Тайфун

Глава 12 «ЗВЕРЬ»

4 августа

«Портленд».

Желоб «Святой Анны».

«Портленд» двигался на самой большой скорости, при которой он еще оставался бесшумным, — двенадцать узлов. Американская субмарина с огромным трудом еще смогла бы обнаружить его среди трещащего, грохочущего льда. У российской подлодки вообще не было никаких шансов. Ванна это вполне устраивало, ибо опаснее попытки уничтожить врага может быть только нахождение где-то поблизости от врага, которому удалось выжить после твоей атаки.

В центральном командном посту отдаленные раскаты взрывов сменились тишиной, настолько полной, что казалось, будто из отсека откачали воздух. Даже тиканье старого хронометра звучало приглушенно.

«Это произошло слишком быстро», — думал Стэдмен. Он стоял позади рулевого, положив руки на спинку его кресла. У него под ногами только что разверзлась пропасть; он сам остался на одной стороне, а его будущее вместе с командиром — на противоположной.

Старший торпедист был озадачен. Киф только что выпустил две абсолютно исправные торпеды в большую, жирную цель, по которой они никак не могли промахнуться, однако именно это и произошло. Уэлли озабоченно следил за тем, как точка, отмечающая положение «Портленда», смещается в сторону глубоководного желоба «Святой Анны». Лед над головой стал слишком толстым, чтобы можно было думать о всплытии. Под ногами континентальный шельф резко оборвался к глубинам, погрузиться в которые не могла ни одна подводная лодка, рассчитывающая после этого всплыть на поверхность.

Лишь боцман Браун у панели управления балластом внешне оставался совершенно невозмутимым. У него в ухе торчал наушник, и боцман тихо разговаривал со старшиной торпедного отсека Бэбкоком. Однако при этом Браун время от времени поглядывал на Ванна, словно водитель-дальнобойщик, который перед дальней дорогой проверяет количество оставшегося в баке горючего.

— Командир! — сказал Стэдмен.

Протянув руку, Ванн резко вырвал из гнезда микрофон внутренней связи.

— Акустик, говорит центральный пост. Возможно ли, что цель номер пять притворилась мертвой среди обломков льда?

— Никак нет, сэр. Я бы слышал пятидесятигерцевый фон от ее электрооборудования. Русская лодка или на дне, или настолько далеко, что ее не слышно.

«В таком случае можно забыть о том, чтобы снова ее найти», — подумал Ванн. Большинство игр в кошки-мышки начинается стремительным прыжком и им же заканчивается. В данном случае этого не произошло. Почему? Ванн пристально посмотрел на Стэдмена.

— Бам-Бам, с какой скоростью двигалась цель номер пять перед тем, как исчезнуть?

— Около двадцати узлов.

Столкновение с подводной ледяной глыбой на вдвое меньшей скорости обрекло бы «Портленд» на гибель, однако Ванн не сомневался, что его противнику удалось уцелеть. Он ранен, прихрамывает. Но жив.

— Как близко успели подойти наши «рыбки» до того, как потеряли контакт?

— Боеголовки уже активизировались. Дистанция до цели была меньше тысячи ярдов.

— Торпеды шли со скоростью тысяча триста ярдов в минуту. Так вот, кажется, с математикой у меня все в порядке. Если бы мы выпустили торпеды на две минуты раньше, обе они попали бы в цель. — Ванн повернулся к Стэдмену. — Старший помощник, как долго мы обсуждали приказ? Одну минуту? Пять? Если вы не можете ответить точно, сверимся с судовым журналом.

— По-моему, пару минут. А что?

Ванн поднял оттопыренные указательный и средний пальцы.

— Две… минуты… потраченные… впустую. Разница между успехом и неудачей. — У него побагровел затылок. — Мы только что дали боевой залп по русской подлодке. Если об этом узнает начальство в Москве, оно расценит случившееся как начало военных действий. И все потому, что вы устроили дебаты по поводу того, как русские могут к этому отнестись. Нужно ли напомнить вам, что это может означать?

— Командир, пятнадцать минут назад этот «Тайфун» понятия не имел о нашем присутствии. Ничто не мешало нам следить за ним.

— У нас был приказ остановить его. А не преследовать.

