Тайфун

Глава 36 ТЕРПЕЛИВЫЕ ВРАГИ

«Байкал».

Только Демьяненко опустил Грачева на палубу, чтобы раздраить люк, ведущий из ракетного отсека, как послышался ураганный вой сжатого воздуха, врывающегося в балластные цистерны. Марков поднимал корабль на поверхность, и, если судить по звукам, всплытие должно было получиться очень быстрым. Молодой лейтенант хотел было сказать Грачеву, что скоро они окажутся на открытой палубе под лучами теплого тихоокеанского солнца, но внезапно палуба у него под ногами содрогнулась, вслед за чем донесся отдаленный, приглушенный удар.

Что это было?

Демьяненко провел лучом фонарика по желтым ракетным шахтам вверх до мостика, проходящего посередине отсека, затем обратно вниз. Неужели лопнула балластная цистерна? Молодой лейтенант решил, что здесь он все равно ничего не сможет сделать, и к тому же это не его проблема.

Однако, как выяснилось очень скоро, в этом Демьяненко ошибался.

Главный машинный пост напоминал безвкусный московский ночной клуб, мигающий десятками настойчивых лампочек. В результате аварии оказались перебитыми главные силовые кабели и отводка почти ко всем консолям. Конструкторы «Байкала», как и советская империя, породившая подводного монстра, относились к проблеме централизма очень серьезно. Хотя по всему кораблю были разбросаны местные посты управления, они выполняли лишь вспомогательную функцию. Все основные системы — атомные реакторы, паровые турбины, рули направления и глубины, системы энергоснабжения и пожаротушения управлялись только отсюда. И вот сейчас Гаспарян обнаружил, что ни одна из этих систем ему больше не подчиняется.

Старший помощник по-прежнему сидел в синем кресле. Его руки машинально метнулись к органам управления резервной энергоустановкой. Основные системы жизнеобеспечения «Байкала» можно будет подключить к специальной аккумуляторной батарее, на случай любых непредвиденных обстоятельств надежно защищенной толстыми броневыми листами. Гаспарян не стал бы спорить об этом с Грачевым, но он знал аварийные системы не хуже старшего механика. Старпом быстро переключил тумблер.

Зажглись лампы аварийного освещения, и тотчас же послышался громкий свист. От быстрого перепада давления у Гаспаряна заложило уши.

Только теперь он вспомнил про Федоренко.

— Не делайте этого! — заорал старпом.

Но Федоренко уже открыл водонепроницаемый люк, ведущий в центральный командный пост. Крышка с грохотом ударилась о переборку. Огромный корабль дрожал и качался в водовороте, оставленном взрывом торпеды.

Федоренко бежал из главного машинного поста, разгерметизировав его. Давление воздуха упало, лишив Демьяненко возможности открыть люк в ракетный отсек.

С насухо продутыми балластными цистернами, «Байкал» уже начал подниматься, а когда сорок тысяч тонн приходят в движение, остановить их практически невозможно. Взрыв ста пятидесяти килограммов фугасного заряда под килем лишь придал лодке дополнительный импульс вверх.

Вода несжимаема, поэтому вся мощь взрыва проникла через легкий стальной корпус «Байкала», оторвав листы наружной обшивки, перебив воздуховод, повредив гидравлический привод, замкнув электрические провода. Не выдержав резкой перегрузки, вылетели старые механические предохранители. Однако хотя это были серьезные неполадки, устранение которых потребовало бы много времени и сил, пять прочных корпусов «Байкала» остались целыми и невредимыми, выдержав взрыв, который отправил бы «Портленд» на дно.

Восьмой отсек, расположенный в кормовой части «Байкала», оказался на максимальном удалении от места взрыва. Однако море — терпеливый враг. Оно постоянно ищет любые слабинки, и именно здесь, где массивные гребные валы выходят из прочного корпуса, море ее нашло.

Лейтенант Кузнецов понял, что случилась беда. Через уплотнительные муфты гребных валов в восьмой отсек начала поступать вода. Ударная волна от взрыва, распространившаяся по корпусу, сместила вал, после чего лопнул подшипник, уже поврежденный во время столкновения с айсбергом. Лишившись опоры, массивный стальной вал задрожал словно тонкая ветка, сокрушая остальные подшипники и уцелевшие уплотнительные муфты.

