Тайфун

Глава 23 ЗОНА КОНВЕРГЕНЦИИ

9 августа

«Портленд». Каньон Геральда.

Фельдшер «Портленда» старшина Купер переминался с ноги на ногу перед каютой Ванна с чемоданчиком, в котором лежали лекарства первой помощи. Фельдшер — это далеко не то же самое, что судовой врач, но Купер был обучен лечить все от сердечных приступов до пищевых отравлений, в том числе депрессию, и даже мог выполнять простейшие хирургические операции. Это был невысокий серьезный мужчина в веселых очках в металлической оправе. Его светлые волосы были так коротко острижены, что напоминали белую щетку.

Ванн бежал из радиорубки, таща за собой Купера за фонендоскоп.

Выглянув в коридор, Стэдмен знаком пригласил Купера пройти в центральный пост. Они остановились у навигационных карт, сзади от помоста с перископами. К ним присоединился боцман Браун.

— Что случилось? — спросил Стэдмен.

— Меня вызвал лейтенант Уоллес. Прибежав в радиорубку, я застал командира сидящим у шифровальной машины. Его лицо было серым, покрытым потом. Я спросил, как он себя чувствует, а он, казалось, меня не услышал. После этого я, конечно, решил, что у него сердечный приступ, правильно? Достав фонендоскоп, я начал прослушивать сердце. Оно колотилось, как бешеное. Я спросил командира, где у него болит, а он посмотрел на меня так, словно видел впервые в жизни.

— Зрачки у него были нормальные? — спросил Браун.

— Нет. Я посветил в один глаз, проверяя рефлекс. Командир неподвижно смотрел прямо в луч света секунды две, наверное. И только потом хлопнул меня по руке, отстраняя фонарик. Как будто ему потребовалось какое-то время, чтобы понять, в чем дело. Я предложил проводить его в каюту и подключить кардиограф, но он отказался. Я все равно попытался произвести осмотр, но он выскочил в коридор, таща меня за собой. Захлопнул дверь своей каюты у меня перед носом.

— Радисты только что получили какое-то срочное сообщение из Норфолка, — заметил Браун. — Уоллес пропустил его через шифровальную машину и протянул Ванну. Командир прочитал сообщение и сел в кресло. Уоллес спросил, не нужно ли ему что-нибудь — Ванн молчит. Он повторил вопрос — результат тот же. Ванн не отвечает. Тогда Уоллес подошел к нему, проверяя, не случилось ли что, и как только увидел его лицо, сразу же позвал на помощь.

— Старшина Купер, как, по-вашему, сохранил ли коммандер Ванн дееспособность?

— Несомненно, с ним случился какой-то приступ, но что именно, я сказать не могу.

— Как вы думаете, ему безопасно находиться одному в каюте?

— Вы хотите сказать, возможен ли новый приступ? Не знаю. Я не могу сказать, чем был вызван первый.

— Хорошо. Спасибо, вы свободны.

Фельдшер ушел.

— Что скажете, боцман?

— Мистер Стэдмен, вы много играете в покер? Хороший игрок смотрит на лицо соперника и читает его карты. Играешь с новичком, и рано или поздно всегда наступает момент, когда до него вдруг доходит, что он влип по уши. Поставил на кон больше, чем может позволить себе проиграть, а карты у него никудышные. И это будет видно по его глазам. Губы могут оставаться растянутыми в улыбке, а вот в глазах смертельная пустота.

— Вам уже приходилось видеть Ванна в таком состоянии?

Браун кивнул.

— Если бы мне предложили высказать свое предположение, я бы сказал, что командиру только что сдали такие карты, которые ему совсем не понравились.

Сообщение из Норфолка. Сняв трубку внутренней связи, Стэдмен набрал номер радиорубки.

— Радиорубка, говорит центральный пост. Это старший помощник. Мне немедленно нужна копия срочного сообщения, которое вы только что получили.

— Оно предназначалось лично для командира. — Затем: — С коммандером Ванном ничего не случилось? Я хочу сказать, если он серьезно болен, командование перешло к вам, так?

Стэдмен посвятил много часов изучению «Правил и положений Военно-морского флота Соединенных Штатов». Параграф 2 раздела 1088 главы 10 он помнил наизусть:

— Нет. Командиром «Портленда» по-прежнему остается коммандер Ванн.

«Байкал».

