Посольство Соединенных Штатов Америки.
Пекин.
В дипломатических кругах срочный вызов в министерство иностранных дел никогда не сулит ничего хорошего. Поэтому у военного атташе посольства США в Китае, адмирала в отставке Ричарда Молдина, и кэптена Брэдли Каплана, его помощника по вопросам военно-морского флота, было неспокойно на сердце. Им предстояло выяснить, насколько серьезные проблемы их ждут.
Молдин и Каплан торопливо вышли из трехэтажного здания посольства и направились к черному джипу «Шевроле», застывшему наготове у главного подъезда. Было 12:20 по пекинскому времени. Американских дипломатов ждали в выстроенном в стиле сталинского ампира двенадцатиэтажном кирпичном здании, в котором размещалось министерство иностранных дел Китайской Народной Республики.
Джип плавно отъехал от подъезда и влился в оживленное движение, возвышаясь над роящимися легковыми машинами, мечущимися в разные стороны такси и стаями велосипедов. Хотя пекинские водители славятся своей агрессивностью, сейчас они освобождали путь большому американскому внедорожнику.
— Взгляните, — сказал кэптен Каплан, указывая назад.
За «Шевроле», как на привязи, следовала синяя полицейская машина, не приближаясь и не отставая.
— Это слежка или почетный эскорт?
— Вероятно, и то, и другое.
Он уже провел в Китае достаточно много времени и разбирался, что к чему. За фасадом хаоса ничего не происходило без веских причин, хотя обычно требовалось приложить много сил, чтобы разобраться в этих причинах.
Джип остановился перед зданием министерства иностранных дел. Полицейская машина пристроилась поблизости. В вестибюле американских дипломатов встретил сотрудник департамента отношений с Северной Америкой, который проводил их к Лю Чжеминю, директору департамента.
Лю Чжеминь работал у себя в кабинете. Обстановка в агрессивном стиле датского модерна, казалось, была вывезена целиком из Копенгагена. На полированном письменном столе перед директором лежали два конверта.
Сотрудник ввел американцев в кабинет и закрыл за ними дверь.
Молдин свободно владел официальным диалектом китайского языка, но сейчас он и без слов по лицу Лю Чжеминя понял, что ничего хорошего от встречи с директором ждать не приходится.
— У меня два послания для американского посла, американского президента и американского народа, — начал Лю Чжеминь. — Первое от председателя правительства КНР. Второе от адмирала Цзи Юньшеня, командующего Девятым флотом Народно-освободительной армии.
— Нам понадобятся услуги переводчика? — спросил Молдин.
— Нет, адмирал, не понадобятся, — заверил его директор. — Оба послания очень краткие и написаны легко понятным языком.
Взяв первый конверт, Лю Чжеминь его раскрыл.
«Ну вот, начинается», — подумал Каплан.
— От председателя Китайской Народной Республики президенту Соединенных Штатов Америки. Иностранная интервенция на китайскую территорию будет отражена с применением всех необходимых для этого сил. Терроризм будет сметен с лица земли. — Помолчав, директор поднял взгляд. — Тайвань будет освобожден.
«Это война», — подумал Каплан.
— Господин директор, мы можем получить копию этого документа?
— Вы можете оставить себе оригинал, Ричард.
Лю Чжеминь пододвинул первый конверт.
— А второе послание? — как можно спокойнее произнес Молдин.
Он чувствовал, что сейчас у него на глазах творится история.
Распечатав второй конверт, директор подтолкнул его по гладкой поверхности стола американцам.
Молдин взял конверт. Он оказался на удивление тяжелым, словно находящееся в нем послание было напечатано на толстом картоне. Молдин осторожно открыл конверт, и оттуда выскользнула небольшая прямоугольная пластиковая пластинка. Размером не больше кредитной карточки, но вдвое толще. На одной стороне были нанесены магнитная полоска и ярко-красная полоса, а между ними черный щит, вьющийся белый флаг с голубым косым крестом и мелкий текст по-русски.
— Что это такое?
— Ваши эксперты все вам объяснят, — сказал Лю Чжеминь. — Советую вам как можно быстрее показать им это. Я вас больше не задерживаю.
Молдин убрал оба конверта в чемоданчик, после чего американцы встали и вышли.
— Что это за странная русская карточка? — спросил Молдин, когда дипломаты сели в «Шевроле».
— Можно мне взглянуть? — попросил военно-морской атташе.
Вытряхнув из конверта карточку, Молдин протянул ее Каплану.
— Это флаг Российского Военно-морского флота. Ниже написано по-русски: «Северный флот».
— Зачем китайскому адмиралу идентификационная карточка русского моряка?
— Этот адмирал подводник. По-моему, все это очень важно. К тому же это не идентификационная карточка, — продолжал Каплан. — Это ключ доступа к ядерному оружию одного из кораблей Северного флота. Речь идет или о крупном надводном корабле, или о ракетоносной подводной лодке. — Перевернув карточку, военно-морской атташе указал на строчку крупным шрифтом. — Здесь написано «Учебная».
— То есть это не настоящий ключ доступа, а муляж. Зачем китайцы его нам дали?
