Темный Лев

Глава 22

Рината

Сколько время проходит? Не понимаю. Но в легком дреме подмечаю, что выспалась в кой-то веки. Организм полон сил. Прыгать хочется. Удивительно просто.

Осторожно раскрываю свои подрагивающие веки. Щурюсь.

Свет в полную мощь заливает просторы комнаты и судя по яркости, сейчас уже явно день. Напрягаюсь всем телом, вспоминая последние минуты своего адекватного сознания. Осматриваюсь.

Боже! Я лежу плотно прижата к полуголому телу Темного. И… и моя голова покоится на его израненной руке.

— Ох! — резко отрываю спину от постели и тут же разворачиваюсь, пытаясь обнаружить причиненный ущерб пострадавшей руке.

Концентрирую внимание. Вздрагиваю.

Ни сукровицы, ни кровоподтёка… Все белоснежно чисто.

Да быть такого не может! Головой опешив мотаю.

Я лежала, прям на месте шва и поверьте моему опыту… подобные раны, даже находясь в спокойном состоянии, кровоточат как минимум неделю.

Суетиться начинаю, усаживаясь по удобной. Я прям намерена разбинтовать и все тщательно проверить.

Как только рука касается бинта, Лев резко открывает глаза.

— Доброе утро! — хмурый взгляд обволакивает меня напряженную.

— Как рука? — игнорируя вежливость, интересуюсь у Темного.

— Болит немного! — только и выдает, после чего мои руки ловко начинают развязывать стерильную повязку. — Не надо! — вдруг напрягается, головой мотая.

Перевожу на него тревожный взгляд. Щурюсь. Как это не надо? Болит же…

— Я лишь проверю… — оправдываюсь, продолжая разбинтовывать.

— Рината! — предупреждающий тон, заставляет замереть. — Там ничего серьезного… — накрывает мою руку своей.

— Ну, тогда тебе и переживать не за чем… Ведь так? — озвучивая это, намеренно убираю его руку.

Вот прям чую что-то неладное, аж щемит в груди. Но, все… меня теперь не остановить. Я прям, намерена осмотреть все до единого швы.

С каждым размотанным слоем марли, понимаю, что на месте раны, даже прокладки с пропитанным раствором антисептика не наложено. А когда с руки слетает последний лоскут ткани, и вовсе обмираю на месте.

— Что это? — голос дрожать начинает.

Нет ни швов… Ни раны… Ни даже царапины. Я же не сумасшедшая. Видела рваную рану. Кровь видела, в конце концов.

— Рината… — приподнимается на локти Лев. — Не паникуй… — руку мою берет.

Кокой не паникуй? Внутренности с такой силой дрожат, что дышать едва удается.

— Лев, где рана? — на последнем слоге голос тщетно срывается. Смотрю на идеально ровное предплечье, не моргаю даже. — Что… что происходит? — воздуха катастрофически не хватает. Все застряло где-то в горле и не выходит.

— Спокойно! — лицо мое обхватывает. — Рината, смотри на меня… — вглядывается в мои глаза.

Но это, его «смотри на меня» вдвойне панику разгоняет.

— Лев? — головой отрицательно мотаю. Не могу сообразить, как правильно сформулировать вопрос. Понимаю ведь, что подобное заживление просто физически невозможно. Даже у иных процесс регенерации затяжной, не смотря на бессмертность.

— Я все объясню, — обещание в уши вливает. — Только успокойся! — глаза полны надежды.

И ведь успокаиваюсь… Реально, дышать ровнее начинаю. А Темный, воспользовавшись моментом, еще и к себе притягивает. Кладет мою голову на свою оголенную грудь и слегка поглаживает.

Сумасшедший аромат его тела, мгновенно купирует мои легкие. Перенастраивает их работу, которая позволяет неестественно быстро расслабиться.

— Что со мной происходит? — только и выдыхаю, понимая всю дикость происходящего.

Я, хирург со стажем, в совершенстве владею знаниями анатомии человеческого тела и его процессами жизнеобеспечения, но объяснить свое состояние — не в силах.

— Кто ты? — задаю тот пугающий вопрос, который вертелся на языке долгое время.

Лев

— Кто ты? — слышу дрожащую фразу и, бл…, понимаю, что гипноз больше работать не будет.

Она не отпустит эту ситуацию. Не успокоится.

Черт, какого хрена, так быстро затянулась рана? Я рассчитывал, по крайней мере, к вечеру сдаться…

Те знания, которыми владеет ее головушка, не могут дать четкий ответ, моего мгновенного исцеления. А я не могу врать… больше не могу.