Беликову удалось превратить свой грубый «китовый» гидролокатор в нечто такое, что действительно можно было использовать для управления кораблем. Теперь вместо одной иглы, отмечавшей на бумажной ленте наличие льда по курсу, самописец был оснащен двумя: нижняя рисовала океанское дно, верхняя — нижнюю границу льда. Марков должен был вести «Байкал» между двумя этими линиями.

Командир развернулся в кресле к рулевым.

— Что показывает эхолот?

— Сто метров и повышается, товарищ командир.

«Байкал» уже дошел до устья каньона Геральда, где крутой поднимающийся склон переходил в мелководный континентальный шельф. Подлодка двигалась над равниной, изрезанной оврагами и желобами, направленными в сторону Берингова пролива: самый глубокий из них был известен как желоб Врангеля. Звучное название для русла древней реки, прорезанного в те времена, когда Чукотское море было еще степью, соединяющей Азию и Америку.

Маркову требовалось отыскать желоб Врангеля и пройти по нему, подобно лососю, с трудом поднимающемуся вверх по течению бурной речки. Имел значение каждый метр воды под килем, ибо следующие большие глубины начнутся только на Тихом океане, через три дня пути.

— Подняться на глубину восемьдесят метров. Малый вперед.

Встав, Марков подошел к самописцу глубиномера. Игла, отмечавшая морское дно, поднялась: пятнадцать метров вверх с тех пор, как рулевой докладывал последний раз. Верхняя игла, показывавшая лед, оставалась на месте.

Вдруг и верхняя игла пришла в движение. Поколебавшись, она дернулась, затем начала опускаться вниз.

— Льды, — объявил Марков.

Он был встревожен тем, что глубиномер обнаружил по курсу лед, но в то же время обрадовался исправной работе прибора.

По мере того как «Байкал» приближался к первому ледовому хребту, игла самописца опускалась все ниже и ниже, пока наконец не перешла на горизонтальную прямую на отметке восемь метров. В своем теперешнем состоянии подводная лодка уже не могла проломить такой лед и всплыть, но все же под ним оставалось достаточно простора.

— Рулевой, переложить руль влево на пять градусов. Новый курс сто семьдесят девять.

«Байкал» чуть повел носом на восток. Игла немного помедлила, затем снова начала опускаться вниз. Толщина льда возросла с восьми метров до десяти, потом до двенадцати.

На юг не получилось.

— Переложить руль вправо на десять градусов.

Подводная лодка повернула в сторону более тонкого льда, но промежуток между ледовыми торосами вверху и илистым дном внизу неуклонно сокращался.

Затем толщина льда снова начала расти. Десять метров. Пятнадцать.

— Рулевой, право руля до отказа, курс сто сорок восемь.

Этот курс прямиком вел на остров Врангеля — территорию Российской Федерации, населенную лишь моржами и белыми медведями, которые ими питаются.

— Опуститься на глубину семьдесят метров.

Брюхо лодки окажется в каких-то метрах от дна. Огромная ракетоносная субмарина медленно двигалась вперед. Наконец линия, отмечавшая нижнюю границу льда, прекратила опускаться и начала подъем.

Прошли. «Байкал» выдержал первое испытание.

— Эхолот показывает восемьдесят метров, товарищ командир.

— Держать глубину.

Каких-нибудь десять метров отделяли киль лодки от ила. Это был абсолютный минимум, на который готов был пойти Марков. Командир посмотрел на ленту самописца. Верхняя игла снова начала движение вниз. Когда она прошла отметку двадцать метров, Марков скомандовал:

— Стоп машина!

Впереди была стена.

На этой своеобразной карте было видно, что путь «Байкалу» преградил не один уходящий под воду ледяной хребет, а два. Оставшаяся щель имела в высоту всего пятьдесят метров, из которых сорок были нужны «Байкалу».

— Переложить руль прямо. Самый малый вперед.

Когда подводная лодка проползала под первым хребтом, верхняя игла вплотную подошла к линии, отмечавшей верх рубки. Марков поднял взгляд, ожидая услышать скрежет льда по стали.

Прямо впереди был второй хребет.

— Эхолот?

— Глубина семьдесят шесть метров, товарищ командир.

Возможно, пройденный хребет был худшим, что ожидало «Байкал». Возможно, дорога дальше будет относительно простой. С другой стороны, щель может сомкнуться до глухой стены. Марков снова мысленно повторил приказ: «Пройти в подводном положении через Северный Ледовитый океан и не позднее тринадцатого августа прийти в северо-западную часть Анадырьского залива в квадрат двадцать два, где ждать корабли сопровождения Тихоокеанского флота». До истечения срока оставалось трое суток.