— Нет, сэр. В приказе было сказано задержать русскую подлодку и не дать ей прибыть на Тихий океан до десятого августа. Нам предписывалось использовать разумные меры. Сэр, потопление российской стратегической ракетоносной подлодки нельзя назвать разумной мерой.

— На подводных лодках единственной неразумной вещью считается неудача. — Ванн повернулся к помощнику спиной. — Акустик, говорит центральный пост. Я собираюсь обойти вокруг зоны взрывов. Существуют ли причины, которые могут помешать вам восстановить контакт с целью номер пять?

«Да. Русские уже могут быть на полпути к Северному полюсу, твою мать!» — мысленно выругался Бам-Бам. Но вслух он произнес:

— Для того чтобы обнаружить русскую подлодку среди ледяного месива, командир, мы должны будем приблизиться к ней меньше, чем на десять тысяч ярдов.

— До какой глубины простирается слой пресной воды?

— Кривая солености обрывается на двухстах футах.

— В таком случае мы останемся у поверхности, где русские нас не услышат, и будем удить «Тайфун» на глубине на «толстую леску». Если он жив, мы его найдем. Если мертв, установим, где он затонул.

— Слушаюсь.

На самом деле Шрамм был совсем не уверен в этом. «Толстая леска», буксируемая матричная антенна «ТБ-16», представляла собой мощный шумопеленгатор, который можно было опускать на глубину на тросе длиной в полмили. Но проблема была не в том, чтобы что-нибудь услышать. Океан полон звуков. Гораздо сложнее определить, откуда исходят обнаруженные звуки.

Взглянув на Стэдмена, Ванн сказал:

— Старпом, позовите сюда Чоупера. Он, конечно, кретин, но, по крайней мере, он умеет не раскрывать рот без надобности.

— Сэр, русская «ядерная дубинка» может ждать нас в засаде. Мы только что выстрелили по ней, и, вероятно, русскому командиру захочется ответить на нашу любезность.

— Повторяю еще раз: вы свободны. Покиньте центральный пост.

«Байкал».

Марков оставил Грачева в ракетном отсеке, а сам, пройдя через кормовой люк в главный машинный пост, вместо того, чтобы вернуться в центральный пост, прошел по коридору вдоль правого борта и поднялся по трапу на среднюю палубу. Там он по притихшему коридору направился к себе в каюту. Сейчас горели только лампы аварийного освещения, и в их тусклом красноватом свете было слишком легко представить себе пенящиеся стены зеленой воды, врывающиеся в разломанный корпус «Байкала», похожий на винтовочные выстрелы треск лопающихся переборок, неистовые крики умирающих. Или, что хуже, потрясенное молчание тех, кто еще жив, уходящих вместе с искореженным корпусом в пучину.

Марков подошел к двери каюты. «Когда на борт успели загрузить ракеты? И сколько их?» Должно быть, это произошло тогда, когда их с Грачевым вызвали в Москву на встречу с Федоренко. «Ракеты с боеголовками?» Под носовым обтекателем каждой «РСМ-52» может гнездиться до десяти термоядерных бомб, а может, и ни одной. На борту его корабля может находиться до двухсот ядерных зарядов. Сколько их точно, знают только в Москве, но там, несомненно, не посчитали нужным сообщить об этом командиру.

Грачев прав. Похоже, американцам известно о его корабле больше, чем ему самому. А это значит, они сделают все возможное, чтобы не дать «Байкалу» дойти до Китая. Вероятнее всего, «Лос-Анджелес» следил за ним от самого Кольского полуострова, дожидаясь начала ледовых полей, чтобы нанести смертельный удар. Американцы полагали, и вполне логично, что лед навсегда погребет эту тайну.

В голове у Маркова остались две мысли: «Я не сделаю то, что ждут от меня американцы» и «Федоренко знал».

Открыв дверь, он постоял на пороге. Свет в каюте был погашен. Марков сделал глубокий вдох, улавливая приятный запах северного кедра, зеленой ветки, которую подарила ему на прощание Лиза. Эта ветка должна была напоминать ему о ней, о том, что есть мир, в который стоит возвращаться. Наконец Марков хлопнул ладонью по выключателю, и, зажужжав, вспыхнул холодный люминесцентный свет.

