Тени над Гудзоном

1

Из Питсфилда, штат Массачусетс, Грейн с Эстер поехал после Новолетия в Нью-Гэмпшир. Там, в одном городке, они познакомились с женщиной, которую звали миссис Смайт. Ее нынешний муж — четвертый по счету — владел совместно со своей дочерью и зятем фермой, расположенной на горе. Семья жила в долине, рядом с городком. Мачеха и падчерица постоянно ссорились между собой. Миссис Смайт, французского происхождения, имела небольшой бизнес в сфере недвижимости. Она была одной из тех американок, которые прозябают в маленьких городках, живут с растолстевшими мужьями, напряженно трудятся, читают газеты и книги, играют в бридж и обладают умом и темпераментом дам из большого города. Грейн пришел к ней поговорить об аренде комнаты, и она быстро с ним договорилась. Как это случается с молчаливыми и замкнутыми людьми, Грейн мог в некоторых случаях заводить знакомства быстрее экстравертов. Он видел по ее лицу, что у этой женщины чутье на людские судьбы. Он рассказал ей как бы между прочим, что ищет такое место, где мог бы скрыться от всего мира вместе со своей спутницей. Миссис Смайт сразу же поняла его. Она кивнула и сказала ему:

— Я сама тоже искала этого все годы. Поэтому и ушла жить на этой горной ферме…

Она и Эстер сразу же нашли общий язык. У миссис Смайт был план: в штате Мэн, недалеко от Бетела, есть ферма на продажу. Она не из тех ферм, на которых можно сделать деньги (и уж конечно, не сможет там сделать деньги такой человек, как мистер Грейн). Однако эта ферма словно нарочно построена для людей, желающих убежать от мира. Там есть семьдесят акров земли, старый дом со всякими амбарами и сараями, а также с садом и колодцем. Топить зимой надо углем или дровами. Там есть земля для огорода и достаточно травы, чтобы держать нескольких коров. Можно построить и птицеферму. Главное достоинство этого места — его красота. Все это должно стоить две тысячи пятьсот долларов. Тысячу долларов он сможет получить в качестве ипотечной ссуды. Так что он ничего не потеряет. Если мистер Грейн и его подруга захотят, то она, миссис Смайт, отвезет их туда на своей машине. Эта поездка займет всего-то часа полтора.

Грейн сразу же согласился. По дороге миссис Смайт рассказывала историю этой фермы. Там жил своего рода отшельник, один старый господин со своим слугой-индейцем, который, по сути, был его рабом. Этот индеец ухаживал за своим хозяином, потому что в последние годы жизни тот болел. Индеец работал в огороде и в саду, доил коров, ухаживал за курами и в придачу мазал своего господина терпентином, делал ему массаж, купал его и причесывал. Все считали, что старик оставит ферму в наследство этому индейцу, но он умер, не оставив завещания, и ферма перешла в собственность дочери его брата, которая была замужем за врачом. Индеец бесследно пропал. На ферме осталось все: мебель, книги, посуда. Можно сразу же заселяться и жить. Коров миссис Локхед, жена врача, продала, но коровник есть. Пусть он, мистер Грейн, купит молодую корову и начнет выращивать телят. Это не требует особых навыков. Если ему действительно ничего не нужно, кроме картошки, молока и книг, как он утверждает, то все это можно получить на ферме безо всякого напряжения…

Миссис Смайт говорила быстро и быстро вела машину. Было уже начало октября, но день стоял теплый, как в июле. По обе стороны дороги тянулись луга и фермы, заставлявшие вспомнить о Польше. Даже форма облаков была здесь европейская. Запахи напоминали о болотах, окружавших маленькие польские местечки. Тут и там рядом с домиками они видели поленницы заготовленных на зиму дров. В маленьких прудах плавали гуси, утки. Господи, за все те годы, что Грейн мыкался в Нью-Йорке, он забыл о Божьей природе! Если он даже куда-нибудь выезжал летом, то останавливался в гостинице. Здесь, в штате Мэн, сохранилась старая добрая деревенская жизнь. Здесь можно было забыть о цивилизации со всеми ее сложностями. Сама ферма выглядела в это солнечное утро раем. Правда, дом — старый, мебель — рассохшаяся и покосившаяся, обои — выцветшие, полы тут и там — растрескавшиеся, но зачем ему и Эстер нужна роскошь? Он сразу же заинтересовался библиотекой: этот отшельник читал серьезные книги. Здесь было много научных трудов, хотя и устаревших. Бывший хозяин, видимо, был к тому же богобоязненным христианином, потому что Грейн нашел в доме немало религиозных книг. Земля была каменистой, скальной, но кругом росли разные цветы, а в саду валялись на земле яблоки, которые никто не срывал с деревьев. Неисчислимое множество птиц щебетало и пело. Миссис Смайт сказала, что сюда забредают олени и другие дикие животные. Так что мистеру Грейну придется держать дома ружье…

Эстер начала смеяться и танцевать, когда увидела это имение.