Пять колец из резины и стали размером с покрышки грузовика должны были позволять гребному валу вращаться, при этом не впуская забортную воду, и четыре из них вышли из строя. Оставалась только пятая, последняя муфта, которая никогда не предназначалась для того, чтобы сдерживать океан в одиночку. И вот сейчас вода хлестала в щель между гребным валом и муфтой, и Кузнецов с четырьмя старшинами, обслуживающими отсек, ничем не могли ее остановить.

Лейтенант уже собирался плюнуть на все и выяснить, почему не работают трюмные насосы, но тут воздуховод высокого давления, оторвавшись от переборки над головой, упал и лопнул.

Этот воздуховод, через который управлялась одна из кормовых уравнительных цистерн между прочным и легким корпусами лодки, был толщиной с руку взрослого мужчины. Сильная струя воздуха сдула гаечный ключ с кожуха электромотора. Ключ ударил по сальнику маслопровода, который уже и без того подтекал, и разбил его.

Струя масла под большим давлением хлынула на раскаленный электродвигатель и тотчас же вспыхнула белым пламенем. Подпитываемый воздухом из перебитого воздухопровода, пожар мгновенно разгорелся.

Еще мгновение назад главной опасностью была вода, но теперь это уже был огонь. Огонь и дым. Кузнецов крикнул своим людям срочно оставить отсек, а сам подбежал к пожарному шкафчику и схватил огнетушитель. Сорвав ручку, он направил сопло на огонь.

Как только поток пены иссяк, пламя вспыхнуло снова, ярче и горячее.

Отбросив бесполезный огнетушитель, Кузнецов присоединился к остальным, собравшимся у водонепроницаемого люка. Пожар питался топливом и воздухом, и собственными силами те, кто находился в отсеке, погасить его не могли. Оставалось надеяться только на то, что, задраив люк, удастся перекрыть доступ кислорода, а затем заполнить отсек фреоном, сбивая пламя.

Датчики пожарной сигнализации, регистрируя повышающуюся температуру, тревожно мигали на панели в главном машинном посту — единственные среди обширной равнины темных, погасших консолей.

— Глубина погружения сто метров и продолжает уменьшаться.

Марков ощутил взрыв торпеды ступнями. Он сознательно вызвал торпеду на себя, понимая, что та мало чем сможет навредить огромному кораблю. Все равно что укол булавкой. И все же силы взрыва оказалось достаточно, чтобы в центральном командном посту погас свет. Осталось лишь тусклое свечение циферблатов приборов рулевого поста, стрелки и деления которых были покрыты фосфоресцирующей краской.

Один из мичманов, сидевших у рулевого поста, буквально уткнувшись носом в глубиномер, спокойным голосом докладывал:

— Глубина восемьдесят метров.

Теперь даже у Федоренко появилось оправдание. Еще недавно Грачев мог свалить всю вину на него, но сейчас уже сам Федоренко мог ткнуть пальцем в китайцев. «Это они пустили в нас торпеду!» Марков даже жалел, что Федоренко удастся выпутаться так легко.

— Глубина шестьдесят метров.

Вдруг, мигнув, ожили лампы аварийного освещения, открыв взору на удивление обычную картину. Одна за другой зажглись консоли. Несомненно, это постарался Гаспарян.

— Глубина пятьдесят метров.

«Байкал» продолжал подниматься.

— Рубка показалась над поверхностью!

Высокая рубка поднялась над Тихим океаном, но подводная лодка продолжала всплывать. Скругленное основание рубки, кормовая палуба с отстреленным аварийным буйком, ракетная палуба с открытой крышкой шестнадцатой шахты, кормовые горизонтальные рули. Бронзовые гребные винты в огромных обтекаемых кожухах. Огромная субмарина продолжала подниматься, словно превратившись из подводного корабля в воздушный.

— Корабль всплыл, — доложил мичман-рулевой.

— Какие приборы работают? — спросил Марков.

— Никакие, кроме механического глубиномера.