От удара об лед ваза с кедровой веточкой опрокинулась и свалилась на палубу. Вода разлилась, но прочное стекло осталось целым. Подняв вазу, Марков подошел к крошечной раковине и, открыв кран, дал воде слиться, чтобы она перестала иметь цвет крови. Наполнив вазу, он поставил ее на стол и только тут заметил, что цифровой дисплей глубиномера, закрепленный на стене, погас.

Марков вдоволь наслушался рассказов отставных подводников, собирающихся по вечерам в Санкт-Петербургском клубе подводников. Он лично был свидетелем агонии «К-219». Холодная война не всегда оставалась холодной. Моряки — и российские, и американские — горели в пожарах и при взрывах, тонули и гибли во время столкновений. Обстоятельства их смерти хранились за семью печатями в Вашингтоне и в Москве. Даже ближайшие родственники не знали всей правды, содержащейся в засекреченных папках с названиями погибших кораблей, чьи экипажи так и не вернулись с боевого дежурства: «К-19», «К-219», «Курск», «Скорпион», «Трешер». «Байкал» был на волоске от того, чтобы присоединиться к этому призрачному флоту.

Схватив трубку массивного черного телефона, Марков вызвал главного акустика.

— Говорит Марков. Есть какие-нибудь цели?

— Ничего, — доложил Беликов. — Но у нас за кормой становится очень тихо.

— Американцы не пойдут по следу своих торпед. Они совершат быстрый рывок и будут поджидать нас впереди.

«Если только им не известно, что мы не можем стрелять в ответ». В этом случае американцы догонят «Байкал» и, несмотря на все его попытки оторваться, будут стрелять снова и снова. «Следовательно, им неизвестно, что мы не можем дать ответный залп». Это станет временным преимуществом. Но рано или поздно американцы это поймут. Надо постараться максимально использовать небольшую передышку.

— Еще десять минут будем идти параллельно кромке ледяного поля, затем повернем на юг.

— На юг?

— Пусть Бородин проложит курс обратно до Тюленьей бухты. Отличный от того, которым мы шли сюда. Мы пойдем вдоль восточного побережья Новой Земли.

— Там очень маленькие глубины, товарищ командир. Нам придется идти очень медленно.

— Выполнять приказ. — Отключив телефон, Марков набрал номер старпома в центральном посту. — Сергей?

— Гаспарян слушает.

— На какой глубине мы сейчас находимся? Дисплей у меня в каюте вышел из строя.

— Глубина погружения триста метров, дифферент ноль.

— Нам надо подняться выше слоя соленой воды, но только бесшумно. Всплывай до глубины сто пятьдесят метров. Медленно.

— Так точно. — Пауза. Затем: — Командир, мы действительно возвращаемся домой?

— Если нам повезет, — сказал Марков, бросая трубку на аппарат.

Необходимо будет спуститься южнее границы сплошных льдов, всплыть и развернуть антенну, чтобы передать сообщение в штаб Северного флота. Марков понимал, что времени у него будет очень мало. Шум всплытия скрыть не удастся. Американцы обязательно обнаружат лодку.

«Байкал» буксировал за собой длинную антенну, предназначенную для приема сверхнизкочастотных сигналов. Такие сигналы можно принимать в подводном положении, даже подо льдом. Но только принимать. Если «Байкалу» удастся передать сообщение, он снова нырнет под воду и будет ждать ответа. Сняв трубку, Марков связался с Грачевым.

— Игорь!

— Старший помощник слушает. В чем дело, командир?

— Сколько времени тебе потребуется на то, чтобы установить новую антенну?

— Все зависит от того, насколько сильно ты испортил старую.

— Я спрашиваю серьезно. Мне нужен ответ.

— И я тоже отвечаю серьезно. Сила удара об лед была такова, что от перископов наверняка осталось одно воспоминание. Однако антенна была установлена дальше к корме. Если от нее хоть что-нибудь осталось, не меньше часа и не больше суток.

Американцы нас обнаружат.

— Час — это слишком много. Мне нужны более оптимистичные оценки.

— А мне нужна жена. К несчастью, нам обоим придется подождать. Но я думаю, можно будет попробовать воспользоваться «зверем».

