— Вы слышали представление, которое устроила Скавалло? — спросил Ванн, когда они со Стэдменом остановились в тесном проходе у поста управления рулями.
— По-моему, пропустить его было невозможно.
— И что будет дальше? Стриптиз-шоу? Мы находимся в российских территориальных водах, а кто-то выводит такой шум на систему громкоговорящей связи! Подобные действия могут погубить лодку. Если данный случай не доказывает, что девчонок нельзя брать на подводные лодки, тогда я уже просто не знаю, что еще понадобится для этого.
— Считается, что Скавалло прекрасный специалист по русскому языку.
— А вам не приходило в голову, что из-за нее дали от ворот поворот кому-нибудь более достойному, и все ради того, чтобы кому-то что-то доказать. Женщины пытаются проложить дорогу на подводные лодки. Сегодня это пассажирка. Завтра это уже будет радист, точнее, радистка. На взгляд из Вашингтона, какая тут разница? А что если она забеременеет? Что нам в таком случае делать? Оборудовать в торпедном отсеке родильный дом?
— Скавалло понимает, что поставлено на карту. Не думаю, что она переступит черту.
— Это всего лишь ваше предположение. А вот неопровержимый факт: уровень беременности на надводных кораблях с разнополыми экипажами достигает двадцати процентов на один выход в море. Двадцати процентов. Как вы думаете, все эти девчонки собирались залететь? Нет, — решительно заключил Ванн. — Скавалло здесь чужая, и мы сделаем доброе дело, доказав это всем. В том числе и ей самой. Ладно, — он постучал пальцем по карте. — Переходим к следующему вопросу. Мы только что вторглись в российские территориальные воды. Наша задача состоит в том, чтобы занять позицию для наблюдения за крупными маневрами российского флота. Они станут первыми после гибели «Курска». Я хочу, чтобы вы вывели лодку на позицию.
У Стэдмена учащенно забилось сердце.
— В Кольский залив?
— Считается, что вы должны быть готовы в любой момент взять на себя командование кораблем. Если вы не готовы, это уже другой вопрос.
— Я готов.
Стэдмену не пришлось даже задумываться над ответом, и это было к лучшему, поскольку, задумавшись, он понял бы, что твердой уверенности у него нет. Все командиры испытывали своих старших помощников, моделируя чрезвычайные ситуации. Но если «Портленд» обнаружат здесь, это будет означать не просто несданный экзамен.
Стэдмен ощутил пьянящую ответственность возложенной на него власти.
Это было именно то, к чему он стремился. Стэдмен оглядел моряков, несущих вахту на посту управления рулями, специалистов управления системами вооружения, штурмана. Бедный лейтенант Чоупер, вахтенный офицер, терзал зубами жевательную резинку с таким остервенением, что казалось, будто он ведет оживленный диалог, разговаривая за обоих собеседников.
— Итак? — спросил Ванн.
Набрав полную грудь воздуха, Стэдмен изрек:
— Принимаю командование на себя.
Подмигнув, Ванн произнес:
— Командование кораблем принял на себя старший помощник!
Браун с самого начала догадался о том, что будет. Усмехнувшись, он громко объявил:
— Командование кораблем принял на себя старший помощник!
— Желаю удачи, — сказал Ванн.
Поднявшись на мостик, он занял свой насест — придирчивый наблюдатель и беспристрастный судья.
— Сэр? — спросил лейтенант Чоупер.
Он уже встал, готовый уступить место более опытному специалисту. Если честно, Чоупер был готов уступить свое место кому угодно.
Чоупер был молодой и очень зеленый лейтенант из службы обеспечения. Он бродил по отсекам «Портленда» с застывшим на лице выражением постоянного изумления. Какого адмирала он прогневал, заслужив тем самым это назначение? Чоупер пришел на «Портленд» из надводного флота и думал только о том, как поскорее туда вернуться. Предполагалось, что он покинет подводную лодку, зная больше, чем знал до того, как попал на нее, и при мысли об этом Чоупер приходил в ужас.
На «Портленде» Чоупера прозвали «Мазилой» за неумение удерживать подлодку на заданной глубине. Уже неоднократно по его вине гребной винт субмарины кромсал в клочья буксируемую антенну гидролокатора, и Чоупер настолько боялся повторить это еще раз, что не мог думать ни о чем другом.