— Для того чтобы мы ломали себе голову, у кого настоящий ключ. — Каплан вернул карточку Молдину. — Полагаю, нам нужно срочно пересчитать все русские «ядерные дубинки». — Он взглянул на ключ доступа. — Если одной не хватает, если она попала в руки китайцев…
— Тогда они заберут себе Тайвань, — закончил за него Молдин.
«Байкал».
Полярная впадина.
«Байкал» шел курсом на северо-восток, держа скорость шестнадцать узлов. Субмарина описывала дугу, поднимавшуюся к вершине мира. Марков постоянно держался вблизи границы сплошных ледовых полей, маскируясь за треском и скрежетом торосов.
Лодка находилась на крайнем севере. Здесь земной шар словно сжался в размерах, и «Байкал» пересекал линии долготы каждые четыре с половиной часа, так быстро, что Бородин едва успевал отмечать местонахождение лодки вручную в морском атласе. Мелководное Баренцево море, замерзшие острова архипелага Новая Земля, голое побережье Сибири — все это осталось позади. Повернув налево, лодка меньше чем за сутки дошла бы до Северного полюса. Прямо по курсу в сорока восьми часах пути лежало Чукотское море, а за ним невозможно тесный желоб Берингова пролива.
Но пока что Марков и его люди были совсем одни во вселенной, не менее враждебной, чем вакуум открытого космоса.
Марков следил за пером самописца глубиномера. Три тысячи метров. Четыре тысячи. Под килем «Байкала» было почти пять километров воды. Начиналась Полярная впадина, а это означало, что настала пора произвести еще одну последнюю проверку.
— Здесь слишком тихо, — заметил Марков, обращаясь к акустику.
— А что в этом плохого? — удивился Федоренко.
Он стоял у большого круглого люка, ведущего в кормовые отсеки, на своем неофициальном «наблюдательном пункте» в центральном посту, где, как ему ясно дали понять, его присутствие было ненужно и нежелательно.
В отличие от Федоренко, Беликов понимал, о чем думает Марков.
— Толщина ледового покрова над нами от четырех до шести метров. Глубоководный слой очень холодный и прозрачный.
— Я задал вопрос. Мне кто-нибудь ответит?
Федоренко чувствовал себя официантом, который напрашивается, чтобы его пригласили за стол.
Марков развернулся в кресле лицом к Федоренко.
— В настоящее время мы находимся в самой глубоководной части Северного Ледовитого океана. Завтра мы уже будем идти на мелководье, уворачиваясь от айсбергов. Так что сейчас самое время вслушаться, нет ли поблизости американцев.
— Покинув Кольский залив, мы и так все время ходим кругами. К тому же американцы считают, что потопили нас.
— Я бы на их месте не был так уверен. Поэтому я должен исходить из предположения, что и у них твердой уверенности нет. Прошу меня простить. — Марков взял болтающийся на проводе «каштан». — Бородин, какое у нас течение?
— Попутное, командир. Скорость около полутора узлов.
— Отлично. Рулевой, переложить руль влево на десять румбов. Стоп обе машины. Выдвинуть носовые горизонтальные рули и установить их на подъем пять градусов.
Развернув свою тушу в попутной струе воды, «Байкал» начал медленно подниматься вверх. Ледяная крыша над головой была слишком толстой, чтобы пропускать достаточно света. Вокруг царил смутный зеленоватый полумрак.
— Нос пересекает норд, — доложил рулевой.
— Капитан Федоренко, — обратился Марков, — вы занимались вместе с моими офицерами. Вы готовы принять вахту в качестве помощника вахтенного офицера?
— Если вы объясните мне, что задумали.
— Я разворачиваю лодку по течению.
— Для того чтобы сделать разворот и убедиться, что нас никто не преследует?
— Здесь нам это не поможет. В Северном Ледовитом океане слишком шумно, а американские атакующие субмарины слишком бесшумны. Даже в идеальных условиях наш шумопеленгатор слышит их с большим трудом.
— Вы сами говорили, что шум льдов будет нас защищать.
— Я говорил, что это улучшит наши шансы. Единственная наша надежда что-либо услышать заключается в том, чтобы заглушить двигатели и полностью остановиться. Вода перестанет обтекать корпус лодки, и наш собственный шум станет близок к нулю. — Марков улыбнулся. — Мы превратим «Байкал» в ледоруб. В ледоруб с атомной силовой установкой.
— Товарищ командир, скорость два узла, — доложил мичман, стоящий у руля.
Марков взял микрофон.
— Игорь! — обратился он к старшему механику. — Управляй балластом так, чтобы мы всплывали как можно медленнее.
— Если мы с силой налетим на лед, возможно, мы утонем, — пожаловался Грачев.
— Дедушка, поэтому я и сказал: «как можно медленнее». — Марков повернулся к Федоренко. — Встаньте у глубиномера и докладывайте глубину через каждые десять метров.
— Киль прошел отметку сто метров, — громко произнес Федоренко.
Марков быстро произвел в уме ставшие почти машинальными расчеты.
— Если лед действительно там, где считает Беликов, мы уткнемся в него на сорока четырех метрах.