Вдыхаю в легкие, что есть мощи исцеляющий запах и отпускаю ее до муки хрупкое тело. Нехотя поднимаюсь с постили, в которой еще минут пять назад, чувствовал невероятный комфорт, даже несмотря на то, что всю ночь проспал в брюках… А это, скажу вам, впервые в моей кровати… Иду в гардеробную. Сорвав с плечика белоснежную рубашку, быстро натягиваю ее на себя.

Не знаю, зачем так заморачиваюсь… Зачем застегиваю эти гребаные пуговицы, ведь можно просто натянуть майку и все…

Думаю, это все же нервы, которые сейчас на убийственном пределе. Ловлю себя на мысли, что действительно, еле сдерживаю себя и зверя внутреннего. Ведь я сейчас, собираюсь все рассказать… И, вашу ж мать, даже приблизительно не представляю, какой по итогу будет ее реакция.

Однако, несмотря на это, намеренно блокирую выбирающуюся наружу панику и смело захожу в спальню.

Стою перед изумленной Романовой, при полном параде. Как учил отец — все серьезные темы, обсуждаются в надлежащем виде. Глупость, конечно, в моей то ситуации, но… заточенное на правила подсознание делает все как положено.

— Идем в гостиную… — протягиваю руку своей паре и снова мысленно ругаюсь… «Сука, Рината моя пара…» До сих пор это принимается с опаской.

Осмотрю в эти обеспокоенные синие глаза и вот, снова возникает дикое желание успокоить. Разрывает аж всего от необходимости. Каждая, сука, клетка пульсирует и сигналит, заставляя привести ее мятежные эмоции в порядок.

Не дурак, понимаю, если вновь заберу ее тревогу, есть вероятность того, что передумаю выложить всю правду о себе.

— Идем кофе выпьем… — вкладываю в тон столько тепла и заботы, что дрожащая ручонка Ринаты, наконец тянется к моей.

Черт! Искрит в глазах от соприкосновения. Интересно, так всегда будет?

Твою ж…

Маленькая какая. Хрупкая. До жути хрупкая девочка. Обнимаю ее осторожно и, черт, пугаюсь необъяснимо. Ее же сжать до хруста хочется. Впечатать в себя, что есть мощи. Но понимаю, не могу.

Держусь… Черт, как же я держусь.

— Ты же явно не человек… — лихорадочно головой мотает, ставя пустую чашку на стол. Она, как и я просил, покорно выпила сладкий кофе, причем практически залпом. Видно, как нервничает. — Кто же ты, Лев?

Несмотря на то, что ее реакция вполне ожидаема, этот вопрос кажется настолько неожиданным, что я на полминуты из реальности выпадаю. А едва выныриваю обратно на поверхность, неосознанно выдаю:

— Я оборотень-лев, Рината… — выдаю на одном дыхании и замираю, вглядываясь в ее глаза. Сразу поверит? Или после… — Могу показать… — понимаю, что ни хера не сразу.

Она, конечно же, настораживается в ту же секунду. На стуле ерзает, плечом ведет. Видимо переваривает. А потом, осознав услышанное, смотрит с великим страхом на меня во все глаза.

В этот момент, думаю все… Сейчас подскочит. Закричит. В побег кинется. Но, спустя несколько секунд, замечаю, как она все принимает и решительно настраивается, хотя, блядь, даже примерно не представляет, что я именно предлагаю. Да я и сам осознаю всю широту дурости с какой-то оттяжкой. Какого хера, заикнулся, что покажу? Ведь рано еще… Катастрофически рано.

Уже реально хочу тупо взять свои слова обратно, перевернуть пока все в шутку… Как вдруг, Рината, уверенно кивает.

Она, мать вашу, реально кивает…

Это факт долго не получается переварить. Мое сознание все еще мечется в сомнениях.

— Ну, давай, не тормози… — слышу голос Темного, — Покажи ей зверя… — подбивает яростно.

Подумать только… Вот вроде вчера все обговорили с Темным… Сообща приняли решение, как именно действовать будем. Пошагово, мать вашу, полночи план составляли, причем беспроигрышный. И ведь я даже успокоился, полновесно решил идти до конца, сквозь все трудности. Она моя пара и я не в силах этого изменить. Почему ж так трудно сейчас? Что, сука, мешает?

Так ладно, соберись! Поднимаю на нее глаза. Время правды…

— Ты понимаешь, что я сейчас, обернуть в огромного зверя? — пытаюсь донести реальность происходящего. — Ты действительно этого хочешь?

— Да! — вышептывает и снова кивает.

Черт, окончательно опешив, ее решительность изучаю. Как так?