— Вероятно, вы хотите, чтобы горизонтальными рулями управляла более опытная рука, так?
— Успокойтесь. Вы сами справитесь, — сказал Стэдмен. Он вернулся к застывшей в проходе Скавалло. — Лейтенант, вам пора отправляться прогревать свою аппаратуру. Вы сможете начать работать, как только мы поднимем антенну.
Молодая женщина метнула взгляд на Ванна.
— Сэр, капитан приказал…
— Командование взял на себя я, лейтенант. Ступайте.
Скавалло направилась на корму. Открыв дверь радиорубки с предостерегающей надписью, она шагнула в тесное помещение, забитое аппаратурой, и заняла свое место за мерцающим голубым экраном. В рубке было три вращающихся кресла, и Скавалло села на среднее между младшим радистом Ларри Энглером и лейтенантом Майклом Бледсоу, старшим связистом «Портленда».
Перед Бледсоу стояла белая фарфоровая кружка, доверху наполненная дымящимся кипятком.
— Похоже, вам не помешает что-нибудь горячее, — предложил он, протягивая кружку молодой женщине.
Скавалло посмотрела на него. На борту «Портленда» у нее не было друзей, но даже по этим меркам Бледсоу вел себя по отношению к ней крайне враждебно.
— Что вы сюда подсыпали?
— Ничего. — Он протянул кружку. — Здесь где-то обязательно должен найтись пакетик с чаем. — Пошарив на полках над радиоаппаратурой, Бледсоу повернулся к Энглеру. — Эй, паша! Ты заварил последний?
— Виноват, сэр, — глупо улыбнулся Ларри Энглер. Пашой его прозвали за густые черные усы. Энглер, как одержимый, занимался в тренажерном зале, словно заключенный, которому все равно больше нечем заняться. Он носил очки в светлой розоватой оправе, незаслуженно придававшие ему вид человека прилежного и усердного. — Хотите, я где-нибудь раздобуду.
— Не беспокойся, — остановил его Бледсоу. — Я сам позабочусь об этом. Ты остаешься за главного.
Встав, лейтенант вышел из радиорубки.
Не прошло и минуты, как Энглер окликнул Скавалло:
— Сэр! Я хотел сказать, мэм! Я нашел один пакетик. — Он протянул молодой женщине мокрый пакетик с чаем, который вытащил неизвестно откуда. — Почти совсем свежий. Хотите?
— Да, — ответила Скавалло. — Спасибо.
Пододвинув к себе кружку, она стала включать радиоприемники. Аппаратура была настроена на то, чтобы выделять все сигналы российских передатчиков, записывать их для последующего анализа, а также выдавать на экране данные об источнике и мощности каждого сигнала.
Вдруг молодая женщина ощутила на своем плече что-то тяжелое и мягкое. Она обернулась.
Из расстегнутой ширинки комбинезона Энглера торчал обнаженный член. Радист положил его на плечо Скавалло. На глазах у нее член начал увеличиваться в размерах, наливаясь кровью. Молодая женщина уставилась на него, не в силах поверить собственным глазам.
Глаза Энглера были скрыты стеклами очков, в которых отражались голубые экраны аппаратуры. Кто-то подергал снаружи ручку двери в рубку. Энглер молниеносно застегнул молнию. Когда в рубку вошел Бледсоу с новой коробкой «Липтона», Энглер уже как ни в чем не бывало сидел на своем месте.
Бледсоу увидел выражение лица молодой женщины.
— Что-нибудь случилось?
Он произнес это с такой заботой, что Скавалло поняла: Бледсоу и Энглер действуют в сговоре. Если она подаст жалобу на Энглера, тот будет все отрицать, и останется ее слово против его слова. Повернувшись к мужчинам спиной, Скавалло принялась резкими, яростными щелчками включать тумблеры сканеров радиочастот, приемников и записывающих устройств. Казалось, захрустели маленькие косточки, ломающиеся пополам.
Стэдмен подошел к Уэлли, склонившемуся над навигационным столом.
— Только не говорите, что вы не знали об этом.
— Если бы я знал, то постарался бы сбиться с курса.
— Как здесь? Насколько плохо?
— Если мы ляжем на грунт, то можно будет выйти из лодки и дойти до берега вброд.
— Я бы предпочел обойтись без этого.