— Киль прошел отметку девяносто метров.
— Беликов, как только мы окажемся под самыми торосами, я начну разворачивать лодку против часовой стрелки.
— Вас понял.
Беликов подстроил приемник шумопеленгатора, чтобы максимально эффективно использовать режим поиска.
— Прошу прощения, — заговорил Федоренко, — но если мы остановили двигатели, как вы сможете выполнить разворот? С помощью маневровых двигателей?
«Байкал» имел два вспомогательных маневровых двигателя, один на носу и один на корме, предназначенных для того, чтобы подводить огромный корабль к причалу.
— Нет, они произведут слишком много шума. А нам нужна абсолютная тишина. Глубина?
— Так как же вы выполните разворот?
— Призвав на помощь море.
— Шестьдесят метров.
— Командир, мы поднимаемся слишком быстро, — с тревогой произнес Грачев.
— Так сделай же что-нибудь, чтобы замедлить всплытие!
— А я чем, по-твоему, занимаюсь?
— Пятьдесят метров!
— Заполняй балластные цистерны! — приказал Грачев.
— Сорок метров!
Грачев попытался заполнить балластные цистерны водой, и над подлодкой поднялся густой занавес пузырьков воздуха. Но было уже слишком поздно. По мере того как «Байкал» поднимался вверх, давление воды уменьшалось, и воздух в цистернах расширялся, выталкивая море с такой же скоростью, с какой Грачев впускал его внутрь.
— Нас несет вверх! Лодка больше мне не подчиняется!
Марков дернул шнурок аварийного сигнала. По отсекам субмарины разнесся громкий гудок, и в это мгновение смятая рубка «Байкала» налетела на лед с резким, громким треском ломающегося дерева. Корабль вздрогнул, накренился и отскочил вниз.
Пальцы Грачева лихорадочно бегали по панели управления балластными цистернами. Теперь лодка стала слишком тяжелой. Старший механик выпустил долгий вздох сжатого под высоким давлением воздуха в носовую и кормовую цистерны, останавливая погружение. «Байкал» на миг застыл на месте, окруженный нимбом всплывающих осколков льда, которые он увлек вниз своей массой. Затем лодка начала снова подниматься.
«Твою мать!» Грачев добавил балласт, замедляя скорость всплытия.
— Ну вот, — сказал он Маркову. — Я продую цистерны в самый последний момент, чтобы нас снова не ударило об лед.
— Киль прошел отметку пятьдесят метров, — доложил Федоренко.
Он стоял, вцепившись обеими руками в стальной поручень.
— Давай, Игорь, — сказал Марков. — Давай!
Послышался рев сжатого воздуха и ворчание воды, выдавливаемой из огромных, словно пещеры, балластных цистерн «Байкала».
— Сорок метров.
Рубка снова уткнулась в лед, однако теперь балластные цистерны были наполовину пусты. «Байкал» прижался к ледяной крыше.
— Лед держит, — доложил Беликов.
Марков поднял взгляд вверх, на панель управления, на датчики, на пучки проводов и изречение в рамке. На смену пугающему стону стали пришел хруст чего-то тяжелого, что тащили по неровной поверхности льда.
— Игорь, убери мощность пара до минимума. Переключись на аккумуляторы.
Лампы в центральном командном посту мигнули, загорелись снова.
— Лодка запитана от батарей, — доложил Грачев. — У нас всего полтора часа до того, как придется снова раскочегаривать котел.
— Вероятно, вы захотите понаблюдать за капитан-лейтенантом Беликовым, — сказал Марков Федоренко. — Теперь он будет главным действующим лицом.
Федоренко встал за спиной у старшего акустика.
Марков прислушался к тому, как его корабль окутывает тишина. Вой турбин утих до шепота. Только вентиляторы системы охлаждения выдавали свое присутствие. Стали слышны щелчки тумблеров, нажатие кнопок, разносившиеся по всему центральному посту. Марков даже услышал, что Беликов простудился и начинает заболевать. Ему говорили, что такая тишина царит на борту американской подводной лодки, идущей полным ходом. Если это была правда, оставалось только диву дивиться.
— Мы начинаем разворачиваться, — доложил мичман-рулевой.
Марков следил за тем, как на цифровом дисплее показание изменилось на один градус. Немного, но каждое такое изменение означало, что сорок с лишним тысяч тонн стали чуть переместились, подчиняясь мягкому, бесшумному потоку воды. Течение со скоростью полтора узла не было слишком сильным, но, приложенного к многим акрам площади корпуса огромной подлодки, его оказалось достаточно.
— Беликов, что там у тебя?
— Пока что ничего.
— Потому что здесь никого нет, — злорадно заметил Федоренко. — Если мы станем ползти такими черепашьими темпами, то и на Тихом океане уже не будет никаких эсминцев сопровождения.
«Вот и хорошо, — подумал Марков. — Незачем нам тащиться в хвосте за какими-то эсминцами». Он предпочел бы идти в одиночестве, затерявшись в бескрайних просторах океана.
— Беликов, ты с этим согласен?
— Пока что еще нет, товарищ командир.
Хороший ответ.
— Продолжай слушать.