Это прозвище российские подводники дали спасательным буйкам. Два красно-белых диска были установлены снаружи легкого корпуса подлодки, один на носу, другой дальше к корме. «Звери» освобождались подрывом специальных болтов со взрывателями или автоматически, если подлодка опускалась на смертельную глубину. Оба имели радиопередатчики, которые будут передавать «Байкал, Байкал, Байкал» на международной частоте, зарезервированной для сигналов бедствия. Специальные спутники примут сигнал, определят местонахождение его источника и поднимут тревогу в Москве.

«А «зверь», возможно, и сработает. Хотя это привлечет внимание американцев, словно… — Марков встрепенулся. — Словно колокольчик?»

— Командир?

— На борту лодки есть цепь?

— Где мы собираемся отдавать якорь?

— Сейчас я расскажу тебе, что мне пришло в голову…

Когда Марков закончил, Грачев сказал:

— Это очень рискованно.

— Можешь предложить что-нибудь другое? Ступай ищи цепь.

Марков положил трубку. Где сейчас американская субмарина? Командир ощущал себя слепым, которого заперли в камере вместе с убийцей. Надо прислушиваться к малейшему шуму, к самому слабому шороху, ибо нельзя увидеть, откуда последует новое нападение.

Зазвонил телефон.

— Марков.

— Капитан, говорит Гаспарян. Сейчас мы проходим под границей торосистых льдов. Бородин проложил курс на Новую Землю. Все правильно?

«Байкал» сможет спрятаться у северной оконечности Новой Земли. Море у изрезанного берега изобилует отмелями и скалами. Надо быть сумасшедшим, чтобы направить подводную лодку на такое опасное мелководье. Или находиться на грани отчаяния.

— Да. Какая у нас сейчас глубина?

— Двести метров, медленно всплываем за счет горизонтальных рулей.

— Хорошо. Я ничего не слышал. А теперь найдите участок воды, свободный от льда. Это необязательно должен быть целый океан. Достаточно всего лишь…

Услышав отдаленный приглушенный удар, Марков непроизвольно обернулся.

«Во имя всего святого, что это?»

«Портленд».

Бам-Бам размотал кабель «ТБ-16» почти наполовину. Массивный наконечник, набитый датчиками и узконаправленными гидрофонами, опустился в более холодную и чистую воду. На зеленом «водопадном» дисплее шумопеленгатора появился случайный шум океанских глубин. Верхняя часть экрана была размечена на градусы, указывающие пеленг источника звуков.

Кто является самым шумным живым существом на земле? В подводном мире нет ничего громче треска, хруста и щелчков миллиардов креветок. Море, окружающее «Портленд», по звуку напоминало исполинскую машину по приготовлению хрустящей кукурузы. Причудливыми мелодиями бродила вверх и вниз по спектру песнь кита. Пеленгатор показывал, что кит находится справа по борту, но Бам-Бам понимал, что огромное млекопитающее может быть как в одной миле от подлодки, так и в пятидесяти.

Звук распространяется под водой причудливо. Все зависит от трех условий: температуры, солености и глубины. Область теплой воды искривляет звуковые волны подобно линзе, слой пресной воды может их отразить. Как и плотная, ледяная вода на дне глубоководных желобов. Шрамму приходилось иметь дело со всеми тремя составляющими. А также с Ванном.

В левой части экрана появилась новая вертикальная линия. Естественные звуки появлялись и исчезали, подчиняясь случайным законам. Все время здесь, но никакого рисунка нет. А механизмы работают в четком ритме.

Бам-Бам следил, как линия поблекла, затем снова набрала яркость. Один раз, два, три, затем она исчезла совсем. Шрамм снял микрофон.

— Центральный пост, говорит акустик. Возможно, механический источник сигналов, пеленг двести сорок.

— Выведите на громкоговоритель.

Из громкоговорителя системы внутренней связи послышался случайный шелест воды, затем низкочастотное «бум… бум… бум». Шрамм собрался было предложить переключиться на более чувствительную антенну, установленную в носу лодки, но придержал язык. Если Ванну что-нибудь нужно, пусть сам об этом попросит, твою мать.

— Вы можете определить дистанцию до источника звука? — спросил Ванн.

— Скажу только то, что он неблизко.

«Хочешь узнать поточнее? Гадай сам».