— Полностью с вами согласен. «Ущелье» совершенно непроходимо. — Уэлли понизил голос. — Возможно, Ванн хочет проверить, сможет ли он вынудить вас совершить грубую ошибку. Советую вам отказаться. И дождаться прилива.
С таким же успехом можно было вызваться на должность военно-морского атташе в Монголию. В конечном счете, это сведется к одному и тому же.
— А что насчет «прохода»?
— Для того чтобы знать наверняка, надо взглянуть вблизи. Вы ничего не имеете против?
— Разумеется.
Еще один автоматический ответ, но в действительности существовали другие места, где было бы значительно проще демонстрировать искусство скрытных подводных операций. Проще и безопаснее. Субмарине скоро предстояло оказаться в водах, глубины которых значительно меньше собственной длины «Портленда», составляющей 360 футов, а дно имеет сложную топографию. Ледники, сто тысяч лет назад гигантскими бульдозерами прошедшие по северной части российских равнин, оставили после себя скрытый водой след из каньонов и гор, среди которых покоятся обломки многих кораблей, и в том числе российских подводных лодок.
— А что насчет него? — спросил Уэлли, кивая в сторону Мазилы.
Подумав немного, Стэдмен ответил:
— Пусть остается. Если мы зацепим грунт, не его шкура останется на этих скалах.
— Как вам будет угодно, — заметил Уэлли.
— Совершенно верно.
Стэдмен присоединился к Ванну. Он изучил показания приборов, прислушиваясь к медленному, настойчивому хрусту льда. Если за подводной лодкой не мчится неприятельская торпеда, первое правило поведения в такой сложной обстановке гласит: не торопиться. Это верно в отношении управления субмариной. В отношении мыслей. В отношении всего. Настало время «невидимкам» поддержать свою репутацию.
— Центральный пост, сбавить скорость до шести узлов. Отключить громкоговорящую связь. Перевести лодку в сверхтихий режим.
«Тихое» превратилось в «бесшумное». Громкоговорители умолкли. Приглушенные голоса стали шепотом. Свободные от вахты члены экипажа улеглись на свои койки.
Стэдмен буквально ощутил, как на «Портленд» опустилось покрывало. Насосы теплообменников остановились, ядерный огонь в реакторах перешел на тление. Единственный бронзовый гребной винт подлодки уменьшил скорость вращения до сорока восьми оборотов в минуту; огромные лепестки-лопасти стали рассекать воду так же бесшумно, как чемпион Олимпийских игр по прыжкам в воду, входящий в бассейн.
В этой игре было много ступеней. Начиная от солнечного летнего дня на берегу под Пойнт-Джудит, когда Стэдмен еще мальчишкой увидел погружающуюся в море подводную лодку, до поступления в школу атомных силовых установок высшая цель всегда состояла в том, чтобы командовать атакующей субмариной. Не было задачи более сложной, более требовательной, но и более стоящей. Выводить в море «ядерную дубинку», ракетоносную подводную лодку, вооруженную баллистическими ракетами, было так же скучно, как смотреть на высыхающую краску. Главная задача в этом случае заключается в том, чтобы оставаться невидимым. Тем самым ты превращаешься в потенциальную добычу. Но командир атакующей подлодки — это охотник. И сейчас путь к конечной цели пролегал прямиком через «проход».
Стэдмен поднес к губам микрофон маломощной системы внутренней связи.
— Гидроакустик, что у вас?
— Одну секунду, командир, — ответил старший акустик Шрамм.
Бам-бам Шрамм обитал в тесной рубке, расположенной сразу же перед центральным постом по правому борту, которая была битком набита самой совершенной электронной аппаратурой. Если мир подводника ограничивался тем, до чего он мог дотронуться рукой, мир Шрамма охватывал весь океан. Акустик мог услышать голос кита, находящегося на удалении тысячи миль. Он похвалялся, что его шумопеленгатор настолько чувствительный, что может поймать радиостанцию Нэшвилля, родного города Шрамма, — что, разумеется, не соответствовало действительности. Но однажды Шрамм поразил остальных акустиков, шутки ради продемонстрировав именно это. Вот в наушниках слышался шелест гребного винта, и вдруг его сменил задорный рок-н-ролл в исполнении Хэнка Уильямса.
Бам-бам переключил высокочастотный гидролокатор из ждущего в активный режим. От приемно-передающей антенны, размещенной за сферическим обтекателем на носу «Портленда», устремились вперед слабые, маломощные щелчки, которые не могли обнаружить русские. Компьютер преобразовывал их отраженные сигналы в изображение, которое начало медленно, строчка за строчкой, вырисовываться на экране гидролокатора.