— Органы управления?

Мичман потрогал штурвалы, понажимал на педали, приводившие в действие вертикальный и горизонтальные рули.

— Ничего не отвечает.

Марков спустил «каштан».

— Шестой отсек, говорит командир. Финогенов, ты меня слышишь?

— Старший лейтенант Финогенов слушает.

— Что с реакторами?

— Оба аварийно заглушились. Я пытаюсь их оживить.

— Не надо. Это займет слишком много времени. Заводи дизели. Нам срочно нужна энергия, чтобы запустить насосы. Вся надежда на тебя.

— Вас понял.

— Гаспарян, ты меня слышишь?

— Слышу, — послышался голос старшего помощника. — Что это рвануло?

— Маленькая торпеда.

— Американцы?

— Нет, наши друзья китайцы. Дай мне Грачева.

— Не могу. Они с Демьяненко по-прежнему во втором отсеке. Крышка люка не открывается. Этот ублюдок Федоренко убежал, разгерметизировав отсек. Я не могу поднять здесь давление.

Федоренко разгерметизировал отсек? Куда смылся этот подонок?

— Ты можешь связаться с ними по переговорному устройству?

— Нет. Но кто-то колотит по переборке. У меня не хватает силы, чтобы открыть люк. С другой стороны слишком высокое давление. А здесь слишком низкое.

Ни вперед, ни назад. Демьяненко и Грачев в ловушке.

— Я возьму людей и приду к тебе. Если понадобится, отожмем крышку люка домкратом.

— Командир, а что делать мне?

— Возвращайся в центральный пост и принимай командование на себя. Вот-вот заработают дизель-генераторы.

В устройство внутренней связи ворвался чей-то испуганный голос:

— Пожар! Пожар в восьмом отсеке!

— Не так быстро, — сказал Марков. — Кто это говорит?

— Лейтенант Кузнецов! Я нахожусь в седьмом отсеке! В восьмом отсеке сильный пожар! Все трубопроводы, ведущие на корму, прогорели. Теперь дым уже и в седьмом отсеке!

Пожар в восьмом отсеке, дым в седьмом. Вода в первом и во втором. Марков прекрасно понимал, что если в подводной лодке где-либо появится дым, рано или поздно он будет везде.

— Убедитесь, что все покинули восьмой отсек, после чего заполните его фреоном.

— Мы не можем остановить воздух! Он подпитывает огонь!

Подачу воздуха не могли остановить ни Марков, ни Гаспарян. Долго сдерживать огонь в восьмом отсеке не удастся.

— Всему расчету восьмого и седьмого отсеков перейти вперед.

— Вас понял!

Марков переключил микрофон на громкоговорящую связь, и его голос зазвучал по всему кораблю:

— Говорит командир. Всему личному составу немедленно перейти в центральный командный пост. Не задерживайтесь. Как только последний человек покидает отсек, сразу же задраивайте люки. Это не учебная тревога. Шевелитесь!

В шестом отсеке командир БЧ-6 Финогенов нажал кнопку пуска, пробуждая второй дизель-генератор. Лампы тотчас же зажглись ярче, но возникла проблема с подачей воздуха к огромным двигателям.

Как только «Байкал» поднялся на поверхность, должны были открыться два клапана размером с иллюминаторы, впуская внутрь кислород, необходимый для дыхания дизелей, и выпуская ядовитые выхлопы.

Однако полностью открылся только один клапан, выхлопной. Впускной клапан то открывался, то закрывался, словно подчиняясь собственному разуму. Каждый раз, когда клапан закрывался, мощные двигатели начинали засасывать воздух из отсеков субмарины, создавая такие перепады давления, что у Финогенова звенело в ушах.

Только если держать палец на клавише управления впускным клапаном, будучи наготове при необходимости мгновенно его открыть, будут работать дизели, которые так необходимы командиру для спасения корабля.

Финогенов почувствовал скачок давления еще до того, как его зафиксировали приборы. Он ткнул большим пальцем в клавишу «ОТКРЫТЬ» в тот самый момент, когда дизели начали затягивать воздух из шестого отсека. «Жаль, что нельзя заставить их сосать из восьмого отсека, — подумал Финогенов. — Это хотя бы помогло справиться с пожаром».