Идти вперед или вернуться?

— Подняться на глубину шестьдесят шесть метров. Самый малый вперед.

«Портленд».

Стэдмен постучал в дверь каюты Ванна. Ответа не последовало. Постучав снова, он собрался уже подергать за ручку, проверяя, не заперто ли, но тут Ванн сам распахнул дверь изнутри.

— В чем дело?

— Сэр, я просто хотел вас проведать, узнать, как вы себя чувствуете. Вы до смерти перепугали лейтенанта Уоллеса.

Стэдмен заметил у Ванна в нагрудном кармане сложенный листок бумаги с сообщением.

— Купер сказал, что со мной все в порядке?

— Он полагает, что с вами случился приступ.

— Он говорит, что я не могу выполнять свои обязанности?

— Нет, сэр, не говорит.

— В таком случае, вот и ответ на ваш вопрос. И впредь без необходимости не беспокойте меня.

Ванн начал было закрывать дверь.

— Командир, было ли в сообщении из Норфолка что-нибудь такое, о чем я должен знать? Какие-либо уточнения приказа, которые нам следует обсудить?

— Мы по-прежнему идем курсом на запад? Акустик ищет шумы подводных лодок?

— Так точно. Бам-Бам сейчас сменит старшину Нибела.

— В таком случае, что еще я могу сделать? — сказал Ванн, захлопнув дверь перед носом у Стэдмена.

Бам-Бам Шрамм опустился в кресло перед экраном шумопеленгатора и скорчил гримасу.

— Терпеть не могу сидеть на теплом сиденье.

Старшина Нибел опустил взгляд на его щиколотки.

— По крайней мере, ты не забыл надеть носки. Как дела на лодке?

— У рулей опять сидит Мазила, — сказал Бам-Бам.

— Этот болван не найдет дорогу к поверхности, даже если ему к заднице привязать воздушный шарик.

— Боцман присматривает за ним. А в столовой крутят Си-эн-эн. — Бам-Бам натянул наушники. — Китайцы настоятельно советуют нам не лезть не в свое дело.

— Да, будет очень плохо, если мы не сможем покупать в универмаге китайские футболки по два доллара за штуку.

— Черт бы их побрал.

— Черт бы их побрал, — согласился Нибел.

Предварительные любезности закончились. Настала пора перейти к делу.

— Есть что-нибудь? — спросил Шрамм.

— Лед, рыболовецкие траулеры у побережья, и уйма биологического шума.

— Креветки хрустят?

— Да, и еще надрывается один кит, который ни хрена петь не умеет.

Послушав звуки, Бам-Бам настроил акустические фильтры.

— Самец голубого кита. — Он вслушался внимательнее. — И звук какой-то искаженный. Как будто проходит через ЗК. — Зоны конвергенции, подводные слои, где звуки изменяют свое направление, отражаются и часто подвергаются искажениям. — Ты определил дистанцию до него?

— Болван, это же кит, — сказал Нибел.

Склонив голову набок, Бам-Бам закрыл глаза.

— Какой-то он странный.

— Говорю тебе, петь он ни хрена не умеет.

Покрутив ручки управления, Шрамм вывел на экран спектр пения кита.

— Только взгляни, — присвистнул он.

Огибающая имела колоколобразную форму, но только крайние частоты слева и справа были словно отрублены топором. А между ними красовались обычные пичкѝ и долины.

— Смотрю, — буркнул Нибел. — Ну и что?

— Ты знаешь разницу между бревном и брусом два на четыре?

— Бревно круглое, а…

— Этот кит квадратный. Взгляни, как обрезан его спектр. У настоящего голубого кита голосина простирается на семь октав. Так что этот кит вовсе и не кит. Это запись.

«Байкал».

Марков смотрел, как игла самописца, отмечавшая нижнюю границу льдов, неуклонно опускалась вниз, и не мог поверить своим глазам. Двадцать метров… двадцать пять… двадцать восемь…

— Стоп машина! — в отчаянии крикнул он.

«Байкал» плутал по лабиринту ледовых коридоров, находя несколько лишних метров свободы в одном месте, теряя в другом. В конце концов подводная лодка оказалась гораздо ближе к острову Врангеля, чем к Берингову проливу. Марков как будто вел старинный парусник против ураганного ветра. Каждый километр вперед давался ценой пяти, а то и десяти, потраченных на рыскание по сторонам.