Казалось, темной, туманной ночью зажгли яркие галогеновые фары. Шрамм увидел разворачивающуюся перед ним картину морского дна, с валунами, подводными возвышенностями. Теоретически это должно было позволить подводной лодке укрываться за складками местности подобно тому, как солдат перебегает простреливаемый участок, прячась в воронках и за деревьями. Вот только человек, несущий автомат, — это одно. А атакующая подводная лодка «Портленд» — совсем другое.
Как только изображение полностью сформировалось, Шрамм доложил на центральный пост:
— Посылаю.
В центральном посту на телевизионном экране, установленном над постом управления рулями, появилось отчетливое трехмерное изображение морского дна. Искусственные цвета придали ледяным водам Баренцева моря вид тропиков. Лазурная синева обозначала ровные песчаные отмели; участки с россыпями крупных валунов были вырисованы рыжевато-коричневым цветом; желтый указывал на препятствия средних размеров; кричащий красный цвет предупреждал о высоких подводных горах, представляющих опасность для «Портленда». По мере того как подводная лодка медленно продвигалась вперед, близлежащие предметы исчезали в нижней части экрана, а вверху появлялись новые, более отдаленные. Прямо впереди был нарисованный красным склон, обрывавшийся у «прохода».
Ванн разгрыз последний кубик льда и скомкал бумажный стаканчик, показывая, что повторять не надо.
— Старший помощник, каков ваш план?
В этом вопросе отчетливо послышалось: «Вы еще можете отказаться».
— Мы подойдем ближе и посмотрим, что к чему.
— Если подойти слишком близко, может быть, вернуться назад уже не удастся. Особенно, если течение тянет нас вперед. Вы по-прежнему хотите рискнуть?
— Хочу. Вероятно, русские выбрали для проведения учений время отлива, как раз надеясь на то, что низкий уровень воды закроет для нас залив. Если они уверены, что за ними никто не подсматривает, у нас есть надежда увидеть как раз то, что они не хотят нам показывать. Возможно, что-то важное.
— Важное настолько, что ради этого можно рисковать «Портлендом»?
Ну вот. Поворачивать назад или заглотать приманку?
— В Норфолке считают именно так; в противном случае нас бы не послали. Если есть способ проникнуть в залив, мы его найдем.
Ванн кивнул с непроницаемым лицом, мысленно отметив: «Хороший ответ».
— Ну а потом?
— С противоположной стороны «прохода» глубина залива увеличивается до трехсот футов. Мы убедимся в том, что мы там одни. Если русские направят корабли, мы осуществим их идентификацию.
— А если в архивах не будет данных?
— Мы заберемся под днище и соберем данные для архива.
«Забираться под днище» означало подвести подводную лодку прямо под неприятельскую субмарину; маневр был крайне сложный и опасный. Но, хотя противник не мог слышать тебя, ты сам оказывался в идеальной позиции для того, чтобы записывать его акустические сигнатуры. Мало кому известно, что всем неамериканским подводным лодкам в мире, не важно, дружественных или враждебных государств, обязательно забирались под днище невидимые и неслышимые американские атакующие субмарины. И капитан Ванн был непревзойденным мастером подобных скрытных операций.
— Замечательно, — произнес Ванн тоном, который мог означать как: «Отличная мысль», так и: «Ты сам подписал себе смертный приговор». — Кого вы хотите посадить за управление горизонтальными рулями?
— Чоупер может остаться. За ним присматривает боцман. — Стэдмен сосредоточил внимание на экране над постом управления рулями. — Переложить руль влево на десять градусов. Новый курс сто семьдесят пять.
Подводная гора сместилась влево. Впереди справа по носу показалась новая, еще более высокая. Отдаленный красный хребет вздымался все выше, словно накатываясь волной со стороны горизонта.
— Мы проделывали это с радиобуйками и секундомером, — заметил Ванн. — Приходится переходить от одного к следующему и молить бога о том, чтобы успеть его увидеть, потому что в противном случае можно запросто потерять ориентацию и заблудиться. Тут требуется филигранное мастерство. Это все равно что лететь на бреющем полете и выглядывать из иллюминатора.