Вдруг старший лейтенант увидел тонкую струйку коричневатого дыма, пробивающуюся вдоль кабеля, проходящего через переборку в седьмой отсек. Переборка должна была быть абсолютно водонепроницаемой. Возможно, воду она не пропускает, но остановить дым она не могла.

Из седьмого отсека появились Кузнецов со своим людьми. Их лица были перепачканы сажей. Но Финогенов слышал приказ Маркова. Нельзя оставить свой пост, если командир приказал любой ценой обеспечить работу дизелей.

Отправив всех своих людей вперед, Финогенов задраил люк, ведущий в пятый отсек, и вернулся за консоль управления дизелями.

Почувствовав в воздухе сильный, едкий запах, он поднял голову и посмотрел на воздуховоды.

Оттуда тоже поползли струйки дыма.

В пятом отсеке громко кричал от боли кок Павел. Когда прогремел взрыв, он как раз нес на раздачу кастрюлю с горячим супом. Павел выронил кастрюлю, облив ноги обжигающей жидкостью. Как только по громкоговорящей связи прозвучала команда капитана, моряки схлынули из столовой, словно кто-то выдернул затычку. Павел выскочил следом за ними в коридор, забитый толкающимися, кричащими людьми, которые пробирались вперед и вверх.

Кок уже добрался до средней палубы четвертого отсека, расположенной непосредственно под центральный постом, но тут вспомнил про сверкающие кастрюли и немецкие ножи.

— Куда ты? — окликнул его один из матросов.

— Я кое-что забыл! — крикнул Павел, злясь на себя. — Не ждите меня!

Свободные от вахты матросы, сидевшие и лежавшие в кубриках на четверых, похватали книги, фотографии, теплую одежду и бутылки, запрятанные в тайниках. Они выбежали в коридоры, освещенные тусклыми аварийными лампами, направляясь вперед и вверх. Те, кто отдыхал в кают-компании, побросали журналы и также поспешили в центральный пост. Главный старшина Зубов частенько ублажал друзей серенадами под гитару. Аккуратно уложив инструмент в кофр, он прихватил его с собой и тоже вышел в коридор.

В центральный командный пост вошел торпедист Лысенко. Вместе с тремя старшинами он покинул затопленный торпедный отсек еще до взрыва торпеды. Эти четверо моряков прибыли первыми.

— Хватай складной домкрат, — приказал Марков. — И следуй за мной.

Свет горел ярко. «Молодец, Финогенов», — мысленно отметил Марков. Они с мичманом Лысенко покинули центральный пост и присоединились к Гаспаряну, дожидавшемуся их в главном машинном посту.

Там по-прежнему мигали десятки аварийных лампочек. Датчики пожарной сигнализации в седьмом отсеке горели тревожным красным светом. Однако датчики восьмого отсека, где находился эпицентр пожара, оставались погасшими, что не сулило ничего хорошего.

— Вся электропроводка, ведущая в восьмой отсек, перегорела, — доложил Гаспарян. — Я не могу перекрыть клапаны. Не могу прекратить подачу воздуха. Надо закачать в шестой и седьмой отсеки фреон, но…

— Подожди, пусть Финогенов сначала выберется оттуда, иначе он задохнется. Что с помпами?

— Работают на полную мощность, как ты и говорил.

Достав листок со списком личного состава, Марков протянул его старшему помощнику.

— Выводи всех на палубу. Проследи за тем, чтобы против каждой фамилии стояла галочка.

— Положись на меня, командир.

Гаспарян убрал листок в карман.

— Принимай командование на себя. Пусть все будут готовы в случае чего прыгать на спасательные плоты. Если лодка начнет тонуть, уйдет под воду она очень быстро. Если это произойдет до того, как я поднимусь наверх, закрывайте рубочный люк и гребите прочь, как сумасшедшие. «Байкал» может затянуть вас с собой под воду.

— Александр Владимирович, а ты?

— Если что, я воспользуюсь аварийно-спасательной капсулой. Я привел Грачева сюда, я и вытащу его отсюда. Ступай.