— Хорошо, — сказал Ванн. — Рулевой, переложить руль на пять градусов влево. Новый курс двести пятьдесят. Акустик, переключитесь на носовую полусферу и посмотрите, сможем ли мы снова поймать этот звук. Отбой боевой тревоги.

— Переключаю.

Особо чувствительная носовая сферическая антенна начала выдавать на экран поток информации. Внешне антенна походила на огромный сверкающий зеркальный шар, какие в восьмидесятых подвешивали под потолком на дискотеках, но только на самом деле пятнадцатифутовая сфера вместо зеркал была утыкана сотнями двунаправленных гидрофонов пассивного шумопеленгатора и мощными приемопередатчиками активного гидролокатора. Длинный акустический тоннель соединял антенну с люком в передней эллиптической переборке рядом с «козлиным рундуком», старшинской кают-компанией.

Если не забираться в торпедный аппарат, на всем корабле не было такого пугающе замкнутого пространства, как акустический тоннель. Находясь в нем, оказываешься вроде как уже не на борту лодки, но еще и не за ее пределами; а рядом, по стенкам длинной темной трубы, проходят толстые высоковольтные кабели.

Шрамм всмотрелся в дисплей, пытаясь найти на нем графическое изображение странных звуков, которые только что услышал. Пока что он ничего не мог сказать, потому что не имел доказательств, но его не покидало чувство, что русская «ядерная дубинка» осталась жива.

Скавалло лежала на койке, слушая шепот воздуха из маленького вентиляционного отверстия. Услышав ругань Ванна через устройство внутренней связи, она досадливо поморщилась. Командир сам сел в лужу в Кольском заливе, а теперь срывает зло на всех подряд.

Но затем «Портленд» наполнился отголосками странных звуков, раскатистым ворчанием, прерываемым шипением сжатого воздуха и длинными паузами. Молодая женщина ощутила, что корабль начал маневрировать, услышала, как двигатель заработал на полных оборотах, затем успокоился. Подводная лодка за кем-то гонится или от кого-то убегает?

«Отбой боевой тревоги… Отбой боевой тревоги…»

Скавалло встала с койки. В пустынном коридоре было совершенно тихо. Горел яркий свет, температура оставалась постоянной. Молодая женщина услышала за спиной торопливые шаги и обернулась. Это был Уоллес, младший лейтенант из боевой части связи, помощник Бледсоу, к счастью, начисто лишенный злобности своего начальника. Уоллес постоянно носил с собой карманное издание Библии и очень серьезно относился к вопросу «Как бы в этом случае поступил Иисус?»

— В чем дело? — спросила Скавалло.

— Извините, мне надо бежать.

Уоллес даже не остановился, чтобы ответить.

Молодая женщина прошла следом за ним до трапа. Уоллес сбежал вниз на среднюю палубу. Скавалло спустилась до самого конца. Лишь здесь, на нижней палубе, «Портленд» казался наконец не подвалом, а кораблем. Здесь, в самом низу, отчетливо был виден изгибающийся огромной дугой стальной корпус лодки. Всего чуть больше одного дюйма высококачественной стали Эйч-уай-80 отделяло отсек от океана, и не требовалось особого воображения, чтобы представить себе, что находится за ней.

Скавалло прошла до вспомогательного машинного отделения. Там никого не было. Сложенная беговая дорожка была поднята к переборке и закреплена защелкой. Достав из нагрудного кармана моток тонкой стальной проволоки, молодая женщина распрямила конец, сделав нечто вроде указки. Кто-то установил микрофон рядом с тренажером. От микрофона должен отходить провод. Не доверяя никому, Скавалло решила сама отыскать этот провод. Как совершенно правильно заметил офицер-кадровик: «Мужчины объединятся против женщины».

Пригнувшись, Скавалло заглянула за выпускной коллектор дизеля, уходящий вверх сквозь переборку над головой. Ни проводов, ни микрофонов. И никаких свидетельств того, что они здесь когда-либо были.

И тем не менее микрофон был установлен где-то здесь.

На переборке рядом с тем местом, где беговая дорожка стояла в разложенном виде, был закреплен ящичек с инструментом. Внутри красовалась табличка с черепом и перекрещенными костями и предостерегающая надпись, сообщающая о том, что инструменты являются собственностью вспомогательного машинного отделения.

