет. Ну, многие ему и поверили. А раз так, тебе от этого не отмахнуться. Придется, видно, что-то предпринимать.

— Я тоже так думаю. Надо, видно, созвать сходку, послушать, что люди скажут. Тогда я хоть буду знать, как вести себя с ван Спойлтом. А то ведь что сейчас получается? Я ему толкую о нашей дружбе, а народ голландцев чуть не в лицо врагами зовет.

— Ну, хорошо, а если окажется, что большинство против голландцев, что тогда мы будет делать? Ведь у нас с голландцами договор о дружбе.

— В этом все дело. Но, с другой стороны, — вот Кависта говорит, что голландцы пойдут против нас, а попробуй-ка это докажи. Никаких доказательств ни у кого нет. Выходит, все это одна болтовня.

— Ну а если болтовня, так чего голову ломать? Раз ты уверен, что это одни пустые разговоры, нечего всяких шептунов слушать, нечего и сходку собирать.

— А что же делать с крепостью?

— С крепостью… — Ламбару сосредоточенно наморщил лоб.

Имбата тоже задумался.

Воспользовавшись паузой, Ивари опять накинулась на мужа:

— Может, ты все-таки подумаешь и о Ривоти? Или так и будем сидеть сложа руки? Ты что, забыл, что у тебя дочка пропала?

— Верно, верно, — поднялся Имбата, — ты, Ламбару, должен прежде всего подумать о дочери. А я попозже еще загляну.

— Уже уходишь?

— Да, пойду, пожалуй.

С этими словами староста кампунга покинул расстроенных супругов, но пошел не домой, а к другому своему приятелю, к Гапипо.

Тот сидел на террасе, считая вырученные деньги. Имбата еще издали крикнул ему:

— Я вижу, ты теперь только и делаешь, что прибыль подсчитываешь!

Гапипо поднял голову.

— Какая тут прибыль! Одно расстройство.

Когда Имбата поднялся на террасу, Гапипо предложил гостю сесть, но тот отказался.

— Я к тебе на минутку. — Имбата перевел дух и тут же приступил к делу: — Ты так и не надумал строить крепость?

— Нет, Имбата, торговля меня больше устраивает, да и не люблю я, когда мной распоряжаются другие.

— А ты слыхал, что сейчас происходит?

— А что?

— Не хотят наши работать на голландцев. Сперва согласились, а теперь не желают.

— Ничего удивительного. Кто же будет за десять дуитов весь день спину гнуть? Я, к примеру, на торговле куда больше зарабатываю.

— Деньги тут ни при чем. Кое-кто распустил слух, будто голландцы строят крепость, чтобы напасть на нас.

— Кто же это говорит?

— Кависта.

— Ну и болтун этот парень! Как только у него язык поворачивается такое говорить!

— Болтун, а многие ему верят. В этом вся беда, Гапипо. Не хотят строить крепость. Бросают работу. Вот дойдет все это до ван Спойлта, что я ему тогда скажу?

— А зачем тебе объясняться с ван Спойлтом? Просто скажи Кависте, чтобы он попридержал язык. И все.

— Придется так и сделать.

— Да-а, вот, значит, до чего он докатился! А я и не знал.

— Ладно, — сказал Имбата, — я пошел. Надо еще кое с кем повидаться.

— К кому ты теперь?

— Да вот не знаю, что делать. К Кависте, что ли, сейчас пойти? — сказал староста и, не дожидаясь ответа, ушел.

Однако он решил повременить с визитом к Кависте. И пошел еще посоветоваться к Амбало.

Имбате повезло и на этот раз. Амбало, только что вернувшийся с купанья, тоже был дома.

— Я слышал, что пять человек все-таки отказались строить крепость, — начал разговор Имбата.

— Верно, — подтвердил Амбало.

— А кто именно?

— Вина, Самбока, Ара, Умбада и Вето.

— И Самбока с ними! Уж ему-то в его годы стыдно всякой болтовне верить. А ловко их всех Кависта к рукам прибрал!

— Да, это он умеет, ничего не скажешь. Бросили они работать, и он тут же позвал их к себе на угощение.

— А что они сказали ван Спойлту, почему уходят?

— Один сказал, что будет торговать, другой — что дома хлопот много, третий стал на усталость жаловаться с непривычки.

— Что они наделали! — сокрушался Имбата. — А если ван Спойлт узнает настоящую причину? Что тогда будет?

— По-моему, он уже и так все знает.

— Ты думаешь?

— А ты разве не видишь, какой он последнее время ходит озабоченный?

Имбата задумался.