«Ка-25».

Акустик уловил рев взрыва, и летчик вертолета сразу же заметил бурлящее пятно белой пены во встревоженном море. До него было всего около трех километров. Затем в центре пятна появился черный силуэт подводной лодки. Летчик опустил нос своей неуклюжей машины и приказал радисту доложить, что обнаружена всплывшая субмарина.

— Американская? — тотчас же вернулся запрос с «Ханчжоу».

— Подождите.

Подлетев ближе, летчик по огромным размерам лодки, по ее высокой рубке, длинной ракетной палубе понял все. Ничего подобного этой субмарине в мире больше не было. Он повернулся к своему напарнику-китайцу.

— Ты всадил торпеду в «Байкал», твою мать!

«Портленд».

— Центральный пост, докладывает акустик, — послышался голос Бам-Бама. — «Тайфун» получил попадание торпеды. Повторяю, «Тайфун» получил попадание торпеды. Русская лодка продула балласт и поднялась на поверхность.

Тело лейтенанта Чоупера застряло между пустыми креслами рулевого поста и штурвалом, управляющим горизонтальными рулями, отклонив его до отказа вперед, вследствие чего подводная лодка начала стремительно опускаться на глубину. Темное пятно, расплывшееся на спине лейтенанта, роняло ярко-алые капли на чистый, навощенный линолеум палубы. Два матроса, сидевшие за штурвалами, после выстрела вскочили с мест и спрятались за перископами, пытаясь отгородиться хоть чем-то от дымящегося дула пистолета в руке Энглера.

— Кто следующий? — язвительно поинтересовался Энглер. Он повернулся к Скавалло. — Ты?

Боцман Браун и не думал пригибаться или прятаться.

— Сынок, — сказал он, — тебе пора угомониться.

— Ты, старпом, и эта сучка сговорились отдать лодку долбаным русским! А я тебе никакой не сынок, твою мать!

— «Портленд» никто никому не отдает, — возразил Стэдмен. — Это мы сейчас примем на борт экипаж русской подлодки. А не наоборот.

Шестьсот футов. Старший помощник краем глаза видел мелькающие цифры глубиномера. Шестьсот пятьдесят футов.

Ванн недоуменно повернулся к Стэдмену.

— Что вы только что сказали?

Старший помощник медленно сунул руку в нагрудный карман и, достав сложенный листок бумаги, протянул его Ванну.

— От комподфлота Атлантики.

Ванн пробежал взглядом короткое сообщение:

— Центральный пост, говорит акустик. Зачем нам такой дифферент?

Следуйте в Авачинский каньон? Сложив листок, Ванн посмотрел на Стэдмена. Грейбар приказал старшему помощнику вести «Портленд» сюда?

— Тут должна быть какая-то ошибка.

— Да, и совершили ее вы, — сказал боцман.

— В чем дело, твою мать? — взорвался Энглер. — Какая еще ошибка?

— Ты убил старшину Бэбкока, — продолжал Браун. — Это была еще одна ошибка.

Энглер обернулся к Ванну.

— Капитан, Бэбкок пытался меня остановить. В противном случае мне не удалось бы добраться до вашей каюты. Вы говорили, что мы направляемся в Сибирь! Скажите же им!

— Сейчас мы направляемся на дно, и в этом нет никаких сомнений, — сказал Браун. — Отдай пистолет командиру, а потом мы попробуем исправить все ваши глубокие недоразумения.

Энглеру показалось, что палуба, а вместе с ней весь мир уходят у него из-под ног. Все разумные доводы исчезли. Осталась одна ненависть.

— Нам не о чем говорить!

— Тогда выслушай меня, — сказал Ванн.

«Дифферент на нос двадцать градусов, — подумал Стэдмен. — Глубина погружения восемьсот футов». Он взглянул на Ванна, пытаясь определить, видит ли тот, что «Портленд» неудержимо стремится вниз, что море все крепче сжимает его в свой стальной кулак. Только что сошедшая с верфи, подводная лодка могла спокойно выдерживать давление воды на глубине тысяча футов. Но сейчас нос «Портленда» смят, и лишь один люк, закрывающий вход в акустический тоннель, не пускает море внутрь лодки. Рано или поздно что-нибудь обязательно не выдержит.