От устья каньона Геральда Марков повел «Байкал» вдоль русла опустившейся под воду реки на юго-запад. Затем древнее русло повернуло на юг, потом строго на запад. Наткнувшись на непроходимую стену, подлодка повернула влево, отыскала проход и двинулась дальше. Один раз, оказавшись в ледовом тоннеле, который оканчивался тупиком, «Байкал» был вынужден дать задний ход.

Теперь лодка находилась слишком близко к острову Врангеля, и Маркову это очень не нравилось. Если бы она всплыла на поверхность, можно было бы увидеть сам остров, тянущийся черной, неровной полоской вдоль горизонта на юге.

Проход вдоль русла древней реки потребовал от Маркова всего мастерства, всего опыта. Однако в конце концов все усилия оказались тщетными.

Марков чувствовал, что впереди становится свободнее. Желоб расширился до размеров небольшого озера. Появился простор, позволяющий поворачивать, маневрировать; появилась надежда, что худшее осталось позади. Но это было не так, ибо когда «Байкал» подошел к южному берегу древнего озера, желоб, вдоль которого он двигался, сжался до размеров трещины и исчез совсем.

Дороги вперед не было.

К командиру, стоявшему перед самописцем глубиномера, подошел старший помощник. Гаспарян посмотрел на узкую щель между уходящим глубоко вниз льдом и дном.

— Тридцать метров льда?

— Кто знает полярные моря лучше российских моряков? — проговорил Марков, пародируя напыщенный тон Федоренко.

— Что ты ему скажешь?

— Правду, — ответил Марков. — Пойди найди его.

«Портленд».

По мере того как «Портленд» продвигался на юго-запад, пеленг на источник пения странного кита смещался, и наконец Бам-Бам смог определить дистанцию до него: сорок три мили.

Не было ничего странного в том, чтобы услышать под водой на таком расстоянии кита. Голоса настоящих китов разносятся по всему океану; в них присутствуют частоты, которые распространяются очень далеко. Но когда Шрамм переложил вычисленные пеленг и дистанцию на карту, его ждал сюрприз: если расчеты верны, эту запись пения кита прокручивают в районе глубоководного прохода неподалеку от острова Врангеля.

Неизвестный, транслирующий китовую музыку, — кем бы он ни был, — находится именно там, где должна была бы оказаться субмарина, пытающаяся пройти через Берингов пролив в подводном положении. Это подсказал Шрамму не голос науки, а шепот музы, и, подобно истинному художнику, он отнесся к нему очень серьезно. Бам-Бам снял трубку переговорного устройства.

— Центральный пост, это акустик.

— Говорите, — сказал Стэдмен.

— Сэр, мне нужно кое-что вам показать.

«Байкал».

Раздвинув занавески, отделявшие закуток Бородина от центрального командного поста, Марков приказал штурману удалиться.

Бородин вышел, и вместо него появился Федоренко. Марков плотно задвинул занавески.

— Речь идет уже не о предположениях и рассуждениях, — начал он. — В дело вступили факты и здравый смысл.

— Какие факты? Какой здравый смысл? Все эти отговорки я уже слышал.

— Вы видели карту льдов. Вы знаете, какое пространство необходимо нашей подводной лодке для свободного прохода. Покажите мне дорогу.

— Карта показывает, что нижняя граница льдов находится на отметке тридцать метров, а глубина семьдесят восемь метров. То есть остается сорок восемь метров чистой воды. «Байкалу» же требуется всего сорок. Вот вам и дорога.

— Вы хотите, чтобы я провел свой корабль через узкую щель, имея в запасе всего восемь метров? Никто не договаривался доставить «Байкал» ценой собственной жизни. Никто не соглашался на самоубийство, капитан Федоренко.

— Никто не говорит о самоубийстве. Достаточно будет того, чтобы каждый делал все возможное для успеха. И вы в том числе. Есть проход? Есть. Существуют ли основания не попробовать им воспользоваться? Лишь извращенец заранее думает о неудаче порученного ему дела.

— Вы не знаете, что ждет нас за стеной льда.

— И вы тоже. Возможно, это окажется последним препятствием. Быть может, дальше до самого Берингова пролива чистая вода.

— Я моряк, а не политик. Я привык иметь дело с тем, что есть, а не с тем, что может быть. Запаса в восемь метров недостаточно. Это мое последнее слово.

— Вы не боитесь, что вам предъявят обвинения в отказе выполнить приказ? Вам и всем вашим офицерам?

— Командир я. И я отвечаю за все.

