— Черт… Черт… Черт! — долблю кулаком в стенку кабины лифта, который поднимает меня на смотровую площадку «Федерации». — Чееерт! — с криком пробиваю металл, распарывая предплечье до самого локтя.
— Сука! Продолжаю орать во все горло. Но не из-за физической боли, нет. Душевной.
Она моя пара! Моя пара! Она… Мать вашу… Моя… Пара!
Сомнений быть не может. Бесспорно. Все мои рецепты точно удвоились, когда я до губ ее дотронулся… Утроились — когда плоти изнывающей коснулся. Да я в себе ее чувствую, словно она пометила меня собой.
Во мне она, прямо сейчас. Аж в груди дьявольски печет.
«Как, сука, так?» Все сотрясается от страха.
Сердце безжалостно кровоточит за грудиной, понимая, что моя пара смертна. Обливается густой, частично отравленной жидкостью и захлебывается от горя.
Блядь… не выпру один… Не выпру…
Кулаки до хруста сжимаю и…
— Мам! — рвется подобие мучительного рычания из сознания.
— Лев! — ответ незамедлительный следует с явным испугом.
— Она моя пара… — выталкиваю с болью, применяя невидимость. Двери лифта раскрылись, а я, сейчас не в лучшем виде с распоротой, окровавленной рукой.
— Как понял? — голос мамы звучит более спокойным. Она даже не целится меня успокоить, знает бесполезно.
Обдумывая, как лояльней ответить, двигаюсь в самый дальний угол, где совершенно нет людей и лбом к стеклу прилипаю.
— ДНК ее ощутил, — только и выдаю, блокируя в себе те чувства, которые испытал при этом.
— Укусил? — летит логичный вопрос, ведь это естественный процесс для партнеров, я бы даже добавил — необходимый.
— Нет, мам, не кусал…
Ловлю себя на мысли, что дышу уже более спокойно. Эмоции понижают градус кипения, что позволяет нормально разговаривать. Понимаю, что Алина Егоровна, каким-то образом влияет на мое сознание. Спасибо ей.
— Лев, — усталый выдох извлекает. — Ты же понимаешь, что в нашем мире, есть смешанные пары, — начинает мама, но тут же останавливается.
Мы оба понимаем, что на данном этапе, существует связь лишь между человеком и полу-оборотнем. И то, в остаточном количестве, ровно до того момента, пока те состарятся. Отец, еще двадцать лет назад запретил строить семьи с людьми. Дабы минимизировать случаи нарушения закона. И ячейка общества, как полу-оборотень в скором времени навсегда исчезнет.
— Переживаешь, что отец не одобрит?
Да, нет… Не совсем… Полагаю, он по итогу просто разочаруется во мне, ведь когда моя половинка…
Черт! Как больно, даже думать об этом.
— Боюсь того факта, что она смертна.
— Думаю, ты рано паникуешь… — только сейчас успокаивает мама. — Уверена, Ева что-нибудь придумает.
Вот совсем не хочу думать о ней. Не верю. Обманула.
«Тебе будет сложно, но ты справишься» — ее фраза, лишь сейчас смысл обретает. И меня бесит по всем фронтам, но уважение к маме, не дает гневу команду на вылет.
— Мне пара! — выталкиваю, чтобы не сказать на эмоциях что-нибудь, о чем позже придется жалеть.
— Сын, — тормозит меня мама, — Я всегда поддержу тебя и… и все, чем ты делишься, только между…
— Я заною… — останавливаю ее волнение. — Спасибо!
Рината
Он ушел.
Он просто взял и ушел, в самый откровенный… самый интимный для моего существа момент, которого я всеми правдами и неправдами старательно пыталась избежать.
Тук-тук…Тук-тук… — угнетающая тишина исключительно мужского пространства, нарушается раскатистым стуком моего сердца.
Первое, что хочется сделать — бежать. Бежать, не смотря на строгий приказ, прозвучавший перед оглушительно громким хлопком дверью.
Останусь лежать на месте — умру. Это все, что сейчас выдает мое сознание.
Резко отрываюсь от дивана и закусив губы до крови, со злостью одергиваю невыносимо задранное платье вниз.
«Что я наделала? Как подобное допустила?» Мечусь, словно душевнобольная по пустому пространству туда-сюда.
«Стыд то какой!» Глаза закрываю, головой мотая.
Дура. Доверилась. Открылась. А он, своим спонтанным побегом… Растоптал. Унизил. Оскорбил.
Дикие всхлипы отчаяния так и рвутся из глубины души наружу. Больно. Очень больно, несмотря на то что, небольшая часть его души во мне разливается и вроде как сил придает. Намеренно удерживаю рыдания, закрывая рот трясущейся ладошкой. Секунда… вторая… третья… и теперь уже просто задыхаюсь как рыба, вытянутая из водоема.
Обида. Смущение. Смятение. Все… Все наваливается бетонной плитой и придавливает мою стойкую самооценку к полу.
Я понятия на имею, что произошло. Да и, как распознать то злобное «не верю», тоже не в силах.
Может, он почувствовал меня? Каким-то образом прикоснулся к моей черной душе и теперь знает, что я внутри темнее? Что у меня есть секреты.
Ненавижу это.
Боже…
Воспоминания мощной лавиной врываются в мое сознание, напоминают, как мое тело попрошайничало, молило, нет… требовало его прикосновений, в то время, пока разум отчаянно боролся с физиологией, пытаясь напомнить, почему я здесь. Все безрезультатно. Когда Лев так близко, совершенно невозможно вспомнить даже собственное имя.