— Мы оба поступали так, как считали нужным. Мы ошибались. Искренне ошибались, — сказал Ванн. — Обещаю, суд будет непредвзятым.

Глубина девятьсот футов. Дифферент двадцать пять градусов. Стэдмену пришлось ухватиться за поручень над головой, чтобы не сползти по накренившейся палубе прямо на пистолет Энглера.

— Я сделал все это ради вас, — растерянно пробормотал радист. — С самого начала. Вы не откупитесь одним непредвзятым судом, твою мать!

— Энглер…

— Вы сказали мне трахнуть эту шлюху, чтобы она сломя ноги убежала отсюда и больше даже не смотрела на подводные лодки. Это тоже была маленькая ошибка?

Тишину нарушали скрипы, похожий на винтовочные выстрелы треск и стоны корпуса, который сжимала, сжимала, сжимала вода.

«Я была права», — подумала Скавалло.

— Мне насрать на все, — продолжал Энглер. — Я сделал это ради вас. Ради службы. Ради флота, твою мать! Вы получили все, что хотели. Теперь я хочу получить то, что принадлежит мне по праву!

Девятьсот пятьдесят футов. Стэдмен слышал, как корпус «Портленда» жалуется тысячей тихих и не очень тихих голосов. Даже воздух в отсеке приобрел непривычную тяжесть. Каждый вдох требовал дополнительных усилий.

— Никто не приказывал тебе нападать на офицера, — возразил Ванн. — И, тем более, никто не давал тебе права убивать офицера.

— Получается, на Бэбкока вам было наплевать. Но он, впрочем, не был офицером, твою мать!

Тысяча футов.

— Энглер, никто не хочет свалить всю вину на тебя, — сказал Ванн. — Но сейчас нам нужно в первую очередь подумать о том, как вернуть в свои руки управление лодкой. — Он протянул руку. — Отдай пистолет.

— Непредвзятый суд. Это означает, что вы лишь досрочно выйдете в отставку, а я отправлюсь в долбаную тюрьму Ливенворт! Так не пойдет. Я хочу, чтобы все было по справедливости.

Роскошные усы Энглера, мокрые от пота, прилипли к губе.

— Обещаю, я обязательно замолвлю за тебя слово, — сказал Ванн.

Он стоял, протягивая руку ладонью вверх. Его пальцы почти касались «беретты».

— Вы предлагаете мне положиться на ваше слово? Да вы не смогли даже удержать в руках свой мостик, твою мать!

— Отдай мне пистолет!

Глубина тысяча сто футов. Стэдмен почувствовал, как палуба у него под ногами начинает вставать дыбом, сдавленная сминаемым корпусом. Времени на разговоры больше не осталось.

— Энглер, — сказал Стэдмен. — Скольких человек ты успеешь убить, прежде чем тебя разоружат? Ванна, меня, Брауна, кого еще?

— И меня, — вставила Скавалло.

— Молчите! — воскликнул Стэдмен, делая шаг, чтобы заслонить ее собой.

Пистолет Энглера, пометавшись в разные стороны, наконец остановился на Скавалло.

— Ты будешь первой.

— Центральный пост!

От резкого крика Шрамма Энглер вздрогнул.

Шагнув вперед, Ванн схватил пистолет за ствол.

Пока рука командира еще описывала дугу в воздухе, Энглер нажал на спусковой крючок.

Звук выстрела раскатился по всему центральному посту. Ванн отшатнулся назад к консоли управления вооружением, схватил лейтенанта Кифа за плечо, словно пытаясь опереться на него, но затем бессильно опустился на палубу.

Тысяча двести футов!

Радист повернулся к Скавалло.

— Стерва, ты думаешь, что взяла верх? Ты думаешь, что взяла верх?

Он снова поднял пистолет.

— Энглер, нет! — прокричал Стэдмен.

Расхохотавшись, радист приставил пистолет к виску.

— Попробуйте, возьмите меня, — сказал он.

Глядя Скавалло прямо в глаза, Энглер нажал на спусковой крючок.