Нет, она безусловно напугана моим предложением, и по идеи это устранимо. Я прекрасно знаю, каким способом можно избавить ее от страха за какие-то доли секунды. Что в принципе и делаю, подхожу к ней и прижимаю ее дрожащую к себе. Но… сука, все равно тревожно…

— Это запрещено нашим законам, — информирую, вдыхая ее запах, словно набираюсь достаточной храбростью. — И чтобы ты понимала, сейчас я рискую своей жизнью, открываясь тебе… — задвигаю медленно, чтобы хрупкое сознание переварило всю гребаную серьезность.

Мне самому все трудно дается. Осторожность и безупречный контроль над зверем, на клеточном уровне заложен во мне, и противится, признаюсь, сложновато.

Твою ж…

Я — непосредственный блюдитель закона, первым в очереди стою за смертью. Дикость.

Сам только сейчас представляю и понимаю, что по совести, еле вытаскиваю. Но по-другому никак. Она должна знать.

— Я никому не расскажу, обещаю! — пищит тоненький до боли взволнованный голосок.

Не смотря на свой страх, она старается держаться уверенной и храброй.

Глупышка…

Даже не понимает с кем имеет дело.

Это внутреннее напутствие — слегка воодушевляет. Во мне треплется надежда, что все же она не испугается моего зверя и примет его как свою неутомлённую часть.

Отстраняюсь от нее. В глаза заглядываю. Красивые… какие же они красивые!

Слишком сильно кроет мое существо. Но, тем не менее, не сводя с Ринаты взгляда, принимаюсь расстёгивать, недавно одетую рубашку.

Обращение, в принципе, секундное. И обычно я никогда не заморачиваюсь раздеванием — перекидываюсь в одежде, зная, что она на мне и останется, приди я обратно в человеческую форму. Но сейчас, мне нужно зрелище…

Крайние пуговицы буквально срываю. Рината молчит, лишь вздыхает периодически. Особо шумно, когда дело доходит до ремня. Не знаю, что там у нее в голове происходит, но по виду кажется, что она в ужас приходит, будто я ее этим ремнем по заднице хлестать собираюсь.

— Передумала? Мне остановиться? — с трудом, но притормаживаю все свои порывы.

Настраиваюсь на тот самый положительный ответ, который для меня будет отрицательным. Однако пугливая Романова удивляет, красноречиво мотая головой, и пока я борюсь с дыханием от нового наплыва эмоций, еще и голосом добавляет.

— Немного страшно… Но мне интересно… Пожалуйста, продолжай…

Ох… Ты ведь даже не представляешь, что это для меня значит!

— Хорошо! — выдаю без надобности и продолжаю…

Наше срывающееся дыхание, шорох моей одежды — это все разрывает воздух, как выстрел снарядов. Я, конечно, вполне мог обойтись без лишней суеты, но разве я, испорченный на всю голову, мог упустить шанс понаблюдать за неподдельным смущением этого чудного личика? Нет. Я приложу максимум усилий, чтобы вытащить наружу все ее истинные эмоции. И это далеко не для личного самоутверждения… Мне просто необходима ее открытая реакция на все мои действия. Чтобы в случае возникновения панического ужаса в ее глазах, заранее сориентироваться и все прекратить. Человеческое сознание — далеко не одно из стойких. Встреча со зверем может психику пошатнуть, не по-детски.

Рината пока с любопытством за мной наблюдает. Не пытаясь скрываться, хотя щеки краснеют, будто огнем пылают. Я тоже не скрываю своего предвкушения. Пока стаскиваю брюки, то и дело ловлю каждую ее реакцию и словно на вкус пробуя, определяю исходную эмоцию.

Знаю точно, эффект неожиданности интимного характера, слега заглушит предстоящий ужас моего обращения и это мне на руку. Если честно, лучше отвлекающего обстоятельства и не придумаешь.

Романова медленно скользит взглядом по моему животу, на паху и вовсе замирает, так как мои пальцы уже подцепляют плотную резинку боксеров.

И несмотря на всю тяжесть нашей сложившейся ситуации она ждет, когда же последняя вещь слетит с моего тела. И мне бы радоваться тем, с каким вожделением она зависает… Вот только и я застываю вместе с ней, теряясь в собственных ощущениях. В кой то веки стыд заполняет мое сознание. Почему стопорюсь, переживая за ее реакцию? Уверен, ниже пояса все в порядке… Да и, не просто в порядке, там колом все стоит.

Черт… Почему я сейчас зацикливаюсь над тем, понравится ли ей мой член, а не над тем, что обращусь в огромного зверя?

По ее искрящемуся взгляду понимаю примерно, уже представляет, что сейчас видит и, черт, имею ли я право лишать удовольствия лицезреть всего себя воочию? Нет! С этой мыслью, не теряя зрительного контакта наконец сдергиваю эти чертовы боксеры.