Молодая женщина обратила внимание еще кое на что. Ящичек был сделан из прямых стальных листов, а переборка за ним имела изгиб. Захлопнув дверцу, Скавалло провела под ней пальцем и нащупала углубление, сужающееся к краям, но в середине имеющее в ширину не меньше четверти дюйма. Согнув на конце проволоки крючок, молодая женщина пошарила им за ящичком.

Крючок что-то зацепил. Скавалло осторожно вытащила скрученный двужильный провод. Черный с красным. Таким у нее дома был подключен дверной звонок. Медные проводники были слишком тонкими, чтобы выдержать большой ток, однако микрофон потребляет очень мало энергии. Скавалло тянула проволоку, пока та поддавалась. Наконец проволока натянулась, подключенная к чему-то. Скавалло проследила ее до вентиляционной трубы, уходящей вверх на среднюю палубу.

Хотя молодая женщина провела на борту лодки уже две с половиной недели, запутанная топография «Портленда» оставалась для нее покрытой множеством белых пятен. Скавалло имела лишь смутное представление о том, какой отсек находится у нее над головой. Это могло быть все что угодно: офицерская кают-компания, матросская столовая, камбуз, даже небольшая камера для сбора отходов, где мусор упаковывался в металлические коробки и выстреливался в море. Но одно не вызывало сомнений: что находилось над этим отсеком на верхней палубе.

Радиорубка.

Молодая женщина выругала себя за то, что не догадалась раньше. Кто может установить микрофон лучше профессионального радиста? Энглер.

«Мне надо схватить его за задницу», — подумала Скавалло, отмеряя шагами расстояние до трапа, ведущего на среднюю палубу. Двадцать шесть. Поднявшись наверх, она направилась в сторону кормы, молча считая шаги.

Через десять шагов Скавалло очутилась перед дверью кают-компании. Заглянув внутрь, она увидела Уоллеса, пожирающего сандвич и одновременно изучающего чертеж антенн и мачт подлодки. Осторожно прикрыв дверь, молодая женщина пошла дальше.

Еще пять шагов, и она остановилась перед входом в матросскую столовую. Впереди коридор заканчивался круглым водонепроницаемым люком. Такой люк на «Портленде» был всего один, и он вел к «ядерной аллее», тоннелю, соединяющему носовые отсеки с кормовой частью лодки, где находились ядерный реактор и машинное отделение.

Люк был установлен в толстой, прочной переборке. Даже Энглер не смог бы пропустить провод через такую. Это означало, что провод протянут или через камбуз, или через морозильное отделение.

Заглянув в столовую, Скавалло обнаружила, что здесь никого нет. Кто-то успел снять со стены большой плакат, провозглашавший «Портленд» «ОБИТЕЛЬЮ НЕВИДИМОК». Коки готовили холодные бутерброды, которыми можно перекусить в спешке, не отвлекаясь.

Скавалло прошла мимо судовой прачечной, под люком, ведущим к капсуле аварийного спасения, и оказалась перед теплоизоляционной дверью в морозильное отделение. Она потянула дверь, открывая ее. Ей к ногам вытек белой волной холодный пар. Внутри горел свет. Скавалло шагнула в морозильник и закрыла за собой массивную дверь.

Над беспорядочным скоплением ящиков и картонных коробок висели змеевики испарителей. Стены, обитые теплоизоляционным материалом, были покрыты слоем инея. Стрелка термометра, закрепленного болтами на стене, указывала четыре градуса выше нуля по Фаренгейту.

Между наставленными друг на друга коробками оставались узкие проходы, в которые можно было с трудом протиснуться, а за ними высились завернутые в фольгу подносы с замороженной фасолью, тесто для пиццы, куриные окорочка, рыбные палочки. Скавалло добралась до дальней стенки. Теплоизоляционный материал был надрезан, а затем заклеен серебристым скотчем.

Онемевшими от холода пальцами молодая женщина отлепила скотч и, пошарив под толстым слоем изоляции, достала красно-черный провод. Подняв взгляд, она увидела над головой, там, где переплетались спирали испарителя, как провод исчезал в вентиляционной решетке.

Дверь морозильника открылась, и внутрь заглянул кок.

— Какого черта?

Скавалло обернулась.