— Попробуйте воспользоваться этим доводом, когда настанет пора.

В этих словах прозвучал обвинительный приговор. «Было ли пространство достаточным для прохода «Байкала»? В общем-то, было, но…»

— И не забывайте, — продолжал Федоренко, — мы с вами в одном звании. Я могу взять командование на себя.

У Маркова мелькнула мысль, что произойдет, если он сейчас оставит центральный пост и передаст командование лодкой Федоренко. В этом случае все находящиеся на борту, весь экипаж избранных, подвергнется смертельному риску, а этого Марков допустить не мог. Он снова посмотрел на карту льдов, составленную Бородиным, ища в ней ответа.

— Ну? — нетерпеливо спросил Федоренко. — На север или на юг?

Развернувшись, Марков раздвинул занавески.

— Старпом, переложить руль вправо до отказа. Правая машина малый вперед, левая полный назад.

Гаспарян подтвердил получение команд. Подчиняясь командам Маркова, «Байкал» начал разворачиваться практически на месте. Но куда лодка пойдет дальше? Обратно к полюсу и домой?

— Командир, какой новый курс? — спросил Гаспарян. — На север?

Марков заметил, что Федоренко тоже схватил «каштан», готовый отменить приказ о возвращении домой. Он повернулся к старпому.

— Курс ноль девяносто. Идем на восток.

«Портленд».

Стэдмен отложил наушники.

— И давно вы следите за этим?

— Нибел впервые поймал сигнал в конце своего дежурства. Возможно, это ученые, занимающиеся изучением китов.

— Возможно.

Стэдмен подумал о последнем приказе, в который счел нужным посвятить его Ванн: установить патрулирование и сообщать о местонахождении всех подводных лодок, направляющихся в сторону Берингова пролива или от него. Странный звук исходит из единственного глубоководного прохода, ведущего к проливу, и это не оставляло места для раздумий.

— Бам-Бам, вы проделали первоклассную работу. Мы сходим туда и посмотрим, в чем дело. Если речь идет о корабле, мы сможем это определить.

Сняв трубку внутренней связи, старший помощник набрал номер каюты командира. Раздался один гудок, два, три. Нажав на рычажок, Стэдмен снова набрал номер. Ванн ответил после пятого гудка.

— Командир, обнаружена цель.

— Что за цель?

— Кто-то непрерывно прокручивает запись китовой песни. Сигнал исходит со стороны предполагаемого пути субмарины, которая может пытаться пройти к Берингову проливу в подводном положении. Я считаю, нам необходимо отправиться туда и проверить все на месте.

— Вы предлагаете нам пойти во льды?

— Да, если только в последнем сообщении из Норфолка не отменялся предыдущий приказ.

— Хорошо. Я иду в центральный пост.

С этими словами Ванн повесил трубку.

Бам-Бам посмотрел на Стэдмена.

— Сэр, кстати, а горизонтальными рулями будет управлять лейтенант Чоупер?

Стэдмен понял, к чему клонит старший акустик.

— Было бы очень неплохо, если бы вы идентифицировали источник транслируемой записи до того, как мы слишком углубимся во льды.

— Не беспокойтесь, — заверил его Шрамм. — Я весь превращусь в слух.

«Байкал».

— Товарищ командир, дно продолжает подниматься, — заметил Беликов, следя за иглой самописца, выводящей линию на бумажной ленте. — Пройдена отметка шестьдесят метров.

«Байкал» следовал вдоль неровной береговой линии древнего озера, пытаясь найти дорогу вперед. Каждый раз, как только начинало казаться, что приоткрылась дверь на юг, она тотчас же плотно захлопывалась. Марков повернулся к Федоренко.

— На острове Врангеля есть поселок Ушаковский. Там живут рыбаки.

— К чему вы это мне говорите? — недовольно спросил Федоренко.

— Потому что еще немного — и мы выскочим на мель у них в огородах.

Федоренко хлопнул ладонью по консоли гидроакустического комплекса.

— Мы уже нашли дорогу на юг. Почему вы отказываетесь ею воспользоваться?

— Я не желаю приносить в жертву корабль и экипаж ради того, чтобы ваши друзья в Москве получили комиссионные. Рулевой, переложить руль вправо до отказа.

Гигантская субмарина отвернула от мелководья и направилась к ледовому лабиринту, через который пыталась протиснуться незадолго до этого. При этом «Байкал» лег на курс, который через восемнадцать миль должен был вывести его прямо на идущий навстречу «Портленд».