Вторая гора также осталась позади. «Портленд» вошел в тесный подводный каньон, дно которого было усыпано песком. Стэдмен не отрывал взгляд от экрана гидролокатора. Изображение быстро менялось. Синего и рыжевато-коричневого становилось все меньше, зато больше желтого и значительно больше красного. Субмарина взбиралась на подводную гору. Вскоре уже не осталось места для того, чтобы развернуться. Не осталось места для маневра. Не осталось места ни для чего; приходилось только надеяться, что значения глубин, которые непрерывно выдавал Уэлли, будут оптимистичными.
Шрамм послал вперед еще один маломощный акустический луч.
— Центральный пост, докладывает акустик. До дна четыреста футов.
Уэлли словно очнулся.
— Впереди стремительно мелеет. — Затем, желая предостеречь Стэдмена и не дать ему посадить «Портленд» на Мурманскую банку, он добавил: — Командир, на этой глубине прохода в залив нет.
— Акустик, говорит центральный пост. Есть какие-нибудь контакты вблизи?
— Центральный пост, докладывает акустик. Контактов нет, — сказал Бам-бам. — Но я начинаю ловить лязг старого буйка у входа в залив.
Якорная цепь, крепившая первый буй у входа в Кольский залив, лопнула во время шторма, и русские, оставив на дне якорь с обрывком, просто заменили цепь. И теперь, при определенном состоянии моря, цепи звенели, словно призрак на чердаке.
«Такое кого угодно с ума сведет», — мысленно отметил Шрамм.
Отрезав лязг с помощью частотного фильтра, он переключился на пассивный широкополосный матричный пеленгатор. На восьмиугольном «водопадном» дисплее тотчас же появилась зеленая линия.
— Центральный пост, докладывает акустик. Есть контакт с пеленгом ноль тринадцать. Судя по шуму винтов, двухвальная подводная лодка. Похоже, большая.
— «Ядерная дубинка», — заметил Ванн. — Скорее всего, «Дельта». Хотя сейчас они в основном ржавеют у причалов и на скалах.
На скалах. Неужели Ванн хочет предостеречь его, чтобы он избавил «Портленд» от такой же судьбы?
— Интересно, почему русские разместили здесь свои «Тайфуны»? Они же размером в три раза больше «Дельты». Для такой огромной подлодки здесь тесновато.
— Вероятно, именно поэтому русские продали свои «Тайфуны» нам.
Стэдмен недоуменно посмотрел на Ванна. Это была шутка?
— Продали?
— Договор оформил Конгресс. Инициатива Нанна-Лугера. Мы заплатили русским за то, чтобы они разрезали свои «Тайфуны», а не распродали с аукциона. Стоимость сделки составила около полумиллиарда долларов. Вероятно, русские накупили на эти деньги море водки.
На что бы ни потратили русские полученные деньги, по мнению Стэдмена, сделка получилась крайне выгодной. «Тайфуны» были самыми большими подводными лодками в мире, размером с авианосец времен Второй мировой войны. Русские считали их неуязвимыми. Кроме того, каждый разрезанный на металлолом «Тайфун» означал, что в мире стало на двести ядерных боеголовок меньше.
— Кажется, мы не напрасно потратили деньги.
— Лично я бы предпочел пустить в одного из этих огромных бегемотов торпеду. Вот тогда я бы точно был уверен, что дело сделано. — Ванн помолчал. — Лучше две торпеды.
— Центральный пост, докладывает акустик. — Это был Шрамм. — Две высокоскоростные цели, обе с тремя гребными винтами. Судя по пеленгу, выходят из бухты Большая Лица.
Большая Лица была одной из бухт, которыми изрезаны берега Кольского полуострова. На физико-географических картах она выглядела совершенно непримечательно, но на картах, обозначавших места базирования ядерного оружия, Большая Лица обозначалась особым знаком, ибо на ее берегах размещались российские военно-морские базы: Андреева, Лопатка и Тюленья бухта, пристанище ржавеющих «Тайфунов».
— Дно быстро поднимается, — тревожно произнес Уэлли.
— Вахтенный офицер, подняться на глубину сто футов.
Стэдмен, не отрываясь, смотрел на экран гидролокатора.
Мурманская банка непреодолимой стеной перегородила путь «Портленду». Покрытые толстым слоем мягкого ила склоны были иссечены глубокими, темными расселинами.
— Право руля. Курс сто восемьдесят.