— Лейтенант, вам сюда нельзя. Немедленно освободите помещение.

Пройдя к выходу под враждебным взглядом кока, молодая женщина поднялась по трапу на верхнюю палубу и быстро прошла по коридору в сторону кормы, прижимаясь к переборке, чтобы ее не увидели из центрального поста. Дверь радиорубки была закрыта. Коридор закончился тупиком, снова перегороженный переборкой ядерного реактора. На этой стороне осталось только одно помещение: вентиляторная.

На двери вентиляторной висела написанная от руки табличка: «ЗВУК МОЖЕТ УБИТЬ!» За ней находился крошечный шлюз, в котором с трудом помещался один человек; основное его назначение состояло в том, чтобы не дать вырваться страшному грохоту вентиляторов. Из шлюза вела вторая дверь. Весь отсек в целях звукоизоляции плавал на пружинах. Открыв наружную дверь, Скавалло шагнула в шлюз.

Внутренняя дверь была оборудована специальным запором. Для того, чтобы его открыть, требовалось открутить винты, на которых висела другая табличка:

Приглушенный гул доносился даже через закрытую внутреннюю дверь. Десятки децибелов сдерживались толстыми звукоизолирующими прокладками. Закрыв наружную дверь, Скавалло открутила винты и шагнула внутрь.

Для слуха, привыкшего к тихому шепоту современной атомной подводной лодки, внезапный звуковой удар воющих лопастей и ревущих электродвигателей явился физическим шоком. Молодая женщина ощутила, как все девяносто четыре децибела колотят ей в уши. Резонируют в груди. Еще одна табличка предупреждала о высоком напряжении, опасном для жизни.

Все оборудование было расставлено в форме подковы. В центре ракетной шахтой возвышалась большая стальная труба. Сориентировавшись, Скавалло определила, что это аварийный спасательный люк, вход в который она видела в столовой. В узкое пространство между стенками трубы и окружающим оборудованием были втиснуты трапы.

Молодая женщина прошла вдоль одной ножки подковы, перешла на противоположную сторону и вернулась назад, где на пружинах и резиновых дисках был подвешен мощный мотор. В его основание входили толстые силовые кабели, защищенные резиновыми кожухами. Табличка сообщала, что кабели находятся под напряжением 450 вольт. Позади мотора, на внешней переборке, вдоль которой поднимался ведущий вниз воздуховод, Скавалло наконец нашла то, что искала.

Здесь Энглер работал уже не так тщательно. И действительно, кто обратит внимание на тонкий витой провод, выходящий из одного маленького воздуховода и ныряющий в другой? Подводная лодка опутана многими милями проводов и воздуховодов. Хотя определить на взгляд было невозможно, Скавалло догадалась, что один воздуховод выходит из морозильника, а другой ведет в радиорубку. Схватившись за торчащий кусок провода, она что есть силы дернула.

Освещение вентиляторной погасло.

Глубокая шахта, пещера. Где еще может царить такой полный мрак, как в неосвещенном отсеке подводной лодки? Скавалло различила сквозь отверстия в кожухах двигателей искорки электрических разрядов, мерцающие холодным голубым огнем. Ей предстояло пробираться к выходу из абсолютно темного помещения, заботясь о том, чтобы не задеть за оголенные контакты.

Молодая женщина уже почти добралась до внутренней двери, как вдруг голубые вспышки на стене заслонила зловещая черная тень. Получив в грудь удар кулаком, Скавалло непроизвольно выставила руки вперед. Ахнув, она упала. Что-то тяжелое с резким лязгом ударилось о тонкую сталь кожуха вентилятора. Скавалло распласталась на палубе. Яркие голубые искры щеток электродвигателя были совсем рядом. Она ощутила щекой что-то холодное. Металлическую трубу. Вблизи, чуть выше отблески искр отразились в стеклах очков. Протянув руку, молодая женщина вместо них наткнулась на усы Энглера.

Она перекатилась на бок, и в этот момент обрезок трубы с силой опустился вниз, ударив ее под лопатку. У Скавалло потемнело в глазах, плечо онемело. Схватив трубу за другой конец, она дернула что есть силы. Этого оказалось недостаточно.