Это неправильно. Недопустимо.
Желчь потянулась по задней стенке моего горла, когда я с гордостью вслух проговариваю:
— Никогда. Никогда больше не позволю себя касаться. Никому.
Больно.
Я едва сдерживаю фонтан слез. В груди с такой силой все сжимается, что кажется, я сегодня все-таки задохнусь.
Не выдержу больше. Нет…
Торопливо направляюсь к выходу. Распахиваю дверь и буквально влетаю из небольшого коридора в лифтовый холл. Жму все кнопки подряд. Нервно сжимаю холодные пальцы в кулачки и жду. Несносно долго жду. Такая высота, тысячи квартир, загрузка баснословная.
Несколько минут проходит с момента вызова и я, наконец, слышу характерный звук, приехавшей на этаж кабинки.
Слава богу!
Поворачиваюсь к предположительно спустившемуся лифту, но тут же замираю на месте, увидев меж раздвигающихся дверей Темного.
Мысли врассыпную пускаются, как только мозг подтверждает его личность, и мне, которая должна бежать со всех ног, приходит в голову команда влиться в мраморный пол и молчать.
Наши взгляды намертво прикованы друг к другу, в его читается гнев в, моем несомненно, страх, потому как, боковое зрение цепляет окровавленную руку Льва.
Не понимаю, что происходит со мной в этот самый момент, но… вся ненависть, обида и злость на этого человека, моментально испаряется, вытягивая наружу бешенное беспокойство и ума лишающее переживание.
— Что случилось? — только и выдаю, за секунду до того, как Лев совершает стремительно быстрый шаг ко мне. — Что с рукой? — зрачки от страха расширяются, я прекрасно понимаю, чем сулит подобная рана.
— Все хорошо, Рината! — уверяет спокойным тоном. — Не о чем беспокоиться… — его голос, заметно отличается от той ярости в глазах.
Разве такое возможно?
— Но… но у тебя рваная рана… Зашивать нужно… — почти заикаюсь от дрожи, бушующей внутри меня. Ловлю себя на мысли, что впервые реагирую подобным, панически обеспокоенным образом. По идеи, характерная рана, столь ошарашенные эмоции в жизни не вызывала, но сейчас… Взгляд самостоятельно концентрируется на кровавом порезе, я, просто в панике биться начинаю, точно его жизнь минутами определена.
— Ничего страшного, поверь… — говорит, заводя руку за спину, пряча от меня, а потом… Потом, еще больше сокращает расстояние между нами и… — Ты почему вышла из квартиры?
Все мое беспокойство за его здоровье к чертям собачим летит, прямиком в подземелье, а взамен, те же черти, злобу в пересмешку с обидой торопливо возвращают. И если секунду назад мне плакать хотелось, то теперь — истерически кричать. Но…
— Подышать! — точно плетью высекаю, останавливая внутренний крик.
Как говорил папа, «Кричишь — показываешь слабость». А я, далеко не слабый духом человек.
— Пожалуйста, вернись в квартиру и постарайся отдохнуть, мне уехать нужно… Это очень важно.
И ни одного объяснения, что же все-таки произошло на том диване.
Понимаю одно — выйти из этой, долбаной «Федерации» самостоятельно, я точно не смогу. Ехать с ним не хочу, даже если, предстоит возможность вернуться обратно в больницу.
Мне необходимо уединение с собой и полнейшая тишина.
— Хорошо, — не меняя тона отвечаю, глубоко проглатывая свою обиду. — А ты, приведи в порядок руку, — все же не выдержав добавляю перед тем, как двинуться с места.
— Стой! — летит в спину хриплая команда, и ноги, точно не мои, останавливаются беспрекословно подчиняясь.
Черт!
Неправильно! Неправильно! Ну, неправильно же… Отчаянно посылаю сознанию тревожные сигналы, а сама продолжаю стоять как влитая.
Спиной чувствую, как Лев медленно приближается, словно сам не уверен в своих действиях, словно борется внутренне с собой. Вопреки всему, встает позади и мучительно медленно склоняется к моей шее.
Боже…
Снова дрожать начинаю, ощущая волнующее, перебивающее сомнение дыхание.
— Я не хотел обидеть, клянусь, — обдает дыханием чувствительную шею, — Просто… — замолкает на время, пока обхватывает меня под грудью здоровой рукой и притягивает к себе. Господи, дай мне сил! — Просто, есть некие обстоятельства, которые меня до ужаса пугают.
Всем телом чувствую, как сильно напрягаются все его мышцы. Сглатываю пересохший комок в груди и…
— Например? — выталкиваю дрожащим голосом. Боже, ноги предательски подкашиваются.
— Например, что что я голову теряю рядом с тобой… — транслируя это, его нос слегка касается шеи и жадно втягивает запах моей кожи. — Не соображаю… — выдыхает, прижимая меня крепче к себе, лишая доступа к кислороду. — Мне нужно остыть… Подумать… Однако, я не смогу этого сделать, пока твои мысли будут постоянно организовывать побег из моей квартиры.
— Я не сбегу! — отвечаю на полном серьезе, идя на поводу его, как мне кажется, искренних эмоций.
— Хорошо! — заметно расслабляется Лев, ослабляя свои объятия. — Иди, Рината, — тепло его тела покидает мое личное пространств, — Иди и не оборачивайся!