— Командир, до «прохода» осталось восемьсот ярдов, — доложил Уэлли.
На экране высокочастотного гидролокатора стена поднималась все выше, ее очертания становились все более отчетливыми. Ровное песчаное дно сменилось лунным пейзажем каменных россыпей. Прямо по курсу находился мелководный «проход», стиснутый с двух сторон крутыми стенами, обозначенными тревожно-красным цветом. Монитор показал странную расселину на дне — по сути дела, глубокую трещину с острыми отвесными краями, невероятно узкую.
— Старший помощник, по-прежнему хотите рискнуть? — спросил Ванн.
— Капитан, я бы предпочел дождаться прилива.
— Не сомневаюсь. А как насчет вот этого? — Ванн указал на узкую расселину.
— Она недостаточно просторная.
— Для «ядерной дубинки».
В этих словах Стэдмен услышал глубокое презрение, которое Ванн испытывал к тем, кто служил на больших неуклюжих ракетоносных подводных лодках класса «Огайо». Конечно, кто-то должен был заниматься и этим, однако если бы в этих людях был бы хоть какой-то толк, они бы служили на атакующих субмаринах, разве не так?
— Вы полагаете, «Портленд» сможет протиснуться в эту щель?
— Командуете лодкой вы. Если хотите выслушать мое мнение, я бы сказал, что если вы поведете «Портленд» через «проход», чайки обгадят дерьмом всю нашу палубу. Мы находимся в двадцати милях от четырех из пяти крупнейших русских баз подводного флота. Вы готовы рискнуть «Портлендом», надеясь на то, что русские нас не ждут?
«Рисковать придется в любом случае, — подумал Стэдмен. — «Портлендом», своей карьерой, жизнью четырнадцати офицеров и ста шести матросов и старшин. Банк полон, ставки велики как никогда».
— Полагаю, для мирного времени риск слишком велик.
— Подводные лодки постоянно находятся в состоянии войны. Единственный мирный поход лодка совершает, отправляясь на свалку. До тех пор каждая субмарина, каждый корабль, каждый самолет является для нас врагом. Считайте, что русские думают о нас так же, и вы не слишком ошибетесь.
— До «прохода» осталось триста ярдов.
У Стэдмена возникло ощущение, что вся его жизнь сфокусировалась в одну точку. Все решится здесь и сейчас.
— Двести ярдов, — доложил штурман.
Ванн пристально смотрел на Стэдмена, словно пытаясь разглядеть что-то в глазах старшего помощника.
— Итак?
— Рулевой, — сказал Стэдмен, — переложить руль влево на десять градусов.
Ванн озвучил вопрос, который был на умах у всех:
— Какова глубина?
— Сто восемьдесят футов. Мы идем прямо на щель.
Ванн быстро заговорщически подмигнул Стэдмену.
«Портленд» уходил дальше в глубину. На экране гидролокатора щель расширилась. Стэдмен внимательно изучил ее. Обрывистые края. Дно усыпано камнями.
— Следите за продольным углом лодки относительно курса, — напомнил Ванн.
Только сейчас Стэдмен обратил внимание на то, что стрелка отклонилась вправо.
— Руль вправо на пять градусов, — сказал он. Стрелка продолжала отклоняться. — Право руля!
— Продольный угол! — повторил Ванн. — Боком мы не войдем.
— Дистанция восемьдесят ярдов, — доложил Уэлли. — Течение попутное.
Попутное течение несло лодку прямо на банку. Вдруг до Стэдмена дошло: «В попутной струе воды эффективность вертикального руля снижается!»
Необходимо обеспечить обтекание вертикального руля достаточным потоком воды, и как можно скорее.
— На мостике! Полный вперед! Шевелитесь!
— Боже милосердный, — ахнул Мазила.
Стэдмен протянул руку к тумблеру аварийной тревоги, расположенному над панелью управления балластными цистернами, но Ванн схватил его за запястье.
— Старший помощник, продолжаем игру.
Большой грациозный гребной винт «Портленда» завращался быстрее. Вертикальный руль ухватился за воду. Изображение на экране гидролокатора начало смещаться.
— Так держать, — сказал Стэдмен, хотя все и без этого уже были сосредоточены до предела. — Идем вперед.
«Портленд» вошел в щель, имея запас восемьдесят футов до дна, сорок до одной стенки и девятнадцать до другой.