— Ну что ж, это, пожалуй, и лучше, — сказал он наконец и добавил, прощаясь с Амбало: — Пусть знает, что у него на Лонторе есть враги.

Имбата пошел домой. Но и дома он пробыл недолго, вытер покрытое потом лицо, переоделся и, сбежав с лестницы во двор, зашагал к ван Спойлту. Тот принял его немедля, предложил стул. Имбата сел напротив голландца и заговорил, глядя прямо ему в лицо:

— Господин ван Спойлт, самое лучшее, если мы будем друг с другом откровенны. Я пришел к вам, чтобы поговорить о людях, которые отказались строить крепость. Я скажу вам, что я об этом думаю. Но сначала мне хотелось бы послушать ваше мнение. Знаете ли вы, господин, истинную причину, почему они не хотят работать?

Едва увидев старосту, ван Спойлт сразу же понял, о чем пойдет разговор, и вопрос Имбаты не застал его врасплох.

— Видишь ли, Имбата, я тоже считаю, что хитрить нам друг с другом не следует. Но когда я сегодня пришел к тебе, чтобы выяснить, что же все-таки происходит, ты вел себя довольно странно. И мне это не понравилось. Ты хочешь знать, как я ко всему этому отношусь? Так вот, с некоторых пор я перестал чувствовать себя на вашем острове спокойно и безопасно, как раньше.

— Значит, вам уже известно, господин, что Кависта…

— О том, что Кависта против голландцев, мне известно уже давно, Имбата.

— А я это как раз и хотел вам сказать, господин. И вот еще что: Кависта ведет себя своевольно, и я, как староста кампунга, не могу отвечать за его поступки. Что же касается договора о дружбе, то лонторцы будут соблюдать его, как и прежде.

— В таком случае смею тебя спросить, Имбата, что ты собираешься делать с Кавистой, если ты считаешь его моим врагом?

— Он не враг вам, господин.

— Не враг, говоришь? Как же тогда называют у вас, на Лонторе, людей, которые вам вредят? Кависта мешает строить крепость, которая должна всех нас защищать, а ты говоришь, что он не враг. Или ты считаешь, что он делает это по глупости? Пусть так. Я даже готов поверить тебе и забыть про свои опасения. Но ты все-таки прими какие-нибудь меры, чтобы он унялся.

— Какие меры, господин?

— Ну, накажи его как-нибудь. Ведь он нарушает наш договор о дружбе.

— Господин ван Спойлт, — ответил Имбата после некоторого раздумья, — вы, наверное, знаете, что я не имею права наказывать. По нашим обычаям, человека можно наказать только в том случае, если этого потребует весь народ.

Ван Спойлт насмешливо покачал головой:

— Так, так, Имбата… Значит, чтобы призвать Кавис-ту к порядку, надо ждать согласия всего кампунга? А что же делать до тех пор?

— Я не понимаю вас, господин.

— Что же тут не понимать! Ведь если вы на Кависту не повлияете, он не оставит нас в покое.

Имбата промолчал.

— Ну, ладно. А как насчет замены тех, кто бросил работу? — спросил ван Спойлт.

— Самое лучшее, господин, если бы вы обошлись без меня и сами поискали бы себе рабочих.

— Но, Имбата, ты же только что сказал, что договор о дружбе между нами пока еще существует.

— Ах, господин, я ведь уже объяснил вам. Я, Имбата, староста кампунга, по-прежнему ваш друг. Но ходить по домам и уговаривать людей пойти на работу я не могу. Кависта и так про меня невесть что рассказывает. Даже угрожал мне. Я надеюсь, вы меня поймете, господин.

Теперь ван Спойлт призадумался над словами старосты.

— Хорошо, Имбата, — сказал он. — Не стану утруждать тебя этим делом. Но все равно крепость будет построена, кто бы ни пытался мне помешать. И если ты не можешь убрать препятствия с моего пути, я сам позабочусь об этом.

— Что вы хотите сделать, господин?

— Это тебя не касается, Имбата.

Говорить больше было не о чем. Вслед за ван Спойлтом Имбата поднялся, пожал протянутую ему на прощанье руку и удалился. Назад он шел уже не так уверенно.

Дома Вубани позвала его ужинать, но он отказался.

— Ты же с утра ничего не ел, — настаивала жена.

— Да хоть бы со вчерашнего дня, — раздраженно ответил он. — Раз не хочу, незачем живот набивать. И уйди отсюда, не мешай мне!

Вубани послушно вышла из комнаты, но вскоре вернулась.

— Ламбару пришел, сидит на террасе.

— Скажи, нет меня.

Удивленная и обеспокоенная поведением мужа, Вубани поспешила на террасу сказать гостю, что Имбаты нет дома.