Энглер рывком поднял ее на ноги, затем толкнул спиной в кожух вентилятора. Потеряв равновесие, Скавалло упала, чувствуя, как ей в спину впиваются клеммы. Она предприняла отчаянную попытку встать, но Энглер схватил ее за пояс комбинезона и повалил навзничь на палубу. От второго удара кулаком в солнечное сплетение у молодой женщины перехватило дыхание.

Могучие руки раздвинули ей ноги. Прежде чем она смогла что-либо сделать, ловкие пальцы скользнули в ширинку. Скавалло попыталась сжать ноги вместе, но Энглер уже проник между ними и принялся срывать с нее трусики.

Она попробовала лягаться, но обнаружила, что полностью лишена свободы действия. Ни вперед, ни назад. Молодая женщина вцепилась Энглеру в лицо, но обрезок трубы обрушился ей на затылок. Она попробовала кричать, но сама не смогла услышать свой голос сквозь гул вентиляторов.

Энглер наседал на нее, раздвигая бедра. В стеклах его очков мерцали холодные отблески голубых искр. От ревущих электродвигателей пахло озоном высоковольтных разрядов. Обрезок трубы одним концом прижимался к резиновому кожуху, закрывавшему клемму. Другой конец упирался в палубу. Между ними находилась шея Скавалло.

Реакция молодой женщины была мгновенной и автоматической. Протянув руку, она сдернула с клеммы кожух.

Послышался громкий хлопок, сверкнула ослепительная искра, стекла очков Энглера заполнились обжигающим светом. Обрезок трубы отлетел прочь. Энглер вскрикнул так громко, что Скавалло услышала его сквозь рев двигателей. Воздух наполнился вонью расплавленной изоляции, горячей меди и опаленных волос.

И вдруг Энглер исчез. Прошла одна минута, две. Скавалло вскочила на ноги, чувствуя, как по жилам разливается чистый адреналин. Шея ныла от близкого электрического разряда. Молодая женщина была ослеплена яркой вспышкой. Но когда сияющие тучи перед глазами наконец рассеялись, она увидела, что находится в отсеке одна. Одна в помещении, забитом ревущими механизмами. Одна наедине со своими врагами, запертая в стальной тюрьме, окруженной не стенами и оградами, а морем.

Заметив, как моргнули огоньки на панели управления гидроакустическим комплексом, Бам-Бам оглянулся вокруг, ища, что могло это вызвать. Подводник может безмятежно спать в обнимку с торпедой и даже не думать об опасности, но если собьется ровный ритм вентиляторов, моргнет свет, раздастся необычный звук, он тотчас же настороженно очнется.

— Что это было?

— Обычная проверка оборудования, — пошутил другой акустик.

— Самое неподходящее время для того, чтобы шутить со светом, — пробормотал Шрамм, поворачиваясь к экрану. — Эй, а эта штука когда успела появиться?

На экране пульсировала жизнью слабая зеленая линия.

Увидев моргнувший свет, боцман тотчас же связался по маломощной рации с командиром электромеханической части.

— Командир, электрик говорит, что в вентиляторном отсеке было замыкание на землю.

— Когда в последний раз протирались поддоны дренажной системы? — спросил Ванн. — Боцман, вы же прекрасно знаете, что конденсат постоянно вызывает замыкание цепей.

— Я пошлю кого-нибудь проверить, в чем там дело.

— Центральный пост, говорит акустик, — послышался голос Шрамма. — Я ловлю слабый пятидесятигерцовый сигнал. — Характерный шум электрооборудования русских подлодок. — Очень слабый, но пеленг близок к тому, на котором был обнаружен первый сигнал. — «Ну почему ты не помчался в ту сторону?» — Если это наш приятель, он уже больше не спешит на север.

Ванн повернулся к планшету целеуказателя, на котором появилась свежая картинка. «Куда направляется русская лодка? Назад в Кольский залив? Быть может, ему все же здорово от нас досталось».

— Идем туда и проверим все сами, — распорядился Ванн. — Рулевой, переложить руль на пять градусов вправо. Новый курс триста ровно. Отлично сработано, Бам-Бам. Загляните через пять минут ко мне в каюту.

«Отлично сработано?» Бам-Бам кивком приказал одному из трех акустиков, находящихся на посту, взять управление на себя.

— Уже иду, — сказал он, гадая, что же замыслил Ванн.