— Мамочки! — воскликнула она. — Я ведь именно об этом мечтала все эти годы!

Сам Грейн не мог поверить, что все это можно получить за две с половиной тысячи долларов, но он вспомнил, что много раз читал о подобных удачных приобретениях. Земля, не приносящая дохода, не имеет ценности на рынке. Миссис Смайт испытала, наверное, укол совести, потому что сказала:

— Ну, мои дорогие, не буду вас обманывать. Зимой такая ферма может выглядеть достаточно дико. Когда идет снег, вы оказываетесь в глуши. Но электричество есть, а телефон можно подключить. И вам, естественно, надо иметь машину. На машине вы доберетесь до ближайшего городка всего за тридцать пять минут.

— Понять не могу, почему ты не взял свою машину, — сказала Грейну Эстер.

— Я оставил ее Лее.

— Вы можете купить подержанную машину, — вмешалась миссис Смайт. — За две сотни долларов я могу уступить вам свою. Ей еще можно пользоваться добрых пять лет, если за ней следить…

Все было сделано за один день. Миссис Смайт отвезла Грейна и Эстер к миссис Локхед, племяннице отшельника, и Грейн дал ей чек на тысячу долларов. Ферму со всем находящимся в ней переписали на имя Грейна. Еще полторы тысячи долларов он должен был выплатить за десять лет. Потом Грейн купил у миссис Смайт ее «форд». Она сама одолжила машину у миссис Локхед.

День прошел, и наступил вечер. Грейн купил в магазине хлеба, сыра, яблок, апельсинов и множество консервных банок с овощами, супами, фруктовыми соками. Они попрощались с миссис Смайт и миссис Локхед. Грейн возвращался в свое новое имение с чувством человека, который сам не верит, что совершил подобное…

2

Вечерние сумерки тянулись долго, дольше, чем в Нью-Йорке. Окна становились все синее, от тишины снаружи звенело в ушах. Одинокая муха жужжала на оконном стекле. Электричество еще не подключили. Грейн купил в лавке свечей. Но он не торопился зажигать их. Эстер лежала на диване. Сам Грейн сидел в старом кресле. Солнце уже зашло, но последние лучи заката еще играли пурпуром. Рядом с фермой проходила дорога, но шли часы, а по ней так и не проехала ни одна машина. Эстер молчала, что редко случалось с ней. А Грейн безмолвно разговаривал сам с собой.

«Здесь обитать буду, потому что возжелал я место это![408] — сказал он себе. — Вот оно! Здесь я остаюсь! Пришло время, чтобы окончились мои скитания…»

До кануна Судного дня оставался один день. Он положил в свой чемодан маленький Танах, а откуда берутся все молитвы, если не из Танаха? Он постился в Судный день каждый год, и этот год не должен стать исключением. Если Бог слышит молитвы человека, он услышит их и отсюда. Среди книг, оставшихся от старика, было «Житие святой Терезы», и теперь Грейн читал эту книгу. Как похожи друг на друга все религиозные люди! Все одинаковое: чувство вины, покорность перед Богом, страх перед грехом, видение Бога в каждой вещи, в каждой мысли! Но как он, Грейн, может сравнивать себя с этой женщиной? Она только говорила о грехах, а он их совершал. Даже то, что он находился сейчас здесь, было «смертным грехом», как это называют католики. Он бросил Лею, он живет с замужней женщиной. Однако когда человек испытывает такое вожделение, от которого не может избавиться, это само по себе Божественное дело. Наверное, есть какой-то предел человеческой свободе выбора.

Он уже готов прожить здесь годы. Он и Эстер. Однако не раскается ли Эстер? Настроение у нее меняется буквально от минуты к минуте. Но Грейн был готов и к этому. Если Эстер уйдет от него, он будет жить один. Сам он уже никуда не хочет уезжать. Он потерпел фиаско в своих отношениях с людьми, а это означает, что он просто обязан быть один. Бывают, наверное, такие души, для которых лучше оставаться в одиночестве. Как сказано: «Пусть одиноко и молча сидит он, ибо Господь возложил на него это бремя».[409] Одиночество — это судьба, это фатум.

Снаружи раздался шорох, как будто там кто-то шел, но сразу же снова стало тихо. На небо вышел месяц, показались первые звезды. Он уехал далеко от Нью-Йорка, но космос сопровождал его в этом пути. Грейн бросил взгляд на Эстер. Она лежала на старом диване, укутанная тенями. Он не видел ее глаз, но чувствовал, что они улыбаются. Грейн сказал:

— Эстер, это наш монастырь.

— Да, ты ведь всегда завидовал монахам.

— А почему не может быть монастырь для монаха с монашкой?

— Да, конечно, все может быть.

Лаконичные ответы Эстер показались Грейну подозрительными. Обычно Эстер произносила длинные монологи. То, что сейчас произошло между ними, потрясло их самих. Все это было сплошным клубком странностей: побег с Эстер в самую последнюю минуту, их приезд в Нью-Гэмпшир и вселение в эту полуразвалюху, расположенную вдалеке от людей безо всякой связи с внешним миром. В книгах Грейн когда-то читал о подобных случаях: про парочки, которые поселились на Аляске, в джунглях Южной Америки или в лесах Британской Колумбии, но это всё были иноверцы, а не евреи. Это были люди, которые любили охоту, рыбную ловлю, которые унаследовали от своих дедов и прадедов дух пионеров-первопроходцев. Еврейские бизнесмены не оставляют своих жен и своего бизнеса, чтобы уехать с какой-нибудь женщиной в джунгли. Поэтому для Грейна и для Эстер эта запущенная ферма в штате Мэн — все равно что какая-нибудь хижина в глухих дебрях Бразилии.

Ясно одно: он не сможет сидеть, ничего не делая. Ему придется здесь работать. Работа является единственным оправданием для жизни такого рода. Но что ему делать? Стать фермером? Найти себе какое-нибудь хобби? Или взяться, наконец, за книгу, которую он когда-то хотел написать? Нет, от написания книги он сейчас дальше, чем когда-либо был. Ему нечего сказать роду человеческому. То, что он делает, — это насквозь личное дело. Никто ничему не может у него научиться. Фактически каждый философ создавал свою философию только для самого себя. Принцип индивидуальности так силен, что сумма идей, подходящая одному человеку, не подходит никому другому. Философия Ницше была создана только для самого Ницше, философия Шопенгауэра — только для самою Шопенгауэра, а философия Спинозы — только для самого Спинозы. Когда одна и та же мысль приходит в голову двум разным людям, она превращается в две разные мысли. Как это сформулировал Лейбниц? В монадах нет окон. Как они могут заглянуть друг в друга? Настоящее знание есть только у Бога. То, что Лейбниц называет монадой всех монад…

Настала ночь. Эстер зажгла свечу и начала хлопотать по хозяйству. Надо было приготовить ужин. В спальне были подушка, одеяло и старые пожелтевшие покрывала. Надо было вымести пыль, проветрить комнаты, обеспечить хотя бы минимум, необходимый для существования двух человек. Каким тусклым казалось пятно света от свечи в этих старых комнатах! Трудно поверить, что это когда-то считалось обычным освещением. В свете маленькой свечки все выглядело мистическим, бессильным, погруженным в какую-то древнюю задумчивость. Тень Эстер падала на стены, на потолок. Трещал сверчок, не полевой, а домашний, который когда-то трещал из-за печки. Грейн сидел и прислушивался к тишине внутри себя. В нем рождались мысли без слов. Этот вечер каким-то загадочным образом связывался с теми вечерами, когда он был еще ребенком и жил с родителями в Варшаве, на улице Смоча. Сверчок пел сейчас ту же самую песенку, которую он пел тогда — щемящее повторение чего-то, чего нельзя ни высказать, ни даже мысленно сформулировать, а можно только слушать. А итог того, что слышишь, таков: есть все — и Бог, и провидение, и кара за грехи, и вознаграждение за добрые деяния, и смерть, и воскресение, и переселение душ, и духи. И превыше всего — Божественная вечность. Грейну показалось, что сверчок говорит ему без слов: «Не грусти так. Здесь есть место и для таких, как ты… Ты — часть плана, ты — часть истории космоса… Есть око, которое смотрит на тебя и видит все обстоятельства, в которых ты оказался, всю твою печаль, всю твою путаницу…» Грейн вспомнил о вечерней молитве, о том, что надо прочитать перед сном «Слушай, Израиль». Ему захотелось помолиться, и он зашептал молитву за Лею…